Гордость и влюблённость

      Следующим утром Лёша проснулся один: пространство слева пустовало. И где же Нурлан? Он потянулся, сладко зевнул и услышал шум посуды, доносящийся с кухни — теперь понятно. Щербаков посмотрел на время. Уже полдень. Что? Почему его не разбудили? Он вскочил с кровати, на ходу надевая, застёгивая джинсы и натягивая футболку. — Ты чего не разбудил? — влетел в кухню. — Доброе утро, — Нурлан удивлённо посмотрел на него — а что, надо было? Ты так сладко спал. — он выглядел каким-то мрачным. Хоть и улыбался, но улыбка эта была какой-то натянутой. — Ещё бы, после вчерашнего то… — тихо пробормотал куда-то в сторону, надеясь, что его не услышат. — Завтракать будешь? Садись, я почти закончил. Сейчас и чайник поставлю… — Нурлан, мне надо идти. — на него снова посмотрели с немым вопросом в глазах. — Я… и так задержался у тебя. — Ага, просто переночевал один раз. — Ну, сам понимаешь, завтра понедельник, ещё и семинар с тобой, к которому я не готов… — Ты что? — Я побегу. Правда, хотел сегодня пораньше в общагу приехать.

***

      Лёша всю дорогу до общаги чувствовал спокойствие. Успел на автобус, занял удобное место у окна. Солнце приятно светило сквозь стекло, мелькая через деревья и пятиэтажки. Он уже представлял, как ворвётся в их комнату, и как они классно посидят с Рустамом. Щербаков даже похвастает своими успехами в их с Нурланом отношениях. Рустам Лёху в этом поймёт, и стопудово поддержит в его начинаниях. Кто знает, может и советом каким поделится. Лёша даже задумался, когда в последний раз ему было так хорошо на душе.

***

— Рустам, братан, я… — он чуть не выбил ногой дверь, радостно влетая в комнату. А потом впал в минутный ступор. Первое, что бросилось ему в глаза — это голые стены на стороне Рустама. Где все его постеры? Он посмотрел на саму кровать, и не нашёл привычного беспорядка. Где все его учебники? Одежда, что постоянно валяется на полу? Где сам Рустам?!       Лёша тут же открыл контакты, нажимая на его номер. Но услышал только бесконечно длинные гудки. Стал заваливать его сообщениями. Сел на свою кровать. Попытался всё осознать. Решил позвонить Нурлану. — Да? — ответили на том конце. — Нурлан, ты не знаешь, где Рустам? Я пришёл, а тут ни его вещей, ни одежды, ни его самого… — Я хотел тебе сказать. Сегодня, утром. Они с Эмиром уехали. Лёша резко встал в центр комнаты, уставился в окно, и не верил в то, что только что услышал. — Что? Стоп… уехали? Куда?! — Лёш, я понимаю, это тяжело. Но так надо было. У них поезд как раз в ночь с субботы на воскресенье уезжал.       То есть как раз тогда, когда они трахались в квартире Нурлана. Прекрасно, блять. Щербаков опустил взгляд на стол. И заметил какой-то конверт. Сабуров продолжал что-то говорить на фоне, но Лёша его уже не слышал.

