Молчание.

— Ээй-эй-е, братан, доброе утро, — на кровать мне опустилось что-то грузное. Я открыл глаза и увидел Жорика, — Ярик ещё дрыхнет. У вас есть что-нибудь съестное? — Да... Еда есть всегда. Там, вроде, гуляш был. Староват, но есть можно. Мы спустились на первый этаж. Я до сих пор не отошёл от вчерашнего, находиться с Жорой было невыносимо. Я нагрел ему поесть и он с аппетитом принялся жрать. Из уголков его рта вытекала слюна, я подал ему салфетку. Находиться невозможно. Невозможно. Я направился к двери, Жорик поинтересовался: — И куда это мы? — Проветрюсь. — Сказал я, скрываясь за дверью.

***

Сейчас, судя по небу и окружающему миру, часов девять. Я не ношу ни часы, ни телефон, так что время приходится угадывать. Утро встретило меня дружелюбными лучиками солнца. Вернее, для меня это уже день. На небе почти нет облаков, деревья и трава шелестят, солнце светит, люди, недавно проснувшись, подают признаки жизни, бабульки уже во всю бодрствуют. Я вышел к реке. Здесь было прохладно. Спустившись к воде, я увидел такую картину: Саша, лёжа под деревом, спал, заложив руки за голову. Я присел перед ним на колени, запустив руки в траву. У него на лице усы... Не густые, не колючие, совсем редкие и пушистые. Я, чтоб проверить то, как они выглядят на ощупь, коснулся подушечками пальцев волос над его губой. Они совсем мягкие. Каштановый пушок. Я развел пальцы в разные стороны с снова соединил. Мягкие. Я опустил взгляд на Сашины губы. Они были... Очень похожи на те, из сна. Те, которых я касался. Как бы и не фигурные, как у Евгения; немного пухлые, растянутые, с морщинками в уголках рта. Чтоб проверить свои догадки касательно сна, я тронул его потрескавшиеся сухие губы своими подушечками пальцев, чуть царапнув нижнюю губу ногтем. Руки вспомнили это ощущение и отзывчиво заблуждали по трещинкам, изучая их, и делая ощущения из сна более чёткими. Внезапно его рот мягко изогнулся в милой улыбке, но глаза остались закрытыми. Я отдернул руку, словно ошпаренный, а Саня поднял веки и лениво посмотрел на меня полуприкрытыми глазами, улыбаясь. — И как долго ты не спишь? — спросил я, садясь рядом, опираясь спиной о дерево. — Да как ты сел на мою ногу, так я и проснулся. — Он потянулся. — Знаешь, у тебя руки пахнут лавандой и благовониями, — я кивнул, — могу я поинтересоваться, почему? — Просто нравятся эти запахи. — А у тебя есть благовония? — спросил он. — Да. Почему ты спрашиваешь? — я стёр с носка ботинка засохшую грязь, подтянув ногу к себе. — Чтоб ты говорил побольше. Тебе ведь неуютно, когда мы молчим? — я кивнул. — Приятно, что ты понимаешь. — Я поспешил добавить. — И на ногу я тебе не садился, я над ней стоял на коленях. — Ой, правда? А чья же, — он хлопнул себя по коленке, — жопа примостилась у меня на ноге? — Извини, — признал я свою вину, — больше не буду. — Да ничего, — подбодрил меня Саня, — не надо так часто извиняться. Я ведь не ругаюсь. — Это был упрек. — Ой, — отмахнулся он, — скажешь тоже. Это была попытка разрядить обстановку. — Наступила неловкая пауза. Саше тоже она не нравилась. — Ты любишь музыку? — Да кто ее не любит... — Тихо сказал я. — Ты вот, я точно знаю, КиШей любишь, Порнофильмы... Панк рок в целом... — Ну, только русский. Зарубежную вообще не слушаю. — сказал он, садясь ближе. — А у тех групп, которые ты назвал, есть не только жёсткий панк рок. Порнофильмы поют в основном о наболевшем, а вот у КиШей в их сказках встречается и