Печать Камы. Возмездие

Собрание Калигхата было схоже с неким традиционным обрядом, который Дюжина проводила с большим размахом. Это нельзя было сравнить с королевскими балами, что устраивали императрицы, венчанные на государстве и устраивающие пиры во время чумы, когда между поеданием деликатесов и распитием дорогих вин гости могли увлечься светской беседой или непринужденным флиртом. Но и с домашней вечеринкой в кругу семьи и близких сходство было минимальным. Да и каким сравнениям может подвергаться совет высокопартийных индийских семей, что держали в своих руках связь человечества с божественным? Каждый саммит был без преувеличения историческим событием, который мог существенно поменять религиозную жизнь всей страны, но только в этот раз на кону стояла судьба целого мира. Особенно массовое и восторженное почитание богини наблюдалось в период султанатов XIII–XIV веков. «Сыновья смерти», посвятившие себя служению Кали в качестве богини смерти и разрушения, именовались «батчами» и были яркими представителями средневековой Индии. Они грабили, убивали, совершали ритуальные жертвоприношения в виде домашних животных и птиц, возводили храмы в честь Великой Темной Матери. Но единственными жертвами, которые по-настоящему могли утолить кровожадное божество, были люди. По легенде, Махакали приказала батчам — своим верным жрецам истребить всех, кто не хотел ей поклоняться. И те устроили страшную резню, не смея пререкаться её воле. Кровь полилась бурными потоками. Более того, число их жертв было столь велико, что всерьёз угрожало индийцам вымиранием. Батчи делились на душителей, отравителей и кинжальщиков. Подавляющее большинство батчей было душителями. Орудием убийства им служил свёрнутый в жгут жёлтый платок, называемый рума-лом. Они приближались к своей жертве сбоку или сзади, стремительно набрасывали жгут ей на шею и затягивали петлю. Техника убийства за долгие века была отработана до совершенства. Калипоклонники не утруждались чтить законы нравственности или прислушиваться к чувству сострадания и жалости. Любая принадлежность перестала иметь значение, страшно вообразить, сколько мужчин, женщин, детей, господ, слуг и приезжих сыграли роль подношений на её алтаре. В живых не оставляли никого. Даже не принимали во внимание, что среди убитых тоже могли быть служители Кали, только из банды другого города. Тела закапывали особыми ритуальными мотыгами или сбрасывали в ямы. Тогда бог Вишну, опасаясь, как бы род людской не вымер вовсе, повелел из пролитой на землю человеческой крови рождаться новым людям. Кали пришлось пойти на хитрость: она отдала новый приказ своим последователям убивать людей «без пролития крови на землю». Труднее всего пришлось батчам-кинжальщикам, которые должны были умудриться убить свою жертву кинжалом и при этом не пролить на землю ни капли крови. Смертельный удар они наносили сзади, в затылочную ямку жертвы, поскольку в этом случае кровь почти не вытекала. Если же кровь всё-таки окропляла землю, то для батчи-убийцы это означало, что его последующее воплощение в процессе реинкарнации будет более низким, чем нынешнее, и чтобы исправить ситуацию, он должен был принести в жертву Кали ещё больше народу. Можно было только посочувствовать тому, кто не смог исполнить свой долг во второй раз: богиня превращала его в уродливую тень своей преисподни, нарекая на бессмертное мучительное существование в качестве предвестника, имеющего неиссякаемое влечение к крови. Самая сложная «работа» была у батчей-отравителей. Владение ядами — наука тонкая и даётся далеко не каждому, поэтому сообщество отравителей было относительно небольшим. Зато жертв на счету у опытного отравителя было больше, чем у сотни самых успешных душителей вместе взятых. Отравители действовали незаметно и весьма эффективно. Они могли плеснуть ядом на человека, нанеся ему такие ожоги, от которых тот болезненно умирал за считанные минуты. Но чаще они травили людей, подсыпая им яд в пищу. Делалось это так: отравитель проникал в дом или на постоялый двор и незаметно клал отраву в общий котёл. После трапезы практически все обитатели дома умирали, а отравитель скрывался, неся под сердцем удовлетворение после успешной миссии. Бывали случаи, когда один из таких умельцев отправлял на тот свет население целой деревни или большой купеческий караван. Настоящим батчем можно было стать только после продолжительной подготовки. Зловещий путь батчи-душителя начинался с раннего подросткового возраста. Первые несколько лет кандидат должен был исполнять обязанности