Молчание.

Я не знал, что мне ответить. Я не хотел целоваться с ним. Нет, не совсем корректно выразился. Я боялся. Он прекрасный человек, я за многое перед ним в долгу, но я ведь не умею ничего, я просто его разочарую. А вдруг я стану ему противен? Со всей моей нерешительностью, неопытностью, да ещё и вечными отказами. Ему бы сейчас найти надёжные отношения, стабильные, интересные, такие, которые удовлетворят его переходной возраст. В почти шестнадцать ему бы динамики, красок. А что со мной? Во мне нет ничего такого, чего ему бы наверняка хотелось. Во мне нет ничего. Но ведь что-то он во мне разглядел? Вдруг я понял, что мне очень не хотелось, чтобы он оставлял меня. Я вдохнул жизнь полной грудью, совершил первые ошибки юности, и всё это под его надёжным теплым крылом, без которого я бы так и не выбрался из-под родительской опеки в цветную и красочную жизнь. Я молчал и смотрел ему в глаза. Вдруг Саша набрал побольше воздуха в грудь и уже собирался сказать, наверное, что-нибудь в духе "если тебе не комфортно или не хочется, я не настаиваю". В глазах, как мне показалось в темном лесу при свете лишь луны и далёких огоньков деревни — сожаление. Неужели по мне так видно, что я ни на что не годный трус? Я, резким движением обвив его за шею руками, подтянулся поближе и прижался своими губами к его. Так, словно я не поцеловал, а просто врезался — быстро и крепко. Чуть осознав это, хотя голова не работала полноценно, я перестал вжиматься так сильно и теперь наши губы легко соприкасались. Мышцу внутри каждой губы жгло от недавнего "удара", а тёплые губы Саши, казалось, вот-вот воспламенят кожу. У него, оказалось, они куда нежнее моих — кто бы мог подумать, что у меня они сухие, колючие и обгрызанные. И как он, видя это, ещё захотел поцеловать меня! У него губы мягкие, теплые, немного пухлые и не имеющие четких границ. Вдруг он шумно выдохнул через нос, опалив мне кожу над губой дыханием. Всё это время он, как задержал воздух, так и не выдыхал. И я почувствовал, что он влажно сминает мои обсохшие корочки рта, чуть делая нажим. Делать было нечего — да и признаться, чего-то иного и не хотелось — я податливо прикрыл глаза и сделал неловкое движение ему навстречу. Оно показалось мне таким неопытным и нерешительным на его фоне, что меня стало волновать: это я такой неумелый и природа обделила меня даром целоваться, или Саша просто в этом деле опытный профессионал? И тут мне сорвало крышу. До поцелуев взасос нам не хватало совсем пустяков. Он оставлял влажные следы своими губами на моих тонких, а я уже цеплялся руками за его лицо, притягивал к себе, не позволяя отстраниться, а он и не думал. Я никогда не понимал, в чем весь кайф целоваться. А с Сашей я будто резко осознал всю интимность, чувственность и физическое выражение чувств. Все поцелуи в щеку или в лоб не сравнятся с одним в губы. Наконец нам стало едва хватать воздуха. Мы шумно дышали через нос, и я, наконец, будучи, пожалуй, поразумнее, отстранился от него, оставляя следы от цепких пальцев на его щеках. Стало заметно, что у меня кружится голова и перед глазами едва не плывёт. Я обвил руками сашину шею. Ещё совсем недавно мне было тяжело смотреть, как он уделяет мне внимание, от страха чуть не трясло, а сейчас я, повиснув у него на руках, после поцелуя, разгоряченно дышу в его плечо, которое то и дело вздымается — ему тоже тесно в лёгких. Я пожалел, что мы поцеловались в темноте, но ведь увидь я его выражение лица, раскрасневшиеся губы, а может, и лицо, мне бы стало не по себе и я бы просто взвыл от смущения. Хотя всё же нет, тоже слукавил — у меня мысленные пощёчины, как мера наказания и терапия одновременно. Меня накрыло необычайное чувство. Казалось бы, просто поцелуй, но за мои 15 лет это было самое интимное и личное, что со мной случалось, и я чувствовал необычайнейшее удовлетворение. И какое-то другое... Ощущение. — Саш? — спросил я не своим голосом. — Да, Ян? — отозвался он. В том, как он обратился ко мне по имени, было больше нежности, чем во всех его "солнышках-цветочках". — Я тебя очень люблю. А зачем я это ему сказал? Ни мне, ни богу, ни уж тем более, Саше, неизвестно. Вертелось на едва живом языке, так хотелось это сказать. Но не кому-то другому, а именно Сане. Ещё незадолго до этого я отчаянно жалел, что не могу влюбиться безумно и до бездумной глупости, желал сбежать от него подальше, а сейчас тычусь ему в плечо, обнимая его, зацелованный, и кажется, самый счастливый на свете. "Наша цель там, где наш страх"? Удивительно правильные вещи иногда глаголит интернет. Когда-то в начале моего возвращения сюда он предлагал мне кофту. Когда я прыгнул в озеро за Аминой. Он предложил кофту мне и я этого не заметил, а когда он предложил ей, я решил, что она ему