лирика. — Например? — спровоцировал я, предугадывая, что в это число входят "Воспоминания о былой любви" и точно "Медведь". — Я знаю, о каких песнях ты подумал. Есть ещё. "Марию" можно отнести к ним. Хотя, она больше косит на попсу, честно. А вот "Девушка и граф" - стопроцентная лирика. Ты, кстати, чем-то напоминаешь мне эту песню. — Я вопросительно посмотрел на него. Обсуждение любимой музыки распалило в нем воодушевление, а вот я не люблю обсуждать любимых исполнителей. Это уже крайность, если совсем не о чем поговорить. Лучше буду задавать тупые вопросы о жизни, чем говорить о музыке, но глаза у Саши горели, а губы едва сдерживались, чтоб не обрушить на меня свою не идеальную, как у Евгения, улыбку, но милую и затягивающую. Хочется продолжать смотреть. — "Утро станет сном, и будет вечно длиться ночь. —Напел Саня, прикрывая глаза. Голоса у него совершенно нет, но я вслушивался, ловя каждый звук. — Мы одни в огромном тёмном мире. Но закипает сердце!.. — Он сделал голос ниже. — Я смогу тебе помочь! И небеса становятся всё шире..." Красивая песня, да? — я кивнул, желая поддержать его. — А я на какую песню похож? — На "Друг" Дайте танк. — Ой, я знаю эту песню, — он воодушевленно изобразил игру на гитаре, быстро перебирая пальцами, — "Мой друг говорил по-французски, по крайней мере, pardon и merci. Он ездил на велосипеде под саундтрек из фильма «Такси»." Верно? — Да. Вообще, как описание эти строки гораздо больше подходят Евгению, — Саша нахмурился, — но песня написана о тебе. — Если уж и идти по "Дайте танк", то скорее я выбрался из песни "Мы". Мне этот разговор надоедал всё больше и больше. Да, "Девушка и Граф", конечно, хорошая песня, я бы послушал не полностью (желательно в исполнении Саши), но обсуждать музыку — это крайность. Говорить о ней можно долго, но эти разговоры совсем не содержательные. — Хватит о музыке, — взмолился я, — расскажи о себе. — Если уж на то пошло, то давай лучше ты о себе. — Я не хочу говорить о себе, это совсем не интересная тема. — я сложил ладони между коленей. — Расскажи о себе. Я ведь совсем тебя не знаю. — Знаешь. С твоей молчаливой наблюдательностью многое можно разглядеть. — Он сел поближе ко мне и заглянул в глаза, которые я старательно отводил в противоположную сторону. — А я не наблюдательный, но любопытный. Позволь мне быть жилеткой для слез и эмоциональным унитазом. Если ты начнёшь мне рассказывать о себе, то станет легче. Может, даже удастся выговориться. Я отрицательно покачал головой. "Эмоциональный унитаз", так он выразился? Очень подходящее выражение, но я надеюсь, оно не воплотится. Я, глядя ему в глаза, старался не отвернуться. Это означало бы проигрыш в наших гляделках. — Почему? — спросил он, ища ответ у меня в глазах. — Я... — А как это объяснить? "Слушай, брат, я не рассказываю людям о себе ничего, потому что никому не интересно, а когда появился ты и начал выпытывать из меня информацию о моей жизни, у меня отказало сердце, а вместе с ним и мозг"? Так? Людям никогда не был интересен я. Саше в том числе. С чего это он начал так интересоваться? Если я выговорюсь, то буду чувствовать себя виноватым, потому что зачем? Саше не нужна моя жизнь, ему лишь бы поговорить. Я не интересен как личность. — Боюсь. — Насколько мне известно, лет в восемь Ян таким не был. Когда мы только познакомились, он очень много рассказывал о динозаврах, растениях, мифологии. И ему тогда было лет шесть-семь. Он мог в желании поговорить дать