могильщика. Затем, повзрослев, мог служить разведчиком. Спустя ещё несколько лет — завлекателем. При этом он обязан был постоянно доказывать своё умение и преданность общему делу. Проболтавшиеся о своём членстве в секте карались немедленной смертью. Наконец, наступал день, когда кандидата возводили в ранг бхуттотаги, или просто душителя. К тому времени он уже достигал среднего или близкого к пожилому возраста. Недаром почти все батчи, арестованные британскими колониальными властями, были людьми солидными, часто отцами семейств. Вне секты они были самыми обычными людьми — чиновниками, купцами, ремесленниками, крестьянами, уважаемыми в обществе. Тайное служение Кали передавалось в их семьях из поколения в поколение. По наследству передавались и связи с кланами батчей по всей Индии. «Сыновья смерти» действовали настолько скрытно, что представители английской колониальной администрации долгое время ни о чём не догадывались. Это объяснялось в значительной степени тем, что батчи орудовали в основном на дорогах, и жертв они находили по большей части среди путников. По Индии люди передвигались неделями, а то и месяцами, и если кто-то пропадал во время путешествия, искать его начинали далеко не сразу. Тем более, что в густых джунглях, которыми покрыта почти вся территория страны, найти человека было чрезвычайно трудно. В конце концов банда разбойников преобразовалась нечто более масштабное и возвышенное, почитаемое обществом и властями, ставшее едва ли верховным направлением индуизма, где главной идеологией выступало поклонение самому кровожадному божеству, именуемого Матерью всего живого. Но цивильное становление не означало, что дикости истоков навечно останутся лишь издержкой традиций прошлого, само собой, жертвоприношение существенно минимализировалось и начало осуществляться в строго отведенных для этого циклах, жертв для которых отбирали доминирующие фигуры в иерархии основавшегося культа — брахманы из рода Дубеев. Именно они указали на то, что преподношение Махакали всякого сброда в качестве основных жертв — неуважительно и расточительно для индийского народа, для такой престижной и важной роли необходимо приносить человеческую душу, что несла бы в себе тяжесть одного из смертных грехов, дабы Каларатри смогла вдоволь насытиться негативной энергией своего «подарка». " — Принять свою смертность — это и есть стать свободным, научиться по-настоящему петь, танцевать и кричать от счастья, как это делают дети. Кали становится матерью для своих детей не потому, что она защищает их от естественного пути бытия, напротив, она открывает им их смертную сущность и тем раскрепощает их, освобождая от пут, сковывающих всех остальных цепями «взрослой» претенциозности, практичности и рациональности. Пытаться победить смерть, игнорируя или забывая о ней, представляя себя физически бессмертным, ставить свое эго в центр мироздания — значит вызвать саркастический смех Кали. Противостоять смерти, понимая ее сущность и принимая ее, напротив, означает с наслаждением участвовать в вечной игре богов. Кали может быть пугающей и совершенно безумной потенциальной разрушительницей мира, но ведь она и мать всего сущего. И как таковую, дети должны принимать ее всегда — иногда с изумлением и трепетом, но все-таки принимать. Душа, которая поклоняется богине, всегда остается маленьким ребенком, а душа, которая становится ребенком, находит в богине мать», — изъяснялся один из представителей просвященного брахманского рода. В медитации перед святыми дарами они всегда выражали восхитительную уверенность, говоря её устами, твердили: «Дитя мое, тебе не нужно много знать, чтобы угодить мне. Только люби меня всем сердцем. Говори со мной так, как ты хотел бы поговорить со своей матерью, если бы она взяла тебя на руки…» Однако, поклоняясь Кали, люди никогда не забывали и о ее демонической, пугающей сущности. Они не искажали природы богини и истин, сокрытых в ней, постоянно упоминали об этом в молитвах и песнопениях, но это их нисколько не отталкивало. Некоторых данный аспект напротив привлекал и будоражил. Существует альтернативная точка зрения на эту историю. Некоторые полагают, что под предлогом борьбы с разбойниками английские власти расправлялись с индийским народом, который сопротивлялся колонизации. Британцы подвергли казням и репрессиям множество людей из разных слоев общества и, чтобы оправдать свои действия, придумали миф про батчей. Историю зарождения и становления культа я знал с незапамятных времен, но стыдиться или отвергать её никогда не решался.

