Мы еще встретимся

1983 год. Дэйв стал совершенно неуправляем в своем поведении и эмоциях. Еще год назад никто мог даже подумать что все так закончится — постоянная агрессия в сторону участников, скандалы вокруг того, кто же лидер, а когда он напивался становилось страшно. Предметы летели куда попало, самые задевающие оскорбления вылетали со всех щелей. Дэйв всегда хотел быть первым, потому что знал, насколько хорош. Постоянное соперничество Ларса и Дэйва очень пугало, каждый из них был частью жизни Джеймса, но им было мало, и каждый раз репетиция становилась пыткой, которая обычно заканчивалась дракой и разбитой губой. — Не умеешь не играй! — Ларс не в себя орал на Дэйва за то, что он нарочно игнорировал написанные Ларсом гитарные рифы. Дэйв никогда не умел адекватно оценивать ситуацию, и сразу накидывался на агрессора. Поэтому и сейчас Дэйв, откинув с грохотом свою гитару, взял Ларса за футболку, и началась очередная драка. Дэйв был пьян, впрочем ничего нового. Удары летели со стороны в сторону, Дэйв был выше Ларса на 3 головы, и это явно сыграло свою роль в стычке. Ларс пытался сопротивляться, но Дэйв прижал его руки и не давал дернуться. — Ты чертов гений, кем ты себя возомнил? Ты мне не лидер, и слушаться тебя я не собираюсь. Дэйв покраснел от злости, у него бегали глаза, дыхание участилось, по спине проходила дрожь, резкий прилив гнева, и кулак снова оказался над Ларсом. Джеймс сорвался с места и прыгнул на Дэйва, дабы тот не убил барабанщика. (В приливе гнева Дэйв много раз избивал людей до полусмерти.) — Дэйв послушай меня! — Джемс был ужасно зол, он ненавидел драки, его ужасное детство оставило на его настоящем огромное темное пятно, каждый раз при драках у него начиналась паническая атака, ему было очень сложно смотреть как два его близких человека убивают друг друга за первое место, которого вообще не существовало. — Хватит вести себя как дикарь. Джеймс стоял на коленях над Мастейном прижимая его руки с двух сторон. Джеймс очень рвано дышал, пытаясь осмыслить все, что происходило в эту секунду, сердце колотилось от ярости, руки дрожали так сильно, что хватка ослабла. Дэйв, воспользовавшись этим, в ту же секунду прописал Хэту по носу так сильно, что костяшки на руках начали ужасно ныть. Хэт упал назад, и повисла тишина. Алая кровь текла по губам и капала с подбородка. ~кап В этот раз уже слезы. Нервы сдали окончательно, брутальный и каменный образ тут же испарился. — Я пытался тебе помочь Дэйв, но ты решил иначе, — Голос дрожал, ком в горле не давал докончить мысль. — Репетиция окончена, идите домой. Джеймс молча встал, вытирая тыльной стороной ладони кровь, которая на тот момент уже залила всю футболку. Ноги неслись с ужасной скоростью. Люди оборачивались, узнавая Джеймса, и непонимающие взгляды из-за кровавого вида давали о себе знать. Джеймс был очень спокойным человеком всю жизнь, он постоянно чувствовал, что не такой как все, был чересчур замкнутым. Стало все хуже после смерти матери. Хэт любил свою мать больше жизни, и тот удар, который ему пришлось пережить сломало его полностью. Единственным утешением была музыка, язык общения с миром, язык с помощью которого его понимали. Он творил, он чувствовал музыку, он был музыкой. Но все эти негативные моменты в группе постоянно окунали его в события прошлого. Он несся с огромной скоростью домой, спотыкаясь о каждый камень и мысленно прокручивая Мастейна в голове. Хэт безумно любил и уважал Дэйва, а с Ларсом они были просто очень близки. Дэйв был кем-то особенным, кем-то, кто был ближе по духу, и его поведение разбивало сердце Джеймса и делало больно. Мастейн все еще сидел упираясь о стену. А Ларс уже ушел, даже не забрав установку. — Что я наделал, — Дэйв осознал все, когда остался в темной комнате наедине со стенами и каплями крови, оставленными Хэтом. У Мастейна было не меньше болячек, ужасное детство в бедности, избиения и насилие. Каждый его шрам на запястье, оставленный в порыве эмоционального удушья, с которым ему приходилось справляться одному, имел много скрытых событий. Он очень любил Джеймса, и ненавидел себя за то, что сделал. Он просто прикрыл лицо руками и прорыдал так несколько часов, пока не успокоился.