Молчание.

— Эй, доброе утро, солнце. Я открыл глаза. До этого я уснул с Сашей под деревом. Черт... Сейчас нет ни намека на хорошее настроение, я чувствую себя, словно меня переехал КамАЗ. — Доброе. — Я разогнул затёкшие ноги. Сколько часов я лежал на Саше? И наверняка у него тоже всё болит, я спал, сидя на нем. Чтобы не мучать молодого человека, я встал. — Как ты себя чувствуешь? — Сравнительно неплохо. — Он встал, и я заметил, что его ноги дрожат. Слишком перенапрягся, да и ещё у меня подстилкой поработал. Бедняга. — А ты как? Вчера я разрушил всю свою былую консервативность, вышел из зоны комфорта, очень много всего позволил Саше, побыл слишком счастливым, чтобы сейчас быть в порядке. Сейчас я чувствую себя, словно меня постирали в машинке. После порки и побега все тело болит. Голова раскалывается. Желудок пустеет и воет от голода, а сердце — от чувства вины. Но не за то, что я нарушил родительские наказы. Сейчас мне некомфортно, потому что я изменил свою жизнь. Осознание, что многое произошло впервые — первые отношения, первые побои, первый побег из дома, первые подростковые протесты. Со мной такое случалось, но сейчас я чувствовал, что особенно испортился. — Хорошо. Непривычно от свободы, но я же с тобой. Саша улыбнулся и встал. Я ожидал очередной тактильности, но он дружески хлопнул меня по плечу, и сказал: — Рад слышать. Как долго планируешь прятаться от родителей? — Два-три дня. Чтобы они успели начать беспокоиться и жалеть о своем решении. На лице Саши вновь расцвела улыбка, но кадык нервно дёрнулся. Я вопросительно взглянул на него, спрашивая, что случилось, но он неверно истолковал мой взгляд: — Опережая твой вопрос, почему не обнимаю, как вчера: во-первых, мне показалось, что тебе это надоело и стало напрягать. — Я кивнул, соглашаясь с его версией. — Во-вторых, я думаю, что у тебя теперь болит тело после вчерашней езды и неудобного сна. Возможно, тебе стоит размяться, потому что нам ещё надо хотя бы куда-нибудь дойти. — Да, ты угадал. Спасибо. — Я выдавил свой мерзкий оскал, и наконец обратил внимание, что я босиком. Как я вчера не заметил? Саша тоже обратил на это внимание и хмыкнул. — Не расстраивайся. Дома у меня поищем тебе обувь, надо только туда доехать в обход. — Не вопрос. За этими домами с лёгкостью. — Я указал ему на продолжение тропинки вдоль реки. Нам, к сожалению, не видно, но метров через пятнадцать она сворачивает налево и уходит за дома. Объехав их, можно объехать всю улицу и заехать со стороны сашиного дома. Мы сели на велосипеды. И да, боль в ногах не исчезла. Мы медленно крутили педали, двигаясь к концу улицы. Вдруг за нашими спинами раздался велосипедный "дзынь", и мы обернулись. За нами ехал Евгений. — Я ехал к мосту, смотрю, вы сидите. — Начал объяснять он. — Ну, думаю, посмотрю за вами. Вы встали и уехали. Куда? Значит, он видел, как я сидел на коленях у Саши. Стыдно. — Дома объезжаем, ко мне едем. Чтобы не проезжать мимо дома Яна. — невнятно объяснил Саша. Евгений открыл рот, дабы уточнить, но я, опередив его вопрос, сказал: — Я вчера убежал из дома. — Ого? — словно спросил Каберский. — Зачем? — Его хотели ещё раз избить из-за меня. — Ответил Саша за меня. — Тебе стоило встать на его защиту, раз из-за тебя. — Нет. — Возразил я. Евгений посмотрел на Сашу, а потом перевел взгляд на меня. — Вы знаете, что очень хорошо смотритесь вместе? Я тебе говорил об этом, — обратился он ко мне, — вы почти идеальная пара. Саша скривился в не самой своей искренней улыбке, а я вздохнул. Кажется, ему тоже не особо нравилось, что нас как-то оценивают. Евгений ещё раз