Прелюдии к сессии

Запах табака такой резкий, что дышать невозможно. Снова кто-то из соседей курит прямо у себя в комнате, несмотря на все угрозы злой комендантши и охранника, и делает это с завидной частотой. Как только денег хватает на такое количество курева? Но если открыть окно, будет ещё хуже. Там мало того, что тополиный пух летает комьями, так ещё и асфальт перекладывают. Вот и приходится выбирать: морщить нос от сигаретного дыма или задыхаться от этой невыносимой дорожной пыли. Не то чтобы у Рампо был выбор – суровые русские реалии в виде дурака-соседа и предстоящей сессии умирать ему не позволяли. Дурак-сосед на самом деле дураком не был, учился отлично, да и вообще спортсмен-красавец-комсомолец, но мозги выносить умеет. С самого утра ноет о своей аллергии на тополиный пух и на жизнь, да так заунывно, будто стоит на пороге смерти из-за всего этого. Выпрашивает у Рампо готовые ответы на зачёт по экономике, а Рампо что? А Рампо сам еще не готовился. Полторы недели до летней сессии осталось, подумаешь. С экономикой проблем быть не должно, там Рампо и на автомат можно понадеяться, не зря ж весь семестр ходил почти без пропусков. А вот некоторые другие предметы – та еще головная боль, а любые виды боли Эдогава не любит, поэтому и не готовится. К сожалению, быть ленивым технарëм и поступать на юриспруденцию не было лучшим решением в его жизни – он в этом ещё на первом курсе убедился, но почему-то до сих пор не отчислился. Среди его одногруппников ходят слухи, что это из-за вкусных булочек в буфете, но правду не знает никто. Даже сам Рампо, наверное. Две его главные проблемы сейчас – литература и история. Всё было бы проще, если б Рампо побывал хотя бы на половине занятий по этим предметам. Он недовольно думает, зачем юристам литература, потом вспоминает, что Раскольников вообще зарубил двух бабок топором и успокаивается. Вот будь он адвокатом этого Раскольникова, как бы доказывал на суде его невиновность? Вопрос интересный, он подумает над ним, когда будет не лень. Пока лень. Поэтому он целыми днями бездумно тупит в ленту новостей и дешёвые детективные книжки, пытаясь отсрочить момент, когда будет "больно", ну, или когда до зачёта останется ночь, чтобы снова в панике обнаружить, что он не знает ничего нужного. Вот знает он глупую теорию, что Дюма – это Пушкин, и что Пётр Первый основал Петербург году эдак в 1700, что ему ещё в этой жизни надо? – Эдогава-а-а, – Дазай противно тянет его имя, не фамилию – потому что они слишком близки; их отношения явно ушли дальше соседей по комнате, и, как бы точнее выразиться... Они партнёры? Это вышло почти случайно зимним вечером первого курса. И не то чтобы об этом было неприятно вспоминать. – Ну что у тебя с экономикой? Рампо кривится, шарит рукой по столу и кидает в Осаму тетрадку: – Я примерно четверть написал, остальное сам давай. – Но мы договаривались на половину, эй! Это ведь нечестно, – потрёпанная тетрадь приземляется ему прямо по макушке, вызывая смешное ойканье. – Если бы ты знал, как мне впадлу, ты бы расплакался, – Эдогава пластом разваливается на кровати, демонстрируя груз вселенской ответственности, которая почему-то легла на его плечи. Подумать только, экономика... За два года жизни в этой комнате он успел изучить все трещины на побеленном потолке и даже застать появление пары новых. А уж что эти трещины видели – лучше не знать. Так и покраснеть можно. – А ты напишешь вторую четверть, если... – Дазай хитро улыбается, сверкает прищуренными глазами и перебирается из своего "гнёздышка" на край кровати Рампо. – Если я тебя поцелую? Рампо смотрит на его наигранно невинное лицо таким глупым взглядом, будто перед ним сидит как минимум крокодил и предлагает целоваться. Потом смеётся, запрокидывая