***

Вайш всегда был мне верным другом и надёжным напарником, важность которого я бы не посмел отрицать. Пусть у нас разнились взгляды на жизнь и прочие вещи, до настоящего конфликта дело отродясь не доходило. Да и сложновато было спорить со сдержанным полубогом, в словах которого особое внимание уделялось рассудительности, обоснованности и благоразумию. Меня всегда восхищали его беспристрастность и невозмутимость, что во многих делах были просто необходимы, а безоговорочная преданность общей цели и вовсе располагала к моему безграничному доверию. Именно поэтому мне пришлось отпустить Амалу на несколько часов, чтобы та проведала Лиму и убедилась, что с ней все хорошо, пока я, откликнувшись на ментальный сигнал местного божества, провёл внеочередную встречу с Рэйтаном. Он редко появлялся в резиденции без повода, так что мне стоило как можно быстрее настроиться на рабочий лад после заводящих прикосновений упорхнувшей невесты. — Здравствуй, Амрит. Спасибо, что так быстро и оперативно отреагировал на мою просьбу, — ровно поприветствовал Вайш, уже ожидая меня в гостиной. Его хладнокровный взгляд изучающе прошелся по моему внешнему виду до того, как я сел напротив, — как ты себя чувствуешь? — И тебя позволь поприветствовать, дорогой гость. Чувствую себя прекрасно, как и всегда, а ты? — дружелюбно улыбнулся я, попросив проходящую мимо служанку принести нам чаю для беседы. — Стабильно, — кратко ответил он, но, как мне показалось, слукавил, — пару дней назад ты говорил мне обратное. — Тогда и обстоятельства были другие, но сейчас и правда все в порядке, спасибо за заботу, — примирительно закончил я, положив одну руку на мягкий подлокотник кресла, — теперь, когда мы закончили с любезностями, рассказывай: что за тема для обсуждения не может дождаться собрания? — Та, которую было бы невозможно обсудить на собрании, — с несвойственным ему нажимом произнес Рэйтан, стрельнув черными, как мрак ночи, глазами. Черты расслабленного лица остались неизменны, несмотря на видимую напряженность лестничных мышц шеи. — Интересно, — усмехнулся я, — ты хотел поговорить о желтоголовых черепашках, которых начали разводить в соседнем штате? — Ты зря веселишься, Дубей. После того, как я расскажу тебе об истинной причине моего внезапного визита, ты не захочешь разговаривать со мной о черепашках. — Надо же, какая жалость, — накал разговора начинал меня напрягать, — тогда обсужу это с Малой, она явно более благосклонна к этим бедным вымирающим животным. — Надеюсь, это будет после того, как ты расскажешь ей о печати. — Безусловно, ведь она и так в курсе происходящего. — Чудеса в решете, — саркастично фыркнул собеседник, подперев голову тыльной стороной ладони, — была бы она в курсе всего происходящего, то здесь произошло бы жертвоприношение твоей отрезанной головы. — Скорее, она бы растерла меня с головы до пят на маленькой тёрке для чеснока. И полностью знать все ей совершенно необязательно, ей и без того сейчас несладко. — А тебя не пугает перспектива более горького послевкусия? — К чему ты ведешь, друг мой любезный? — эта безвыигрышная лотерея, являющаяся стилем нашего диалога, порядком надоедала. — Да к тому, что все это ненужная эпидерсия, которую пора заканчивать. А лучше было бы и не начинать. Я в недоумении уставился на приятеля, искренне пытаясь не съязвить в ответ. — Ты побуждаешь меня повторить вопрос. — Только не делай вид, что не понимаешь, о чем я сказал, — нейтральное выражение лица всё ещё контрастировало с недовольной интонацией его голоса. — Могу только догадываться, пока ты не начнешь называть