небезразлична. А ведь кофту-то он предложил изначально мне! Да и ещё ткнул в это носом потом, при одной нашей встрече. И этого я не заметил. Сколько внимания мне было уделено, я не замечал ничего! А как давно он стал уделять это внимание? Вдруг я не замечал чего-то ещё, во что меня не ткнули носом? И за что мне была оказана почесть быть его избранником, ведь есть столько людей в разы лучше меня? Даже та же Амина. Она прекраснейшая девушка во всей нашей компании, и я был бы ничуть не удивлен, если бы Саша ковриком стелился ей под ноги. Или Евгений, если уж мы пойдем по мужскому полу. Да хоть бы Жорик, он ведь Саше очень близок! По крайней мере, был в детстве. Вернее даже, мне так казалось года два, хотя первым его другом был Евгений. Каберский.. Он был бы отличным объектом симпатии, что стоит в него влюбиться? Столько кандидатов на симпатию, и среди них я — победитель. — Я знаю, — на выдохе ответил Саша. Я улыбнулся его самонадеянности, но смолчал, — теперь точно знаю. "Теперь"? Выходит, в безусловности моих чувств его убедил только физический контакт? Хотя и чувства-то не такие безусловные. Приходя в себя, я напоминал сам себе, что все эти ощущения — осадок от поцелуя, не более. Но не суть. То, что Саша во мне сомневался, было, конечно, правильно, но обидно. Наконец у него, видимо, устали руки держать такую кобылицу на руках и он поставил меня на землю. Я был словно ватный, и ноги едва удержали меня, ощутив на себе такой вес. В лес дальше идти было незачем — Саша, видимо, позвал меня сюда, чтобы поцеловать без лишних свидетелей. Мы побрели обратно, и я решил, что домой всё же идти не собираюсь. Пока что. Выйдя из леса, я почувствовал, как мою ладонь оплетают теплые пальцы. Саша, держа мою ладонь, сказал: — Пойдем сначала ко мне? Я к тебе хожу гораздо чаще. Я кивнул и мы пошли за оставленными велосипедами. Сил ехать не нашлось, и обнаружив свою потерю, мы повезли их в руках. Под колесами тихо хрустела галька, камешки отскакивали в стороны. Под безмолвный хруст мы достигли домика сашиной семьи. Выглядит дом несколько ущербно. Голубая краска на досках под крышей и белая на оконных рамах знатно потрескались, сам дом, как можно заметить с первого взгляда, очень старый. Крыша уложена давно и успела порасти мхом. Вокруг дома что-то вроде пустыря, но приглядевшись, узнаешь в нем огород. Трава везде суховата, и единственное, что процветает в этой пустыне — персиковое дерево. За ним явно ухаживают. Мой двор, по сравнению с сашиным — настоящие джунгли. Саша открыл калитку и мы завезли велосипеды во внутрь. Вообще, обычно, чтобы открыть калитку, надо как-то тянуться к этой застежке внутри двора, я на носочки привстаю, но Саше и его длинным рукам и тянуться не пришлось. Войдя в дом, я почувствовал, что здесь значительно душнее, чем в том же лесу. Половицы под нашими ногами скрипели, но Саня, изучивший все уязвимые места пола, шел осторожно, под стеночкой. Я последовал его примеру. Разглядев в темноте коридор, мне стало казаться, что я попал в прошлое — всё было обставленно пустовато (я не очень люблю пустоту, даже больше — терпеть не могу, но тут смотрелось неплохо), но явно старыми вещами. Комод был резной, на нем — зеркало в невероятно красивой раме и много причудливых флаконов с духами. Ещё, насколько это можно было разглядеть в темноте, я угадал в висящих рамах картины. Лестница наверх тоже была крайне специфичная — голубая с резными перилами, как будто из чугуна. Мы поднялись, стараясь не скрипеть, и очутились наверху. Здесь был темноватый коридор, и я осознал, что уже видел его. Правда, он был длиннее. Он мне снился, когда Саша растворился. Сейчас тут было темно, но не узнать я не мог. Я остановился и уставился вдаль, словно наяву видя, как дылда уходит все дальше и дальше, невзирая на стену. Мою руку сжала теплая ладонь Саши. Я сразу вернулся в реальность. Он втянул меня в комнату с слегка обшарпанной и потрескавшейся деревянной дверью. И тут же закрыл. Она скрипнула, щёлкая замком. В комнате было чуть прохладнее — окно в белой облупленной раме было настежь распахнуто. Стоя около двери, держа сашину руку, я обернулся к нему и обнял. После коридора осталось ощущение пустоты в груди, мне хотелось, чтобы сон забылся. Я прильнул к его груди так, словно за моей спиной пропасть. Кажется, я даже прижал его к двери. Всё ещё боясь, что он исчезнет, я зажмурился и прижался ухом к его груди, слушая сердцебиение. А сердце у него живо колотилось. — "Девица графа очень нежно обнимала"? — процитировал Саша. — Да. — Лаконично сказал я. Казалось, мы и впрямь герои этой чарующей лирики. А с каких пор она стала для меня чарующей? — "Утро станет сном и будет вечно длиться ночь"?.. — Нет. Ночь растает и рассвет обрушится на нас суровой реальностью.