Ярику фору. Яр любил общаться, но ему было не о чем рассказать, а Ян знал ещё тогда больше, чем я сейчас. Куда делся тот Ян? — Его задавил страх осуждения. — Я наконец отвернулся. Сдался. — А по-моему того Яна ты задавил сам. Ты настолько долго уступал остальным и врал себе, что так надо, что это в порядке вещей, что это стало правдой. — Он, пытаясь заглянуть мне в глаза опять, подвинулся ещё ближе, но я начал двигаться в противоположную сторону, желая отдалиться. — Ну или тебя задавили росшие амбиции брата. Ну тебе не стоит быть таким. Расскажи мне. Я обещаю молчать о этом при остальных. — Я не буду тебе ни о чем рассказывать. — разговор становился ещё невыносимее, чем о музыке. Зачем я перевел тему? Мысленная пощёчина. Молчи, трепло, заткнись! Твой язык тебе только проблемы приносит! — Жаль. Я очень хотел узнать тебя поближе. Он сел ещё ближе. Мы сидели совсем рядом. Это психологическое воздействие — из-за близости я чувствую себя уязвимее, но ничего не могу поделать с этим. — Ты правда классный, — начал Саша. В голове у меня шумело, — я когда смотрю на тебя, думаю, как тебе тяжело постоянно молчать, хотя тебе есть о чем кричать. — Пожалуйста, хватит говорить обо мне, — взмолился я шепотом, — если не хочешь отяжелять нашего общения, не обсуждай со мной меня. — Тебе стоило бы поговорить о своих проблемах, — настаивал он, — не со мной, так с психологом. — Обязательно. — Не очень уверенно пообещал я. — Что ты сегодня делаешь? — он сидел совсем рядом, я чувствовал запах мужского дезодоранта и травы. — Ну, помимо того, что сидишь со мной. — Ничего особенного. Вещи постирать, дома убрать, яблок собрать. — А как тебе, кстати, персики? — Вкусные. Я, правда, только один съел. Остальные сожрал Ярик. —Хочешь ещё? — спросил он. — Не отказался бы... — Я могу тебе как-нибудь принести. — Спасибо. — Можем к тебе домой сходить, если надоест гулять? — я чувствовал его запах, мне становилось дурно. Нужно было отодвинуться, но я не мог. Не позволял сам себе. — Конечно. — Машинально кивнул я. — Если не хочешь, не соглашайся. — Я хочу. — подтвердил я. — Хорошо. Только давай останемся тут ненадолго, пока не надоело сидеть. Мы замолчали. Наверное, это было лучшее, что мы могли сделать, так как Саша именно сегодня заговорил о темах, напрягающих меня. Он отличный парень, и обычно он ведёт себя иначе. Ну, не напрягает. И хоть он обращался ко мне с лучшими пожеланиями, Саша намеревался воспользоваться отсутствием моего брата, чтоб я сказал, что Ярик плохой. И у него почти удалось. Я испортился. Как я мог допустить мысль, что согласен с тем, что меня "задавили амбиции брата"? Меня никто не задавил, я просто изменился, я по-своему вырос, во мне ничего не разбито. — Ян? — меня передёрнуло. Ко мне редко обращаются по имени. Если обращаются, то либо "эй, ты", либо по фамилии. — Да? — спросил я дрожащим голосом. — Я просто хотел убедиться, что ты откликаешься. Я не выдержал и встал. Было невыносимо находиться рядом с ним. Да, Саня ко мне с наисветлейшими намерениями, от всего сердца, а я его боюсь. Саша наводит на меня страх. Он просто невыносим. Сзади раздался шорох — Саша встал и пошел за мной. Черт! Нельзя было полениться! Просто не ходи на мной, пожалуйста, пожалуйста! Иди домой, я не хочу, уйди! Но Саша все же шел за мной. Я, сглотнув комок в горле, ускорил шаг. На крыльце из своего дома выходила Амина. Она помахала мне рукой, я кивнул ей в ответ. Саша, будучи гораздо выше