вещи своими именами. Вовремя появившаяся служанка тихо подошла к столу, расставила на нем дымящиеся ароматные чашки и мигом ретировалась прочь. Мы оба не удостоили её внимания, сосредоточив его лишь на друг друге. Не знаю, куда нас заведет эта занимательная беседа дальше, но вероятность того, что скоро посуда станет импровизированным оружием, стремительно возрастала. Разговоры о моей будущей жене в такой надменной манере медленно, но верно заставляли меня закипать от неприятного давящего жжения где-то глубоко в грудине. — Могу назвать это театром одного актера, который ломает комедию. — Чтож, моя карьера насчитывает множество спектаклей, какой именно эпизод вызвал у тебя овации? Раз уж на то пошло, то будем говорить загадками оба, иначе подойти к сути пока не предоставляется возможным. — Ты сегодня больно игривый и совершенно несерьезный, это твоя возлюбленная на тебя так действует? — Я предельно серьезен, если ты не заметил. И переставай отвечать вопросом на вопрос, я начинаю терять терпение. И времени на столь искусные дипломатические, но пустословные намеки у меня нет. — Конечно, надо успеть сбегать к отцу и доложить о том, как мастерски ты исполняешь его сценарий, пока мисс Басу не вернулась, — ехидная улыбка скрылась за окантовкой расписной чаши, но язвительный взгляд полуприкрытых глаз не скрывал своего открытого подначивания. Мелкий глоток заставил его почтенно кивнуть, бесшумно вернув её на блюдце, — если нальешь мне еще чашечку этого чудесного чая, то я буду согласен её задержать. — Я заварю тебе целый табун этого чая, если, наконец, перестанешь так странно себя вести и дерзить без повода, — отрезал я, подвинув свою порцию ближе к нему. — Повод есть, щедрый мой приятель, — ухмыльнулся Вайш, поджав длинную линию губ, — ты мне для начала скажи, зачем нужно было устраивать этот показной цирк с тем военным атташе? — Ух ты, он лично поделился с тобой впечатлениями? — колкость выскочила изо рта раньше, чем я успел её обдумать, — Исключительно волей случая, если тебя устроит такой ответ. — Поведай, — беспрекословно попросил собеседник, приняв более удобную позу для того, чтобы послушать мой рассказ. — Ничего такого, на чём стоит заострять внимание… Мы случайно пересеклись в лобби отеля, где поселился не только наш английский дозорный патруль, но и старый друг семьи, приехавший на переговоры из Пакистана. Сам понимаешь, напряжённые отношения наших стран из-за ряда исторических, религиозных и политических вопросов сподвигли к тому, чтобы мы стали видеться на нейтральной территории, например, в хорошем заведении или в отдельных залах самого отеля. Решили остановиться на последнем, чтобы не привлекать лишнего внимания персонала и других гостей. Так как отец уже решил большинство вопросов по делу сглаживания конфликта, то попросил меня приехать к нему вечером и уточнить основные детали. Это не заняло много времени, потому я и освободился довольно быстро, ожидая, пока Шехар заедет за мной. И не слукавлю, если сами звёзды, сошедшиеся в судьбоносном созвездии, нарекли эту знаменательную встречу с моим горячо любимым капитаном. Когда он впервые зашел в отель с их новым руководителем, то не заметил моего присутствия, но стоило ему несколько раз за десять минут смотаться из номера в кафе за новой порцией кофе, как мы чудом пересеклись взглядом. — Такое количество кофеина на ночь вредно, друг мой.

— Не так вредно, как общение с тобой, — сплюнул Лайтвуд, намереваясь идти дальше.

— Какой-то ты сегодня агрессивный, неужели мой метод воспитания не подействовал на тебя должным образом?

