я кажется забываю, как без тебя дышать.

–И зачем ты это сделал? -доносится из полумрака кабины тихий, хриплый, словно сонный голос Фёдора. –Да не специально я! И вообще, почему так долго ждать помощи? Целых два часа. Что можно два часа делать в застрявшей кабине лифта, где даже связь не ловит? Мы ещё и застряли между этажами.. так бы хоть вылезли, руками двери открыть не тяжело. -Николай, как у себя дома, опускается на холодный и наверняка грязный пол кабины, опираясь спиной на обшарпанную стенку, рядом с серебристой панелью с кнопками, чем вызывает у Достоевского обескураженный вздох. –Сейчас бы уже сидели под пледом и может фильм какой смотрели.. Федя безудержно вздыхает и опускается на пол рядом, но садиться он на своё несчастное чёрное пальто, которое уже мысленно жалеет и представляет, как будет отстирывать от него грязь, пыль и прочую гадость. Угораздило же застрять в лифте в столь поздний час, что помощи придётся ждать так долго. С ума сойти можно. –Фе-е-едь, -протягивает Коля, пока не замечает, что собеседник уставился на него с немым вопросом «что?», –давай сыграем во что-то, я в тишине с ума сойду! –Во что? Брюнет обречённо вздыхает. Он совершенно не удивиться, даже будет рад, если его друг откуда не возьмись достанет колоду карт, вынет из рюкзака дорожную монополию или типо того. Так и случилось – блондин полез в свой рюкзак, громко треща брелком с колокольчиком, и нащупывает колоду карт – новую, словно прибережённую на особый случай. –В дурака. -с довольной улыбкой на лице говорит Коля и аккуратно вытаскивает колоду. Достоевский приподнимает уголки губ в хитрой усмешке и шутя спрашивает: –На что? –Ни на что. Просто так. -коситься на него недоверчивым взглядом юноша, он знал, что брюнет хорош в азартных играх, ему не хотелось проигрывать парню условное желание или что-то подобное. –Боишься проиграть? -Фёдор издаёт тихий смешок, наблюдая за тем, как умелые руки тасуют карты и раскладывают их рубашкой к верху. –Сейчас договоришься и будем на задницу чью-то играть. Пика козырь. -он снимает верхнюю карту и рубашкой вниз кладёт её под колоду, как и положено. –У меня на руках самый мелкий козырь–шестёрка, я хожу. Играем в переводного, в подкидного скучно. Первая карта — семь черви, Николай жалеет о выше сказанном, ведь Фёдор переводит ход дважды, не имея ни единого козыря кроме той самой шестёрки пик, Коля с гордостью забирает все четыре семёрки и сверлит взглядом серьёзное лицо оппонента, словно это ему чем-то поможет. –На что мы там играем? -выкладывая последнюю карту – козырный туз, с насмешкой спрашивает Фёдор. Кажется, это была уже четвёртая партия. Четвёртая выигранная им партия. –Ни на что! Мне просто не повезло, вот и всё. Брюнет лишь кивает в ответ и аккуратно складывает карты назад в колоду, устало вздыхая. —Сколько мы уже тут сидим? Фёдор закидывает колоду в открытый рюкзак друга, а сам удобно устраивается на его плече, закрывая уставшие глаза. Блондин запустил свою руку в его густые черные волосы, перебирая мягкие пряди пальцами и второй рукой аккуратно снимая покосившуюся белоснежную ушанку. –Час, наверное. Сильно устал? -Николай аккуратно поправляет шарф брюнета, ослабляя его и немного спуская на худые плечи, скрытые под тканью лёгкой рубашки и чёрного пальто – теперь ясно, чего ему холодно. –Не так сильно, чтобы уснуть прямо тут. Тем более, наверное, скоро кто-то да явиться к нам с помощью.. -зевая и закрывая рот бледной рукой проговорил Дост, потираясь щекой о плечо друга. Все эти жесты стали привычными за столько лет тесной дружбы, возможно они выходили за общественные рамки привычного понимания дружбы между двумя парнями, но ведь их дружба не для общественности, а для них самих. Коля прямо говорит Фёдору о том, что тот для него является самым близким человеком, Федя же говорит это не так часто, ему по душе показывать это через что-то другое. Тем не менее, от его прикосновений сердце бьётся чаще, а дыхание тяжелеет. И это касается обоих. Фёдор упустил тот момент, когда для него стёрлись границы между обычными прикосновениями и более интимными, которые позволяют себе люди по отношению к своему партнёру, а не другу. Нежные объятия за талию стали чем-то привычным и обыденным, короткий чмок в лоб на ночь первый раз смутил брюнета, оставляя на душе странный осадок из приятных и пугающих чувств, что разрывали грудную клетку тупым тесаком, принося немыслимые страдания. Бабочки в животе острыми крыльями-лезвиями терзали всё живое внутри него во время когда-то неловких касаний. Это непривычно, несвойственно ему. Несвойственно им обоим. Они оба пытались заводить отношения с девушками, но всё сводилось на нет после нескольких месяцев отношений, Фёдора они отягощали, Николаю наскучивали. Проводить время вдвоём им нравилось больше. Казалось, где бы и с кем блондин не был, в его разуме было место только для одного человека – невысокого, худого брюнета с фиолетово-алыми, глубокими как кровавый океан, глазами, в которых ему порой хотелось утонуть. Разве можно испытывать столь нежное чувство по отношению к другу? Их чувства куда глубже дружеской привязанности. Они оба знают это, но не имеют смелости признать. Фёдор бы сказал, что только одному Господу Богу известно, как дальше повернётся к ним судьба, но вероятно, даже Всевышний не способен дать ответ на волнующих их вопрос. «Что дальше?». «Два часа в полумраке лифта и своих мыслей плохо влияют на моё ментальное здоровье»–мысленно подмечает Николай, заваливаясь на порог уютной квартиры, где их тут же встречает пушистый чёрный кот громким мяуканьем. Достоевский бросает взгляд на кошачью миску, которая к его ужасу оказывается пустой. Брюнет, тихо причитая себе под нос, под тихий смешок Коли, первым делом насыпает корм коту и только после этого спокойно снимает верхнюю одежду, оставляя на вешалке. –Не стой, проходи давай. -сонным голосом приглашает юношу в квартиру Фёдор, выключая свет в прихожей и включая его в спальне. –Спать я уже не хочу, по тебе тоже не скажешь, так что бегом иди в душ, я поищу фильм. «Конечно не хочешь, час проспал и чувствует себя заебись» – усмехается Коля, бросая чёрный рюкзак под стенкой. –Мне к тебе из душа в одеянии Адама возвращаться? Или ты снизойдёшь и дашь мне что-нибудь из одежды? Я всё-таки не рассчитывал сегодня ночевать вне дома. Гоголь опирается рукой на дверной косяк и тянет ехидную улыбку, наблюдая за неуклюжей попыткой Достоевского пройти мимо мешающегося под ногами кота. –Странно, что не рассчитывал, ты в моей квартире уже почти живёшь. Лови. -Федя бросает ему стопку аккуратно сложенной одежды и тихо смеется с выражения лица друга. –Ну так может я к тебе уже перееду тогда с концами? –Моя квартира за совместно нажитое имущество считаться не будет, не надейся.