и быстрее меня, быстро шел за мной, не отставая ни на шаг. Возле своего дома, не желая показаться негостеприимным, я оставил дверь во двор и в дом не запертыми, но когда я почувствовал, что оказался вне поля зрения Сани, ноги сами занесли меня в комнату, а руки закрыли дверь на замок. В доме всё напоминало о вчерашнем разговоре. Да когда же я успокоюсь! Вроде бы, такие пустяки! Войны нет, все живы-здоровы, однако, люди находят мелочи, служащие поводом для панических атак. Я едва не бился в истерике, сидя возле своей кровати на полу. Ко мне пришел Яша и начал тереться о мои ноги. Я обхватил его обеими руками и усадил на колени, гладя дрожащими ладонями по шерсти. Саша, вчерашний день... В дверь раздалось два кратких стука. Я, успокоившись и сделав лицо равнодушным, встал и открыл. Саша смотрел на меня как на больного, которому суждено умереть. Мы долго молчали, глядя друг на друга. Наконец он приставил руку к дверному проему и опёрся о него. — Почему ты ушел? — спросил он очень спокойным голосом. Голос у Саши бархатный. Он не такой, как у Евгения, не как у Ярика, не как у Жорика. Вообще очень отличается. Красивый, не мелодичный, но очень звучный, и такой спокойный... Не смотря на внешнее спокойствие Саши, в его взгляде чувствовался вопрос и беспокойство, а вся поза выражала напряжение. — Я решил, что нам лучше посидеть дома. — соврал я ему в глаза. Я порчусь. Раньше я бы не посмел врать, не краснея. — Сказал бы мне. — его голос звучал всё так же спокойно, но мне показалось, что он не поверил, а глаза все так же спрашивали: "Что случилось?". — Я распереживался, что ты вскочил и рванул домой. — Прости. — Виновато буркнул я. — Я ни в чем тебя не упрекал. Его рука начала спускаться и вдруг замерла в воздухе. Когда я был маленьким, родители таким образом невербально давали мне знать, что меня погладят по голове в знак прощения. Ярика целовали в лобик или макушку. Сейчас всё было иначе — уж по голове меня точно не погладят. А даже если и погладят, не стоит придавать этому значения сейчас. — Проходи. — это было предложение, но прозвучало как просьба. — Можно мне зажечь благовония? — Ты спрашиваешь? Я совсем не против, если ты зажжешь хоть весь дом, я всеми руками за! — Увидев мое недоумение, он добавил. — Всеми руками за благовония. — Как только я достал палочки, он глубоко вдохнул и отметил. — Вот этим у тебя руки пахнут. — я кивнул и зажёг палочку. Отвернувшись, чтоб поставить ее на полочку в подставку, я не заметил как сзади подобрался Саня. — Тут всё тобой пахнет... Очень... Очень приятный запах. Вкусный. Мне никогда не делали комплиментов, и если вдруг кто-то скажет что-нибудь положительное в мою сторону, у меня начинается загрузка: "а что ответить?" Вполне естественно, что после его слов я едва не поплыл. Я стоял и не знал, что ответить. Мы смотрели друг на друга. Я — через плечо, Саша — стоя рядом и ища в моих глазах чего-то. — Пожалуйста, хватит... — прошептал я. К счастью, Саша не переспросил "Чего?", не стал спрашивать, почему, а просто поджал губы и отвёл взгляд. Частично из-за этого я его и боюсь. Из всех моих знакомых это единственный человек, который заботится о моем мнении не из меркантильных намерений, не думая о своем собственном Я. Это меня пугает. Так же, как Евгению не нравится, когда каждое его слово запоминают, так же мне не нравится, когда меня видят. Видят и как личность и насквозь. Страшно. — Теперь моя очередь извиняться? — он выглядел