white lilies withered on thursday

Хёнджин постепенно просыпается из-за ощущения, будто ангелы крыльями касаются его стоп. Немного щекотно, тепло и приятно. Он улыбается, всё ещё не в силах разлепить глаза, смешно растопыривает пальцы ног, поэтому Сынмин ярко и громко смеётся. Открыв один глаз, парень обнаруживает друга сидящим на полу и щекочущим его голые пятки, торчащие из-под одеяла. Взъерошенные волосы переливаются карамелью, мягкий свет освещает силуэт Кима. — Проснись и пой, Хван Хёнджин, — нараспев произносит Сынмин и оглаживает тонкую щиколотку — чистим зубы, завтракаем вафлями и дуем в парк. Вот такой он сейчас, шумный и деятельный, с шилом в заднице и пропеллером за спиной. Когда они только познакомились, Ким был скованным и стеснительным очаровашкой, который боялся лишний раз спросить который час у своих однокурсников. Весь подростковый период его лучшими друзьями были учебники и репетиторы, которые занимали всё свободное и занятое время. Он не особо смотрел на своих одноклассников, не имел хобби, ел полезную еду, занимался оздоровительной гимнастикой и готовился к экзаменам. Одним словом — оправдывал ожидания родителей. Ну и что, что у мальчика нет друзей? Зато учится прекрасно, ещё и грант получит в одном из лучших университетов. Действительно получил. Но после поступления что-то надломилось. Сынмин смотрел на людей вокруг, и было слишком больно. Оказывается, люди могут жить разнообразно. Могут расслабляться, отдыхать, проводить время в компании, ходить вместе на ланчи и в кино, заниматься чем-то необычным, путешествовать, заводить интрижки, веселиться со своими друзьями, хотеть чего-то большего в этой жизни, не ограничивая себя чем-то пресловутым. И когда огромная потоковая аудитория наполнилась звонким смехом, Сынмин понял, что можно безумно и глупо влюбиться. Смоляные волосы по плечи, изящные тонкие руки, сочные малиновые губы и чудесная родинка под глазом — так выглядела его новая мечта наяву. — Меня зовут Хван Хёнджин, двухтысячного года рождения, — улыбнувшись, сказала мечта — а что насчёт тебя, милашка? — М-меня? Вы ко мне обращаетесь? Мечта откинула голову назад и снова звонко захохотала, хлопая в ладоши. Вид длинной шеи медового оттенка и ярко выраженных ключиц заставил Сынмина подавиться слюной. Нельзя человеку быть таким красивым. — Ну правда милашка, похож на растерянного щеночка, — проворковал юноша — как тебя зовут? Сынмин хлопал глазами и не понимал, что ему делать. Очевидно, надо было ответить на вопрос, но мозг отказывался что-то выдавать. Однокурсники вокруг явно были заинтересованы разговором главного красавца среди первокурсников и тихого парнишки с последнего ряда. — Ким Сынмин! — неожиданно громко выдал, напугав самого себя и вызвав у Хёнджина очередное хихиканье — меня зовут Ким Сынмин — уже чуть тише повторил он. — Тогда будем боевыми друзьями, Ким Сынмин, — протянул руку Хван — и давай общаться неформально, если ты не против. Ты не похож на хёна, а я строить из себя старшего не собираюсь. Сынмин пожал руку и окончательно влип. Влип на несколько лет, которые тянутся до сих пор. У него была девушка, с которой они вполне мирно встречались год, но жизнь так же мирно развела их. Сынмину хотелось любить кого-то, кого не звали бы Хёнджином, но каждый раз он представлял вместо накрашенных тинтом губ Юны другие, более мягкие и пухлые. Он знает какие они, получилось один раз попробовать на пьяной вечеринке. Хёнджин тогда надрался, как чёрт, потому что расстался впервые с Чаном, и решил доказать, что страдать долго не будет. Схватил при всех присутствующих лучшего друга за грудки и впился в губы напротив не на жизнь, а на смерть. Сынмин прикрыл глаза, услышав отчётливо улюлюканье толпы и немного мутно чаново «ну и к чёрту». Отлепившись, Хван тупо хихикал, уткнувшись в шею Сынмина и приговаривал: «нужно срочно учить тебя целоваться, щеночек». А потом долго извинялся, проблевавшись и проветрившись на ночной улице. Сынмин держал его волосы и говорил: «всё хорошо, ты просто перебрал, милый». В противовес словам, его сердце в тот момент остановилось и снова забилось с удвоенной силой. Теперь чьи-то губы на своих чувствовать просто не хочется, если это не милый Джинни. Они многое прошли вместе — весёлые и проблемные попойки, расставания, первую паршивую работу Сынмина, его