всякая всячина

Его красота подобна закату солнца на горе Аоцзан, когда багряные лучи окрашивают белесый туман в розовые оттенки… — Моракс. Блики на пруду напоминают огранку самого совершенного бриллианта, а солнце… — Моракс! Настолько медленно заходит в длань пучин морских… — МОРАКС! Его с силой трясут, и голова невольно отрывается от созидания самого совершенного создания, созданного самой природой. Ах, он действительно увлекся с формой. Немного даже перебрал. Моракс одаривает недовольным взглядом друга. У Венти глаз дергается и желваки ходят. Странно, разве архонты имеют нервные тики? — Ты меня вообще слушал? Ай, понятно, что нет, раз даже не заметил, как я в твой чай подмешал вино. Чжунли вращает чашку в руках, наблюдая за слегка изменившимся оттенком чая. Вино из одуванчиков? — Прошу прощения, отвлекся. — Я даже знаю, на кого, — бурчит Барбатос, кидая беглый взгляд на рыжую макушку вдали. В его голове созревает какой-то зловещий план, иначе бы он так гаденько не ухмылялся. Моракс в тревоге допивает свой уже-не-чай и стоически сдерживает кашель. На следующий день архонт ветра почему-то еще не в Мондштадте, и это пугает архонта камня как никогда. Они вновь встречаются в чайной, но уже той, что ближе всего находится к банку северного королевства. — Мне тут птички напели, что достопочтенный консультант похоронного бюро связался с каким-то негодяем из Фатуи, и так много они проводили время вместе, что пол гавани считает, что они встречаются, а другая — что женаты. Позволь уточнить, зная тебя, а я полагаю, что имею право это заявлять, ты ведь даже не признался? Моракс опускает глаза в чашку. Сейчас он мог с уверенностью сказать, что в ней чай, а хотелось, чтобы было вино. — Я не смог подобрать нужных слов. Все они как будто недостаточны для выражения полноты моих чувств. Пленительный блеск луны, радость предрассветной поры, переливы водной глади. Что это? Лишь слова. Они не способны передать все то, что разрывает его сердце и склеивает заново за одно мгновение. Возможно, у Венти найдется нужная, самая совершенная форма. — А ты не пробовал просто сказать? — Барбатос терпелив. — Я… — Моракс останавливается на полуслове, когда видит его. Венти оборачивается, быстро хлопает по плечу и испаряется с легким «пуф». В голове отчетливо слышится: просто признайся. Просто, как же. Ему хочется написать поэму на древнем лиюэвском, жаль адресат не поймет ни слова. Зато какая форма, какие смыслы. Чжунли сокрушается лишь секунду перед тем, как взгляд Тартальи из отрешенного, становится заинтересованным, а на лице вспыхивает очаровательное блаженство улыбки. Чжунли ощущает запредельный ритм сердца, когда Чайльд приветливо машет и стремительно приближается. В голове сокрушительно пустеет. Он немеет, как рыба. Но как же Моракс счастлив просто смотреть. И не важно, что кровь приливает к голове, желая вырваться фонтаном из носа. — Чжунли, какая встреча. Ты тут один? Вместо ответа он может только глупо улыбаться, пока на него мчится метафорический метеорит, чтобы мгновенно убить и избавить его от этих мучений. Признаться? Вот же. — У тебя все хорошо? Темнеющие океаны глаз выражают тревогу, когда архонт застывает, словно статуя в этом совсем недостойном виде влюбленного дурака. Внутри орет белугой голос, который слишком эмоционально реагирует на близость с Чайльдом. — Я… — Язык прилип к небу. Тарталья облокачивается на кулак и так мило склоняет голову на бок, что Чжунли застывает на еще одну порцию внутреннего крика. — Тебя… Уголки губ Чайльда еще больше изгибаются, он ждет продолжения. О, как же Моракс ждет, едва ли пробираясь сквозь возрастающее смущение. — Лю… — Ну наконец-то, Чжунли. Я тебя тоже люблю и так устал ждать, думал уже наплевать на советы твоего друга и признаться первым. — Друга? — Волна напряжения сходит на нет, когда глаза расширяются от осознания. Он резко встает со стула, хватая ртом воздух от возмущения. — Венти, еще раз я тебя увижу в Ли Юэ, парой булыж… Чужие губы не дают ему договорить.