— Тебе есть, кого воспитывать, можешь подавиться и проваливать, — огрызнулся он, но всё же остановился, — или ты позлорадствовать сюда явился?

— Ну что ты, для такого случая я бы не стал намеренно приезжать сюда, уж не обижайся. Но раз обстоятельства сошлись подобным образом, то почему бы нам не поболтать?

— А есть о чем? — горько усмехнулся капитан, — Амала уже рассказала мне о том, какие тесные взаимоотношения вас связывают, но готовить вам подарок на свадьбу я не собираюсь, ведь знаю, что ты лишь нагло пользуешься её внушаемостью.

— Как интересно и с чего такие выводы?

— Базовая интуиция и парочка логических аргументов.

— Так вот оно что… и почему же твои выводы на счет меня не убедили мисс Басу в твоей правоте?

— Потому что ты более убедительный шарлатан, чем я, — саркастично улыбнулся Киллиан, подходя ближе, — но если бы она только выслушала меня и включила голову, то слала бы тебя куда-подальше, даже из собственной страны. Да вот только прилип ты к ней, как мушка к меду.

— О, как! — театрально воскликнул я, вскинув брови, — Неужто ты думаешь, что я навязываю себя даме?

— Именно так и есть.

— Смело, приятель. Так если дело обстоит так, то может обсудим это все вместе? Нет ничего более скверного, чем докучать человеку, который на самом деле предпочитает другого, не считаешь?

— Ты это сейчас серьезно? — искренне удивился Лайтвуд, но все еще сохранял настороженность.

План в моей голове зародился сам собой, просчитывая нужную тактику для его осуществления.

— А как же? Встретимся нашим любовным треугольником у Амалы и поставим вопрос ребром. Без хитростей и подвоха, обещаю. Мне и самому не в радость эти метания без четко оговоренной определенности.

— Я тебе не верю.

— Дело твоё, но я не стал бы предлагать подобное, не имея собственного интереса, — подстрекал я. Намеренно сделав вид, что собираюсь уходить, я спровоцировал его на то, чтобы он сам остановил меня, ненавязчиво сжав предплечье.

— И всё-таки, ты что-то темнишь, — уже не так активно сомневался атташе, уставившись мне прямо в глаза прямым изучающим взглядом, на что я ответил тем же.

— Единственный способ удостовериться в своих догадках — согласиться на моё предложение.

— Ладно, твоя взяла, — наконец сдался «мужчина» после недолгой паузы, — и когда ты предлагаешь устроить это всё?

— Да хоть сегодня, потраченное время ни мне ни тебе ни к чему.

— У меня сегодня еще дела.

— У меня тоже, но, думаю, что через часа два уже буду свободен, — открыто сплутовал я, намереваясь сразу же по приезду водителя, отправиться в гости к своей невесте, — ты как?

— Постараюсь также, — ответил он, взглянув на часы, висящие на входе, — тогда, получается, до встречи?