истеричные ссоры с родителями, угрозу отчисления, переезды в собственные квартиры, дни рождения, похороны дедушки Хёнджина. Они всегда держались вместе, потому что рядом дышать легче, потому что так жить спокойнее. И теперь Ким Сынмин работает личным витамином для когда-то шумного и активного Хёнджина. С тех самых пор, когда старший почувствовал, что не может больше ходить на работу, элементарно вставать с кровати и радоваться привычным вещам. Когда он умывался не водой, а собственными слезами, когда подрывался среди ночи из-за очередного ледяного кошмара, когда боялся оставаться один. Кристофер много работал, задерживался, уставал, а Хёнджину было нескончаемо страшно. Сынмин тоже много работал, но исправно отвечал на внезапные звонки и мчал через весь город, чтобы поесть в 4 часа утра мороженое «моя мама пришелец» и посмотреть глупую дораму, а потом отключиться в обнимку с зарёванным Хваном. Сейчас Хёнджину намного лучше. Он самостоятельно ходит в душ, его аппетит постепенно возвращается к нему, белых акварельных листов в альбоме становится всё меньше, новых снимков в галерее всё больше. В его сновидения всё ещё приходят погостить мрачные образы с костлявыми руками на собственной шее, но такие плохие ночи постепенно сходят на нет. Психотерапевт говорит, что динамика очень даже хорошая. Главное пить таблетки, вновь привыкать к рутине, внимательно следить за своим состоянием и избегать стресса. С последним всё сложнее, потому что иногда мозг Хёнджина сам создаёт лучшие условия для стресса. Резко вспоминаются широкие плечи Кристофера, его клятвенные обещания и хриплый голос спросонья. Всё это - пережитки их совместного прошлого, которым нет места в настоящем, но отпустить их так сложно. Особенно когда Чан пытается участвовать в жизни своего бывшего в качестве заботливого друга. — Ну всё, давай прочухивайся, иначе мне придётся на руках нести тебя в ванную, а я не собирался надрываться и таскать таких лошадей в свой выходной — ворчит Сынмин. Хёнджин издаёт недовольные звуки и старается замотаться в одеяло с головой. Он чувствует какое-то движение рядом, а потом резко чужой вес на себе. — Минни, ты же меня раздавишь, — жалобно ноет хозяин квартиры, пытаясь выпутаться из плена ткани и пуха. Внезапно его глаза встречаются с хитрым прищуром цвета молочного какао. Сынмин улыбается широко, оголяя недавно освобождённые от брекетов зубы. Никто не двигается. — Снова привет, милый, — ласково говорит Ким. — Снова привет, щеночек, — отвечает Хёнджин, чувствуя как грудь наполняется пышными бутонами. Он жадно рассматривает каждый миллиметр очаровательного лица. Нужно написать парочку портретов Сынмина. Акварелью, маслом, пастелью, тушью, простым карандашом, сделать аппликацию. В старом альбоме необходимы полароидные снимки с этим чудесным человеком. — Знаешь, возможно, ещё слишком рано. Прошло всего три месяца после того как… ну, как мы с Крисом расстались. Или, возможно, уже слишком поздно, потому что ты так долго меня ждал. Да и нужен ли тебе такой больной на всю голову парень? — он печально улыбается и гладит бедро Сынмина, — но я очень люблю тебя, Минни. Сынмин задерживает дыхание и сжимает чужую руку, пытаясь остаться в реальности. — Сейчас смотрю на тебя, чувствую тяжесть и тепло твоего тела, запах кокосового геля для душа и лосьона, и понимаю, что хочу всего этого каждый день и каждую ночь. Хочу тебя боготворить, оберегать, отдавать то, что ты дарил мне все эти годы. Хочу встречать тебя после работы, готовить вместе обеды, рисовать картины прямо на твоём обнажённом стройном теле- — Ох, Джинни, да ты сраный извращенец, — прерывает его Сынмин с широко распахнутыми глазами — но я, чёрт возьми, согласен! На всё из этого, даже звёздную ночь можешь забабахать на всю спину. Он полностью валится на Хёнджина, осыпает его лицо звонкими поцелуями и в перерывах шепчет глупые признания. Держит в ладонях щёки, которые приобрели жизненный цвет и сочность, любуется своим долгожданным счастьем, бегает влажными от чувств глазами. — Поцелуй уже меня, иначе я умру, — серьёзно просит Хёнджин. Когда их губы соединяются, оба чувствуют вкус солёного моря и долгожданного облегчения. Сынмин меняет наклон головы и наседает, поцелуй становится кусачим и мокрым. Он гуляет руками под пижамной рубашкой, жадно трогает рёбра и