улыбнулся нам и сел на велосипед. — Давайте у меня посидим? Вы ни разу у меня дома не были. — Хорошо. — Согласился Саша. Я молча кивнул, сглотнув. Мы поехали. Педали крутились медленно, потому что мы катились в гору. Евгений выглядел более-менее бодро, а мы с Сашей были немного помятые. Подъезжая к дому Евгения, мы оставили велосипеды снаружи. Ев завел нас в свой дом, и я поразился тесноте. В коридоре было много вещей, которые вряд-ли принадлежали идолу. Саша едва нашел место для своих кроссовок. Евгений взглянул на мои ноги и попросил снять носки. Я послушался. Мы прошли в комнату Евгения. Я почувствовал себя словно в храме. Тут много всякого хлама, но этот хлам принадлежит идолу... Я открыл рот, разглядывая пёструю комнату. То там, то тут висели распечатанные фотографии луны, по центру одной из стен красовался огромный гобелен, а взгляд приковывали огромные пёстрые полки с книгами. За открытой дверью пряталось разобранное окно и знак с автобусной остановки. На столе лежало много всякого хлама и подставка для благовоний. Евгений достал палочку и зажёг. — Я в этом плане как ведьма. Помню, ты их любишь. — Обратился он ко мне. Сейчас Каберский кажется мне домашним, как никогда. Вдруг в комнату зашёл чёрно-белый кот. Евгений тут же, упав на колени с разбегу, подъехал к коту и уложил того на спину. Каберский стал трепать и гладить бедное животное. — Это Сириус. Маленький засранец. Правда, Евгений сейчас такой домашний. Я потушил благовоние и от палочки пошла тонкая струйка дыма. Каберский кивнул нам в сторону кухни и мы сейчас же последовали туда. Солнце заглядывало в окно тесной кухни. Само же окно облупилось и стало белым, но кто-то, видимо, будучи недоволен этой скукой, нарисовал на окне зебру. С противоположной зебре стороны красовался закат. Саша сел на ближайший к выходу стул. Я остался стоять, ведь стул остался один, и было бы некрасиво занять его вместо Евгения. Хозяин дома вернулся, и сразу за ним мелькнул кот. Я отметил про себя лоток у входа. Видимо, Сириус метнулся туда. Евгений уселся на подоконник, взглядом приказав мне сесть на стул. Я, не желая сопротивляться, сел. Каберский поставил чайник и спросил: — Будете пельмени? Саша закивал, а я растерялся. Хоть стой, хоть падай, никогда не ел пельмени. Часто варил их Ярику, помогал лепить маме, но не ел никогда. В мой рацион входят всякие каши и выпечка, из остального я почти ничего не ел. — Вчера было ещё персиковое варенье, — сказал идол, ставя на плиту кастрюлю, — но я его съел, обливаясь слезами. — Он, игнорируя Сашу, обернулся на меня. — Знаешь фильм "Назови меня своим именем"? Я кивнул. Печальная история, и печальнее только то, что Евгений из-за нее не может есть персики. Хотя, это наверняка был сарказм. Когда всё было готово, и мы приступили к трапезе, между Сашей и Евгением развязался увлеченный разговор о том, как же так получилось, что Саша поехал ко мне. Он не сказал, что я в трубку едва не рыдал, и что я от грусти вешался ему на шею. Дылда рассказал всё беспристрастно и без сопливых подробностей, зато невероятно точно. Я, ковыряя вилкой пельмени, заметил, что через забор в окно заглядывает черная голова. Приглядевшись, я узнал Ярика. Он, видимо, заметил велосипеды на выходе. — Ев... гений? — привлек его внимание я. — Да? — Каберский улыбнулся на полную форму имени, считая, что я шучу, но увидев за окном Ярика, он с азартом вскочил и побежал к выходу. Я рванул вслед за ним. Он даже не удосужился впрыгнуть в обувь на ходу, и я последовал его примеру. Евгений молнией слетел в крыльца, в пару прыжков достиг калитки и