— До встречи, мой дорогой друг. Ты бываешь, на удивление, сговорчивым, — улыбнулся я, провожая его удаляющуюся фигуру торжествующим взглядом. — …Ну, а что произошло дальше, ты знаешь сам. Или тебя интересуют более пикантные подробности в продолжении этой истории? — Избавь меня от этой похабщины, — поморщился Рэйтан, все это время внимательно внимая моему повествованию, — добился, чего хотел? — Как видишь, — без лишней скромности согласился я, — одним мозговым выстрелом сразу нескольких зайцев: появился отличный повод перевезти Малу не то что в съемную квартиру, а сразу к себе; капитанчик после такого и в глаза ей смотреть не сможет, не то что настаивать на возобновлении отношений; моя благоверная теперь считает своего коллегу сталкером; и что не менее приятное, вряд ли будет активно настаивать на том, что ей нужно участвовать в расследовании и мотаться в посольство. — Умеешь ты поймать судьбу за хвост… — А то! Вайш неоднозначно пожал плечами, сделав еще несколько глотков со дна уже второй чашки. Что-то мне подсказывало, что сейчас он в кои-то веки озвучит главную тему нашего затянувшегося разговора. Хотя бы потому, что чай кончился. Я выжидательно наблюдал за каждым его действием, пока он не посмотрел на меня решительным взглядом. — Мы обязаны изменить ход ритуала Дакши. — Что, прости? — мне стоило огромных усилий не поперхнуться воздухом. Этот полубог сошёл с ума? — Ты так долго держал интригу, чтобы глупо пошутить? — Амала не выдержит настоящее испытание Рудры, ты сам недавно видел, как она впечатлительна к собственному гневу, её спасло только то, что ты вовремя вобрал печатью весь тот смог из мёртвой энергии, что успел накалиться в комнате. — Это нельзя считать даже репетицией испытания Рудры, потому что в последний момент ей застелил глаза предвестник и она не посмотрела на меня гневом Николя*. Но тем не менее, удар пришелся по мне, а не по тени, что вызвало сущую ярость Кали, хоть это и было поразительной случайностью. Я тоже, было, подумал, что она не сдержалась и дала мне пощечину, после чего подверглась нападению предвестников, но потом она рассказала мне о «видении», где Богиня, судя по всему, отчитала её, наказав продолжительным прибыванием в преисподнее. — То есть, она всё-таки хотела ударить предвестника? — уточнил Рэйтан. — Вообще-то, и меня и его. Но тот вскочил у неё прямо перед носом и, тем самым, напугал. — Я, конечно, предполагал, что даже в самом начале Кали-Юги происходят весьма неординарные ситуации с внезапными проверками от богов по поводу готовности к конечному ритуалу Дакши, но такого даже представить не мог, — прошептал собеседник, постучав пальцами по столу, — Рудра действует как тёмное воплощение Шивы, неразрывно взаимосвязанный со столь же тёмным воплощением Шакти — Кали… — незаконченная мысль так и осталась бы висеть в воздухе, если бы он не продолжил, — значит ли это, что именно их испытание будет являться «ключом» к снятию печати? — Может быть, но о таком думать пока что слишком рано. — А вот мы и добрались до главной проблемы, — усмехнулся полубог, не меняя серьезного выражения глаз, — Тёмная Мать будет истязать Амалу до последнего, мучить, не давая умереть, но рано или поздно заставит её пройти испытание яростью для завершения ритуала и снятия печати Камы. Искупить свой грех ей все равно придётся, также как и поплатиться за людскую безнаказанность перед ним. Вся ваша связь утратит свою силу и вы даже можете стать противны друг другу, не то чтобы сохранить партнёрские отношения для качественного управления страной. — Никто точно не знает, будет ли так на самом деле. Кама бы не стал тратить своё время на тех, чьи чувства были вызваны его магией да и только, — противился я, не желая признавать того, что по окончанию Кали-Юги наши с Махарани дороги могут разойтись восвояси и никакие коврижки, наряду с моей безразмерной любовью, которая крылась в каждом моём жесте или слове по отношению к ней, не смогут удержать её рядом, если она решит уйти. Это опасение проигрывалось в моих самых болезненных кошмарах, не давая спокойно представлять мою дальнейшую жизнь, от которой меня отделяли считанные тринадцать дней. Ненавистное чувство неопределенности, засевшее в печенках, заставляло меня проклинать это гребаное число всей душой и телом. Я так отчаянно нуждался в этом неповторимом тонком чувстве всепоглощающей влюбленности, что витала в воздухе вокруг, когда я просто представлял одно её присутствие в своих мыслях. И дери меня самый извращенный черт со времен сотворения мироздания, но