виноватым. — Нет, я ни в чем тебя не упрекал. Я просто попросил прекратить. Ты не виноват. — Ответил я, с горечью отмечая, что сказал в точности как он, и что судя по моим ощущениям, это не утешает. — Чай будешь? — Я пью кофе. — Ответил он, видимо, намекая, что мне стоит приготовить именно его. — Понял, принял, полетел готовить, — глупо ответил я, вылетая из комнаты пулей, — я принесу в комнату! — Сказал я, выйдя. На столе лежала записка от брата, что он уехал в ближайший торговый центр, покупать химию для мойки полов и чистки туалета. Я был только рад его отсутствию, за Сашу он бы точно побил меня. Чайник, к счастью, оказался полный, а вода в нем — кипячёная. Я включил его, только чтобы разогреть. Кофе у нас, к счастью, спустя долгие века поисков, нашелся. Ярик не пьет теплые напитки, я не пью кофе. То, что он оказался у нас — это чудо. На втором этаже, когда я пришел, Саша сидел на моей кровати, сложив ноги по-турецки, разглядывая мою рассаду, и поглаживая сидящего рядом Яшу. — Так много цветов, — сказал он, забирая у меня кофе, — как это всё называется? — Названия растений, или имена, которые я им дал? — Имена? — спросил Саша, когда я сел рядом с ним, подобрав под себя колени. — Там есть фиалка Фрэнсис, фикус Сергей, кактус Евгений, литопсы Егор, толстянка Атаман, бегония Сашенька... — Саша и бровью не повел, услышав свое имя. — Как интересно. У меня был кактус, но он сдох, потому что я в комнате свет не включаю. Я, встав и подойдя к рассаде, продемонстрировал ультрафиолетовую лампу для моей драгоценной рассады. — Вот поэтому они ещё не передохли. На ночь включаю. А так, у меня тоже "аллергия на свет". Пока я выключал подсветку, Саша потянулся за моей кружкой. Когда мы встретились взглядами, он дегустировал мой чай. — Ой, прости, просто он вкусно пах, хотелось попробовать и убедиться, что кофе лучше. — Да ничего. Можешь выпить его, если понравился. — Да не, я просто ещё раз убедился, что кофе гораздо лучше. — Как хочешь. — По привычке буркнул я. — Садись рядом, — попросил он. Я сел, — расскажи что-нибудь из мифологии. Ты ведь ее читаешь? — Ну да... Изрядно увлекаюсь. — пробормотал я, косясь на парочку толстенных книг-кирпичей, собравших в себе почти всю мировую мифологию. — А какая твоя любимая мифология? — Честно, написанная Лавкрафтом. Это писатель двадцатого века. — Пояснил я, зная, что Саша в душе не чает, кто это. — А из народной - скандинавская и греческая. — Расскажи что-нибудь из каждой. — Взмолился Саня. Меня очень смущают просьбы говорить. И последнее время он единственный, кто меня об этом просит. — Знаешь, как бог Эрот наказал Аполлона? — Рассказывай! — Когда бог Аполлон начал насмехаться над маленькими любовными стрелами Эрота, бог любви пустил одну из них прямо в сердце богу света, а другой стрелой, поселяющей ненависть, выстрелил в сердце нимфы Дафны. — Саша кивнул, давая мне знать, что вопросов нет. — Естественно, Аполлон втрескался по уши, а нимфа ненавидела его, и убегая от Аполлона, превратилась в лавровое дерево. С тех пор бог света в знак вечной любви украшал свою голову венком именно из этого дерева. — А почему именно эта легенда? Расскажи ещё, мне интересно. — Почему эгоистов называют нарциссами? — Почему? Это тоже греческое? — Ага. Ну, одного эгоиста, который разбил множество сердец, не считая, что они его достойны, звали Нарцисс. Он был очень красивый. Богиня любви... — Стой, — прервал дылда меня. Я отпил чаю, — богиня