бока. Воздуха уже не хватает, поэтому младший отрывается от малиновых губ. Они блестят от слюны и выглядит ещё соблазнительнее, чем обычно. — Чёрт, я ещё не почистил зубы, — пытаясь отдышаться, произносит Хван. — Потом почистишь, чистюля. У тебя сейчас стоит, — гаденько тянет Сынмин, — заодно и душ примем. А потом слегка ёрзает, выбивая высокий стон из раскрасневшегося Хёнджина. Медовая кожа под шершавым языком покрывается мурашками, особенно когда тот проходится в районе пупка и ниже. Впервые за несколько месяцев всё тело пылает от приятных ощущений. Оно превращается в жидкую субстанцию, растопленное масло, когда Ким размазывает большим пальцем капельку предэкулянта. Прикосновения такие мучительно-сладкие, методичные, вверх-вниз, вверх-вниз. Стоит прокрутить запястьем, и до слуха доносится новый чудесный звук. — Я не продержусь долго, Минни, — Хёнджин звучит задушено, сильно жмурится и толкается тазом навстречу. Сынмин меняет темп на более активный, второй рукой пробегается по впалому животу и груди, считает рёбра. Ему сейчас мало, всегда будет мало. Он хочет дотронуться до каждой частички податливого тела, как к древнему сокровищу, за которым он годами гнался. Комната наполнена горячим воздухом, тяжёлым дыханием и жалобным хныканьем. Оно сменяется особенно высоким стоном, когда младший мягко целует чужой кадык и слегка проходится по нему зубами. Хёнджин растекается по кровати, его грудь тяжело вздымается и опускается. Он готов умереть прямо сейчас, потому что маленький бог напротив облизывает руку, игнорируя салфетки на тумбочке. — Прости, это было очень быстро, потому что я давно не… — смущённо бормочет Хван, запинаясь — ты понимаешь, о чём я. — Не извиняйся, милый, — в голосе Сынмина много нежности и трепета — я ещё долго и медленно собираюсь разбирать тебя, пока не попросишь перестать. А просить ты любишь, насколько я помню. У нас всё ещё впереди. Хёнджин закусывает губу. Не стоило так много говорить о привычках в постели с этим мелким засранцем. Живым и адекватным из постели он точно не выберется. Если не сегодня, то в следующий раз точно. — Тогда вперёд, действуй. Прохладный душ и остывшие вафли с ягодным джемом дополняют этот невероятный день. Приятно набивать щёки мучным, пока ноги в мягких плюшевых носках покоятся на чужих коленках. По квартире витает аромат умиротворения и гармонии, такие непривычные для этого места. Сынмин пьёт капучино и читает новости в ленте, иногда фыркая из-за забавных постов или смешных картинок. Его профиль выглядит гармонично и правильно, вписывается в интерьер кухни, всей квартиры и нынешней жизни. Небольшая горбинка на носу, точёная линия челюсти, едва заметная родинка на щеке, щенячьи глаза с короткими ресничками. Так выглядит сейчас надежда Хван Хёнджина. Надежда на новое счастье, второе дыхание и всепоглощающую любовь. Если сейчас они, держась за руки, проходят большие трудности, наверное, их спокойные моменты будут ещё лучше? До парка Сынмин и Хёнджин доходят только поздним вечером. Весеннее небо укрыто тёмно-синим одеялом с мелкими сияющими вкраплениями. Среди них живут герои древних легенд о сражениях, жестокости, подвигах, такой разной любви, создании мира. Может, в каком-то скоплении звёздной пыли сохранится история одного трагичного Хван Хёнджина и его спасителя? Территорию освещают часто расположенные фонари и цветастые гирлянды на деревьях. Они опоясывают стволы и кроны, свисают нитями с веток и колышутся на слабом ветру. Ким указывает на какую-то клумбу неподалёку, говоря, что там растут шикарные цветы, которые старший обязан сфотографировать и увековечить в своём скетчбуке. Они добираются до этого местечка наперегонки, слегка толкая друг друга и посмеиваясь. И когда Хёнджин, раскрыв рот, фотографирует красные и белые бутоны неизвестных ему цветов, над головой слышатся громкие раскаты фейерверка. Взгляд метнулся вверх, а потом на лицо Сынмина, который внимательно наблюдал за красочными взрывами, словно заворожённый. — Так неожиданно, но красиво, — он поворачивается к Хвану и заправляет светлую прядку за ухо — тебе нравится? Старший не отвечает, потому что занят губами напротив. Цепляется за плечи, боится отпустить, хочет остаться в этой секунде навечно, но вовремя останавливает себя и успокаивается. У них всё ещё впереди. Ким Сынмин ему обещал.