Thirty-one Days of Dazai

У Дазая было ощущение, что, скорее всего, Ода не знал, кто сейчас находился прямо перед ним. В конце концов, в этой временной линии он презирал Дазая. Но, тем не менее, добрый, самоотверженный Ода, который проявлял сострадание почти ко всем, встал перед ним, приняв пулю, предназначавшуюся Дазаю. Он отсутствовал всего сорок пять минут и находился в небольшом баре во внутренней части города, на границе территории Портовой Мафии. Он сидел, молча потягивая виски из стакана, погруженный в свои мысли, когда дверь впервые открылась. Он не обратил на это внимания, продолжая свою мысль, чувствуя тепло, которое алкоголь разжёг в его животе, и затуманенность, которая начала окутывать его разум, гранича с опьянением. Облегчение, которое приносили ему алкоголь и наркотики, всегда было огромным, и между всеми временными линиями, с которыми он сталкивался, эта, с осознанием того, что Ода никогда не полюбит его, никогда не простит за всё, что он сделал, прожгла дыру в его сердце. Но всё это было ради создания мира, в котором Ода счастливо пишет свой роман. В конце концов, цель оправдывает средства. Скрежет стула по линолеуму едва ли отразился в его сознании в тот момент, поскольку его внимание было сосредоточено на маленьком шарике льда, осевшем в золотистой жидкости перед ним. Прошло чуть меньше десяти минут, когда дверь открылась снова, и на этот раз со значительно большей силой, чем в предыдущий раз. При щелчке снимаемого предохранителя голова Дазая резко повернулась - тревога, без сомнения, была видна на его израненном лице - только для того, чтобы быть встреченным знакомой спиной и громким хлопком выстрела. Когда фигура начала падать навзничь, разум Дазая молился - умолял - чтобы это был не он, но даже его подсознание достаточно хорошо знало, кто только что подставил себя под пулю ради него. Дазай подскочил и подхватил мужчину под руки, и когда тот прислонился к нему спиной, Дазай выхватил свой пистолет и выстрелил в лоб нападавшему, отчего тот растянулся на земле, испуская последний хрип. Дазай рухнул на землю вместе с телом, тяжесть в его руках была знакомой, ужасающе - успокаивающе - знакомой. Один взгляд на тёмно-рыжие волосы подтвердил его худшие опасения, что это был именно он. Ода уставился вверх, на его лице начало отражаться редкое для него замешательство, когда он наблюдал за постепенно мрачнеющим выражением лица Дазая. — Я... — Дазай попытался попытался выдавить из себя какие-то слова, но комок застрял у него в горле, оставив их двоих в тишине. Где-то внизу образовалась кровь, запятнав строгий чёрный костюм Дазая, который не оставлял и шанса впитывающейся в него жидкой жизни Оды. Другой мир, ему пришлось бы делать всё это снова, ещё одна неудача, он так чертовски устал. Его стремление к смерти пришлось отодвинуть на задний план, пока он работал над созданием этого мира для этого человека, создавая идеальную среду, позволяющую ему процветать и осуществлять свои мечты. Чтобы стать тем человеком, которым он мечтал быть, и все же он постоянно портил эти миры, что-то случалось, шло не так, и Ода умирал: выстрел из пистолета в голову, ножевое ранение в сердце, рушащиеся здания, болезни, самоубийства - всё это происходило, и Дазай каждый раз терпел неудачу в том, чтобы остановить это. Чтобы спасти своего единственного друга. Это глубоко наполнило его чувством стыда, мысль о том, что он не может вернуть что-то столь простое человеку, который значил для него всё, вызывала у него глубокое чувство ненависти к себе. Гораздо сильнее, чем его обычная ненависть, которая превратилась в угрюмое чувство апатии. Но в эти моменты - когда Ода умирал, когда он держал его и наблюдал, как жизнь ускользает из его глаз, наблюдал, как этот человек покидает этот мир без него - она возвращалась с впечатляющей яростью. Держа Оду в своих руках, он знал, что он не был человеком, в объятиях которого Ода хотел бы умереть - на самом деле он, вероятно, был последним лицом, которое этот человек хотел бы видеть, пересекая границу на другую сторону - но он не мог заставить себя отступить и оставить этого человека истекать кровью в каком-то захудалом баре в полном одиночестве - так что он эгоистично остался. Он остался, крепко обнимая его и борясь с жидким отчаянием, которое пыталось вырваться из его глаз. — Ты идиот, — выпалил Дазай дрожащим голосом, и удивление от того, насколько грубым и огорченным был Дазай, отразилось на лице другого мужчины, который озадаченно уставился на него. Суровый оттенок все еще присутствовал, как это всегда было с Одой. Независимо от вселенной, этот факт его характера всегда оставался неизменным, независимо от его окружения. Глаза рыжеволосого мужчины начали закрываться, усталость от потери крови овладела его телом, заставляя вечно сопротивляющегося Оду тихо подчиниться, лёжа на коленях у Дазая. Дазай прикусил губу, наблюдая, как другой человек борется за своё сознание, борется против липких рук смерти, которые вцепились в него, шепча дразнящую маленькую ложь, чтобы выманить его с равнины смертных - те же самые слова любви, которые она шептала на ухо Дазаю ночью, пытаясь убедить его сдаться, уйти вслед за ним в сладостную бездну, которой была смерть, чтобы расслабиться и позволить всем двигаться дальше без него - исцелиться от черноты, которой был Дазай Осаму. Каждую ночь Дазай отвечал собственным шепотом, отрицаниями и обещаниями типа - позже, однажды, я все еще нужен, я должен сделать это идеальным, построить мир, который поддерживает его, позволяет ему процветать - но каждое предложение было таким заманчивым, доброта, которую предлагала смерть, была за гранью сладости - мир, который никогда не должен быть предложен такому человеку, как он. Итак, Дазай был настойчив - он всё ждал и ждал, всё жил и жил, чтобы создать идеальную реальность, в которой всё хорошо работало бы для его друга, независимо от того, чьи жизни он мог разрушить в процессе. Это не имело значения, все, что имело значение - это комфорт Одасаку. (Точно не его собственный) Тело остывало, холод проникал в комнату через всё ещё открытую дверь, позволяя холодному зимнему воздуху наполнить комнату. — Одасаку такой жестокий, идёт туда, куда я пока не могу за ним последовать... Возможно, это было единственной общей чертой между этими негативными мирами - что он всегда умирал, почти непременно, потому что Дазай был жив. Потому что Дазай создавал проблемы, убивая и становясь мишенью, проявляя свою гнилую, грязную, бесчеловечную сущность. Он знал, что для следующего и последнего мира он должен полностью исключить себя из уравнения. В конце концов, как может мёртвый убить живого?