любви? Не Эрот? — Нет. У них было много богов, и у одного и того же предмета могло быть несколько божеств. Все почитали разных. — Ну, дальше. Красивый, богиня любви..? — Рассердилась и наказала юношу, пренебрегавшего чужой любовью. Когда он захотел попить воды, наклонившись, он увидел себя и влюбился в свое отражение. А потом так и не смог оттуда уйти, и умер от любви к себе. А на том месте выросли нарциссы. Цветы, а не маленькие его копии. — добавил я, глядя на Сашу, слушавшего меня, как маленькие дети слушают первые сказки взрослых. — Красивая история... Вернее, миф. А ещё? — он наконец вспомнил о кофе и отпил из кружки. — По мнению греков, луна всегда грустит. Каждую ночь богиня Селена проезжала по небу в колеснице, а спускаясь в грот горы Латмы... — Саша наклонил голову набок. — Я сам не знаю, где это. Там, в общем, лежал Эндимион. Юноша, обречённый на вечный сон. Луна очень любила его, но он не слышал ни одного ее нежного слова, которые она шептала ему каждую ночь. А ещё... — Саша все ещё смотрел на меня, не отрываясь, и я продолжил. — Мифы средневековой Европы. Большинство средневековых легенд о богах и их войнах, раздорах, царствах, правилах, но я лучше расскажу тебе более лёгкую историю. Слышал о Летучем Голландце? — Саша закивал, отводя взгляд, словно что-то вспоминая. — Когда капитан пообещал богатому торговцу безопасно довезти его в другую страну, он, ожесточились от золота на его судне, выбросил купца за борт, а тот, утопая, проклял корабль. Теперь моряки были обречены на вечные странствия. Люди верили, что встреча с "Летучим Голландцем" грозит гибелью. Они описывали это как судно со скелетами на борту. — О, как в песне "Хороший пират - мертвый пират"! Это песня Короля и Шута! Повествование от лица бессмертного пирата! "За четыре дня меня убили, — напел Саня низким голосом, — девять или десять раз". — Тебе интересна тема морских дьяволов? — спросил я, отпивая чаю. — Ну, вообще, мне просто интересны темы дьяволов, бессмертия, нечисти всякой... Киши, в общем. — Он неловко потер шею рукой — Почитай, если будет интересно "Мифы Ктулху". Это ооочень интересно. В основном про более-менее современность, так что дьяволов там будет мало. Меня прямо заводит тема неразумных чудовищ, ведомых только инстинктами, с которыми нельзя договориться, и которые способны стереть человечество с лица земли. И вот описание... Когда ты один из первых, кто с ними сталкивается... Да... — Не думал, что такой как ты может увлекаться подобной нечистью. Хотя, судя по стереотипам, такие как ты должны рыдать над сопливыми романами и иметь наклонности с самоповреждению, чтоб другие уделяли внимание. — Я похож на вышеописанную бредятину? — спросил я, заранее зная ответ. — Ой, ну конечно! — Саркастически воскликнул Саша. — Да ты являешься образцом для таких людей! — Приятно слышать. Мы, попивая чаек и кофе, молчали. Саша, видимо, переваривал информацию, я пытался анализировать его поведение, но так как ничего логичного в голову не приходило, я пугался ещё больше. Саша пугал меня. Хоть он и очень приятный и комфортный человек, меня бросает в дрожь от его присутствия. Ещё хуже, чем с Евгением. С рыжим это лихорадочное меня устраивает, я даже иногда сам вспоминаю наше общение, чтоб ощутить эту дрожь в кистях и пальцах без него, а вот рядом с Сашей я задыхался от его запаха мужского дезодоранта и травы. Да, это приятный запах, но меня он душил. Меня душило Санино любопытство.