white lilies withered on thursday

Кристофер толкается сильнее, выбивая новую порцию громких звуков из парнишки снизу. Тот кусает свой миниатюрный кулачок, пытаясь заглушить стоны, и скулит. Его узкая спина и плечи усыпаны шоколадными крошками, и Крис пробует их языком и зубами. На вкус немного солоновато из-за пота, потому что Феликса мучительно распяли и воскресили на кровати уже как час назад, не сбавляя темпа и гуляя руками по самым слабым местам. В голове приторно из-за ванильной свечи и витающего в воздухе аромата лосьона для тела. — Крис, пожалуйста, я так хочу… Прошу, пожалуйста! — хнычет Феликс. Старший только сильнее вжимает его в шёлковые простыни и тянет за осветлённые волосы. Милый ангел сегодня хорошо постарался, так что долго издеваться над ним не стоит. Крупная ладонь ласкает чувствительную плоть, ангел хрипло стонет одно только имя и падает лицом в подушки, обмякает и растекается. Кристофер целует полюбившиеся позвонки, ведёт носом между лопатками и осторожно тянется к веснушчатому лицу. — Отнести тебя в душ, сладость? Феликс всё ещё дышит рывками, но улыбается так, что в широкой груди щемит. Он похож на крохотное солнце, цветущую весну и розовые тюльпаны. Он немного похож на юного Хёнджина, когда они с Баном только познакомились на тусовке первокурсников. Раньше Хёнджин тоже светил ярко, ослепляющие. Ангел немного напоминает его, но совсем другой. — Хочу ещё немного полежать с тобой и получить свою порцию объятий, — тянет он мило и, кряхтя, поворачивается на спину. Они оба негромко хохочат и снова соединяются, но теперь более невинно и ласково. Кристоферу кажется, что в крохотном сердечке Ликса слишком много нежности по отношению к такому отвратительному человеку. Он дарит ему самые преданные взгляды, выглядит так трогательно, когда при любом удобно случае ловит чужую руку, прячет лицо в чужой шее, когда ему неуютно, смущается из-за каких-то незначительных пошлых шуток, а потом так бесстрашно отдаёт своё тело и душу на растерзание волку. Горячая вода помогает напряжённым мышцам расслабиться, смывает с тел следы греховной страсти, как и грызущие мысли из головы. Чувство вины возвращается в разум вместе с тихим голосом небесного жителя. — Крис, может, расскажешь ему обо всём? Чтобы не мучать ни его, ни нас, — нашёптывает и водит ногтями по голой груди — ты не сможешь долго скрывать всё, сам себя изведёшь. — Я знаю, Фел, знаю. Просто надо собраться с силами и… — брюнет устало прикрывает глаза и трёт их — он такой сломленный и прозрачный, ещё хуже, чем был раньше. Я правда боюсь говорить ему. Губа Феликса подрагивает, светлые брови образуют «домик», он переживает за всех. Особенно за Хёнджина, у которого он в каком-то смысле украл кусочек счастья. Он много думал обо всём, что произошло. То, как они встретились с Кристофером было чистой случайностью, чем-то обыденным и не предвещающим ничего важного. Но вышло так, что Ли Феликс нашёл в незнакомой стране часть своего дома, своей родины, нового друга, надёжного человека и страстного дьявола, срывающего все тормоза. Он не знал о том, что Бан не свободен. Он не знал о высоком художнике с прекрасной родинкой под глазом и поставленной психотерапевтом клинической депрессией. Он не знал, что они встречались больше четырёх лет. Не подозревал, пока большой и сильный Чан не упал перед ним на колени, оскорбляя себя и вываливая то, что мучает его уже три месяца. Было больно за то, что он был обманут, было больно за парня, у которого он украл любовь, больно за взрослого, рассудительного старшего, который не смог помочь Хёнджину и сам сломался, пытаясь найти выход. Было больно, наверное, он был глупым и странным, но он просто не мог отказаться от своего нового кусочка сердца. Феликс не устраивал истерик, не кричал и не бил посуду. Он ласково перебирал тёмные кудри и говорил, что они со всем разберутся, что выход обязательно найдётся, что все совершают ошибки, которые в конце концов могут привести к чему-то новому и исцеляющему. Он искренне верил, что сможет что-то сделать. После того случая он иногда спрашивал о самочувствии Хёнджина, потому что переживал. Листая инстаграм художника, он видел на экране волшебные пейзажи, рождённые из-под кисти, плёночные фотографии разных людей с душещипательными подписями, зеркальные селфи в полный рост, демонстрирующие длинные ноги и модельное лицо. Профиль полгода пустовал, как будто жизнь автора совсем остановилась. Будто он перестал запоминать какие-то события. Феликс спрашивал о том, как поживает Хёнджин, но не слишком часто, чтобы не давать Кристоферу лишних поводов для самобичевания и ненависти к себе. — Ты боишься, но ты должен поговорить с ним, Крис. Не оттягивай без того болезненный момент. Вы оба должны быть свободными и честными, чтобы в будущем жить счастливо. И я говорю это не только потому, что хочу полностью быть с тобой. — Да, ангел, — Чан целует одно веко, потом второе, переходя на бледные синяки под глазами — я поговорю с ним сегодня, как только вернусь. Кристофер позволит себе заснуть в мягком коконе из ароматов и прикосновений, чтобы урвать несколько часов спокойного и сладкого сна. В нём он будет видеть своего ангела, разгуливающего по залитому солнечными лучами пляжу. Небольшие ступни утопают в тёплом песке, родной голос и высокий смех разносятся тысячью атомов и молекул, соединяясь и образуя самую удивительную связь с морским воздухом. Он хотел бы запомнить этот сон навсегда, записать его на видеокамеру и пересматривать каждый раз, когда особенно паршиво. А ещё лучше — убежать далеко-далеко, улететь на другой континент, не предупредив никого, и жить у моря много лет. Возможно, он хотел бы встретить на берегу старость, держа за руку одного маленького ангела. Утром он просыпается, потому что Феликс слишком зажал его в своих цепких лапках, и дышать уже нечем. Он мечтательно улыбается и зарывается лицом в светлый беспорядок, вдыхая запах травяного бальзама для волос. Здесь ему слишком хорошо. И будет хорошо завтра, послезавтра, через год, пять лет. Но сначала ему нужно вернуться в затхлую квартирку к своему старому солнцу, чтобы добить и освободить его. Они оба устали, слишком долго не открывались друг перед другом. Между ними пропасть в целую вечность, и они оба это понимают. Им нужно быть сильными и отпустить друг друга, как бы не было тяжело. Кристофер тихо открывает входную дверь их общей квартиры, снимает кроссовки и крадётся в спальню. Молочные шторы закрыты, пропуская лишь маленькую полоску света. Хёнджин, укутанный в плед, мирно сопит на краю. Он в голубой пижаме, рядом лежит раскрытая книга Мураками, на столе всё ещё стоит ваза с белыми лилиями. Лепестки начинают потихоньку увядать, желтея и иссыхая. Календарь на столике говорит, что сегодня вторник.