я думал о ней не только как о совершенном теле, идеальной благородной невесте, неимоверно интересном человеке или завлекательном сильном характере, что заставляли меня восхищаться ей без сна и устали. Амала была огромным, непостижимым до конца миром, природа которого влекла меня так самозабвенно, словно моё нутро было необходимым элементом для того, чтобы в нём зародилась жизнь и заставила её многогранную, вдохновляющую на просветление душу поглотить меня со всеми потрохами, пропуская через врата чудотворного рая, что были воплощенны её руками из черт собственного сердца. Или, как говорят простые люди, «она была той, ради кого бы я без раздумий разложил целый мир перед ногами, обув её в самые роскошные туфли, чтобы она не поранилась об осколки грез, что ждали её в низине, вел бы её за руку, чтобы она не заблудилась в плутливых дорогах жизни и кругосветно нёс бы её на руках, лишь бы она без труда покоряла мир своим существованием». Н-да, одна хлёсткая мысль о том, что её истинные чувства могут быть невзаимны, как я терялся в эпитетах страдания неразделенной любви, которую так отчаянно от неё желал. — Ну, почему же? Вы оба страстные, темпераментные, чувственные и эмоциональные личности, наследники священных родов, в чьих жилах течет самобытная магия. Вы идеально подходите на роль избранных влюбленных героев, которых Кама выбрал для божественного возмездия. Но это не гарантирует вам вечности. Ты можешь отвергнуть её после с такой же вероятностью, как и она тебя. И она должна это знать. Тебе пора перестать вести себя, как импульсивный эгоистичный собственник. Ты же так рьяно эпатировал перед Лайтвудом своим благоразумием в плане «навязывания себя даме», а на деле готов самыми мерзопакостными способами и притворными манипулятивными речами держать её на поводке. — Что за дрянь ты, блять, несешь? — голос раздался из самой ниши регистра, будто бы я взревел самим адом, в котором сейчас разожглись тысячи поминальных костров. Я вскочил из-за стола, поддавшись самому настоящему негодованию, бурлящему вулканом в каждой точке уже неподвластного сдержанности тела. Глаза наверняка налились кровью, ведь я чувствовал, с каким напряжением бьется её ток по всей поверхности глазного яблока, — Да как ты вообще смеешь так нагло играть словами, когда говоришь о таком?! А тем более, указывать мне, как я должен разговаривать и ухаживать за своей будущей женой, разбираясь со всеми помехами и опасностями, которые я считаю таковыми, я… — Ты смешон, смертный, — прерывающе фыркнул Вайш, кожа которого начинала плавно подсвечивать голубым, — тебя вскоре могут разорвать тысячи предвестников, которых ты самовольно впустил в печать, а тебя беспокоит то, что твоя постель будет пустовать без женушки, которая наверняка оставит тебя, узнав о том, что ты всё это время добивался её расположения лишь по просьбе отца, который лелеет мечту твоего сольного правления, пока некогда неукротимая Басу будет валяться у тебя в ногах и довольствоваться мнимой любовью прошлого. Но не забудь, что я предлагал тебе изменить ход ритуала Дакши, и ты совершенно точно знаешь, на какую именно часть я тебе намекаю, и мой совет на счет того, чтобы рассказать мисс Басу о непостоянности печати, я также считаю необходимым к обдумыванию, ведь хотя бы этот «подвиг» поможет тебе не так сильно страдать от чувства вины, — со временем от его присутствия остался лишь неясный абрис, который растворялся столь же скоропостижно, как и ставший раздражающим голос, — на собрании можешь меня не ждать. Баснословный посудный набор для двух персон за считанные секунды превратился в груду осколков, на месте которой должен был быть этот беспардонный остряк, что своим «некомпетентным» визитом полностью вывел меня из себя. Словно на месте осторожного, флегматичного, владеющего собой и культурой поведения Рэя был сам Рудра, что взывал к моему сожжению. Я доверял этому божескому существу каждое свое переживание, неудачу, иногда даже стыдливую слабость, но в итоге был распят собственной верой в дружбу и надеждой на понимание, которым он всегда меня удостаивал. Я был настолько взвинчен произошедшим, что буквально выскочил за пределы родного дома, старательно избегая людных коридоров, лишь бы не убить кого-нибудь, кто попадется мне на пути. Удивительно, что чуткий к запахам я не уловил душный аромат сырой земли вперемешку с пеплом, который Вайш оставил после себя. Что было еще более поразительно, ведь тело Рэйтана априори не могло иметь запах в силу особенности аватарского происхождения.