***

      Всю субботу Рустам был занят «взрослыми делами»: он написал заявление в университет и забрал свои документы, узнав, что Эмир сделал это ещё в среду; скорбно снимал все свои постеры со стен, и без них его половина комнаты будто умерла; упаковывал свою одежду и все вещи, которых оказалось неимоверно много. Ему повезло, что Эмир одолжил ему свой второй чемодан. Конечно поменьше, чем его основной, зато Рустам не понесёт всё в рюкзаке, в который при всём его желании вместились лишь две его толстовки.       Когда полностью собрался, написал Эмиру. Тот ответил, чтобы он ехал к нему и спросил, взять ли ему чего-нибудь в «Пятёрочке». Рустам ответил, что выпил бы энергетика. Получил выговор и сообщение «Куплю тебе ванильное Чудо».       Рустам сел на кровать обдумать всё это. Даже не понимал сначала, что он вообще-то уедет отсюда. Навсегда. Он больше никогда не ляжет на эту кровать, больше никогда не будет кидаться в Лёшу подушками в попытках поднять того к первой паре. Он больше не увидит этой двери, этого окна и этих стен. Подумал и решил, что оставлять Лёшу совсем без ничего просто унизительно. И принялся искать лист А4 и ручку.       Когда приехал к Эмиру, даже удивился, почему тот ведёт себя так обычно. Ему даже показалось, что ничего этого не будет: он просто опять приехал к нему на выходные и они опять проведут их вместе, лёжа на кровати. Как и всегда. Если бы не непривычная пустота в квартире Эмира и собранный чемодан в коридоре, и правда бы подумал, что всё это было сном. — Так, у нас поезд в 0:45. Вот билеты, — он помахал двумя бумажками перед его лицом — я вроде бы всё взял. Пройдись по квартире, посмотри, может заметишь что-нибудь. — Эмир только выглядел спокойным. Но его выдавали его речь и движения: он постоянно двигался, всё не выпускал из рук эти билеты, по сотому разу проходился по комнатам. — Мир, — Рустам схватил его за предплечья, останавливая в середине комнаты. — всё будет хорошо. Сядь и успокойся, пожалуйста. Ты ничего не забыл. И отдай их уже. — он выхватил билеты, уходя и кладя их на тумбочку в прихожей. Вернулся и взял Эмира за руку, отвёл к кровати. Улёгся рядом с ним. — Просто я… я всегда волнуюсь. У меня часто такое бывает. — он придвинулся к Рустаму, утыкаясь носом в его шею. Саидахмедов в ответ на это мягко погладил его по спине. — Я тоже ещё не осознал это. Ещё не понял, что уже всё.

***

      В полночь за ними приехало такси. Рустама угораздило заснуть в тёплых объятиях Кашокова, поэтому сейчас он сонный обувался в коридоре и постоянно зевал. Эмир всё бегал по квартире, но теперь уже не без основания: проверял всякие обогреватели, свет, счётчик, что-то, что надо, выключал. Он говорил, что хозяйка квартиры придёт завтра утром. Так что ключи они оставили на тумбочке в прихожей.       Уже в машине, когда все чемоданы были погружены, а капюшон накинут, Рустам удобно устроился на чужом плече. Эмир всегда сидел рядом с ним, на задних сидениях. Саидахмедов спокойно засыпал, ведь билеты и его паспорт были у Кашокова, а старая жизнь позади.

***

      Он осознал всю трагичность ситуации уже на вокзале. Несмотря на позднее время, на платформах было немало народу и шума. Воздух был таким свежим… и насквозь пропитан ларьками с едой. Рустам видел уже третью пару, что слёзно прощалась у вагона, обнималась и говорила-говорила-говорила. Уже третьи по счёту люди, что нагоняли на него ужасну тоску. Он даже хотел взять Эмира за руку, но вовремя опомнился. Тут нельзя. На людях запрещено.

***

      Лёша всю ночь не спал и в сотый раз читал записку Рустама. Он оставил только её и свой красный резиновый браслет с надписью «REFORMA», что была изображена карикатурными буквами. У него таких было два, этот и такой же серый. Достались ему после участия в каком-то чемпионате по брейк-дансу. Рустам тогда так горел этим.       А сейчас его тут нет. Лёша лежал на кровати в полной темноте и сверлил взглядом потолок. Как он мог? Как Рустам мог так предать его? Они же больше никогда не увидятся. Они больше никогда не поговорят. Они больше никогда.       Ближе к ночи он не выдержал и заплакал, позвонил Нурлану и начал изливать ему душу. Сабуров сначала спокойно его выслушал (несмотря на то что часы показывали 01:13 и Нурлан явно спал), а потом, казалось, целую вечность его успокаивал и сказал ему столько тёплых слов, сколько не говорил за весь период их общения. В какой-то момент даже задумался, не приехать ли к Щербакову прямо сейчас. А потом переосмыслил внезапно пришедшую идею, и решил, что уж лучше заберёт Лёшу к себе. Но завтра. А сейчас сказал ему ложиться спать и не думать ни о чём. Даже пообещал, что на семинаре будет не так требователен, как обычно. Что ж, это многое меняет.

***

      Утром, в понедельник, ему всё казалось не таким. Другим. Непривычная тишина в теперь уже его комнате, одиночная поездка в забитом людьми автобусе, и необъяснимая грусть в аудитории, полной людей. На первой паре филологии он не увидел Эмира. У них была замена, но никто даже не сказал, почему. Второй филолог даже не удосужился рассказать, что Эмир Сергеевич вообще-то больше не придёт. Ни завтра, ни в среду, никогда. Как и Рустам, в принципе. Лёша даже не думал, что будет скучать по их филологу.