распахнул ее, словно надеялся убить Ярика этой железной дверью. Яр сильно испугался, а Евгений, увидев его, воскликнул: — Каково на брата стучать, а? — Ярик глядел на него шокировано, и вдруг сморщился. — Еблет попроще, чучело огородное! Мой брат отскочил на пару метров назад, но Каберскому оказался проворнее и бросился на него, как хищник на добычу. Под руку Евгению попалась палка, и он сломал ее напополам о голову Ярика. Мой брат упал на землю и взвыл от боли. Евгений крикнул: — Ян, где тебя били? Я кинулся к Евгению и вцепился в его руку, пытаясь оторвать от брата. За нами поспел Саша, и он, примчавшись к нам, стал вырывать Ярика из "объятий" Евгения. Каберский укусил меня, и я случайно отпустил его. Евгений, видимо, прикинул, что если руки у меня не побитые, то наверняка избито тело и ноги. Толстый обломок той громадной ветки, которой он воспользовался до этого я влетел прямо Ярику в живот. За палкой последовала нога идола. Я, обхватив его обеими руками за плечи, со всей силы потянул на себя и вытянул из драки с Яриком. Это, даже, скорее не драка, а просто нападение. Евгений ещё раз ломанулся к брату, но тут ко мне кинулся Саша, и помог мне удержать идола. Ярик валялся на земле, побитый, и не в силах шевельнуться. — А твой брат после побоев ещё по деревьям лазил и на велике катался, ты, биомуср! — Евгений харкнул в Ярика и попал идеально в глаз. Возможно, со стороны это выглядело забавно, но то, что Каберский как одержимый кинулся на моего брата только из-за того, что он сдал меня отцу, вызывало у меня беспокойство. "Хотя, признаться, внутренне я обрадовался, когда Евгений плюнул ему в лицо" — отметил я, отпуская Каберского. — Хоть слово родителям - и считай, ты уже похоронен у меня на заднем дворе под деревом! — Крикнул Евгений, уходя. — Нельзя его там так просто оставлять на дороге, побитого. — Сказал я. — Да, надо добить. — Оскалился Евгений. — Давайте принесем ему воды и усадим спиной об забор, чтобы он не лежал? — предложил Саша, ища моего одобрения. — Давайте добьём... — В последний раз предложил Евгений, и получив отказ от нас обоих, скрылся в доме. Он вышел со стаканом воды. — Поите его. Но я считаю, что стоит хотя бы чуть-чуть его ещё помутузить. Ян ни в чем не виноват, и он получил больше, чем его брат-предатель. — Да ладно, всё, успокоились. — Саша отнес Ярику воду, героически прощая ему разбитый нос. Меня тронула эта помощь. Саша действительно невероятный. В этом он даже превосходит идола. Сейчас Каберский не казался мне таким идеальным. Саша куда лучше. В этом плане уж точно. Евгений зашёл в дом. Я остался ждать на пороге Сашу. "Променял семью на какого-то мимолётного идиота" — сказал бы мне отец. И я ни о чем не жалею. Саша зашёл на участок и закрыл за собой калитку. Он мигом влетел по лестнице ко мне, и пока Ярик на нас смотрит, тихо попросит меня: — Можно поцеловать тебя у него на глазах? — Поцеловать? — ошалело повторил я. — Извини, не то слово выбрал. В макушку или щеку. Пожалуйста... — Саша взял мою ладонь, не поднимая ее, и погладил, словно пытаясь разжалобить меня. А меня самого ещё его голос разжалобить, я не мог отказать. Боковым зрением я удостоверился, что Ярик смотрит, и с мыслями о том, какая же я тварь, улыбнулся Саше. Он собрал меня в охапку и чмокнул сначала в лоб, а затем и в макушку. Ярик, наверное, не взирая на боль, зашипел от увиденного. И меня это обрадовало. Внезапно захотелось не соответствовать всем ожиданиям моей семьи и стать полным разочарованием. — Спасибо. — Сказал Саша. — За что? — спросил я. — За то, что терпишь всё это из-за или ради меня.