голову и ударяя ладонью по кровати – так громко, что из-за стенки стучат. Он прикрывает лицо ладонью и мысленно желает этим курильщикам из соседней комнаты постучать себе по голове. Половником. – Добавляй, – парень садится, скрещивает ноги и заинтересованно двигается ближе к соседу, используя стародавний мем. – От поцелуя у меня желания писать экономику не прибавится. – А другого желания прибавится? – за пошлые шуточки Осаму получает ребром ладони по макушке (иногда Рампо кажется, что в его макушке скоро образуется дырка, из которой вытекут последние мозги), а потом обиженно прикладывает одну руку ко лбу в театральном жесте, воздевая вторую к потолку. – Ах, совсем ты меня не любишь, Эдогава! Мы такие разные, как же судьба свела нас вместе?! Никакого будущего! – Ой, ну ты и дурак, – Рампо двигается совсем близко, встаёт на колени и целует Дазая в лоб – и чего он такой высокий вырос? – И всë?! – Ага, это тебе для желания писать оставшиеся вопросы по экономике, – парень смеётся и плюхается спиной обратно на кровать. Нечего тут при свете дня и шуме асфальтоукладчиков непристойности разводить. Атмосфера не та. – Ага, а мне уже не хочется, – Осаму строит недовольную рожицу, обиженно отворачиваясь. – Ну и чего тебе хочется, дурень гуманитарный? – пятка упирается в чужое бедро. – Не поверишь: самого бесчувственного технаря в моей жизни! – А он тебе не да-аст, – Эдогава хитро щурится, то ли отвергая заигрывания соседа, то ли пытаясь взять его "на слабо". Сам еще не понял. В любом случае, Осаму воспринял это как "на слабо", потому что в следующий момент его лицо оказывается опасно близко, он нависает над Рампо, позволяя тому разглядеть даже танцующие искорки в своих глазах. – А как же экономика? – Эдогава чуть неловко хихикает, запуская пальцы в тёмные волнистые волосы. – Желания нет, – коротко бросает Дазай. – Можно? – Домогается, а потом ещё и спрашивает, пфф. Ага, можно. В следующее мгновение Осаму наклоняется ещё ниже и целует Эдогаву. Чужие мягкие губы охотно отвечают на поцелуй и словно просят большего, просят забить на эту глупую экономику и дурацкий университет, потому что вдруг в головах обоих появилось желание просто раствориться в этой комнате и не вспоминать ни о чём. Трещины на потолке краснеют, пока Дазай старательно зацеловывает и вылизывает шею партнёра, а тот шепчет сдавленным голосом что-то про Осаму-дурака; и самую капельку стонет, когда язык проходится по особо чувствительным местам. Дазай ведь за столько времени успел выучить его тело наизусть, знает все нужные точки, прикосновения к которым заставляют выгибать спину и поджимать пальцы ног. Рампо обнимает его за шею, прижимая ближе к себе и продолжая шептать глупости на ухо. Дазай, наверное, уже привык – каждый раз его называют дураком, но это только от большой любви. Колено Рампо совершенно случайно оказывается между чужих ног, он дразнится и ухмыляется в губы партнёра. Дазай издаёт неопознанный звук, что-то между стоном и вскриком, целует напористее, лезет рукой в штаны Эдогавы. Его чёлка щекочет соседу лицо, он отодвигает волосы руками, чтобы найти там дазаевские щёки и притянуть за них в ещё один поцелуй. Тихое возбуждение растёт, теперь уже Дазай выгибается в спине после очередного прикосновения. Он неловкими движениями спускает свои шорты, развязывает узел на штанах Рампо (Рампо удивлён, потому что этот узел он месяц развязать не может), футболки тоже летят на другой конец кровати. – Эдогава... – Может, ты сам? Мне как-то лень, – Рампо тянется к ящику комода за смазкой, чуть не вывихнув руку, достаёт полупустую бутылочку, протягивает её соседу. – Ну ты... – Хрен с тобой, Осаму, двигайся, – Дазай почти ложится на парня, позволяя ему дотянуться до нужного места. Резинка трусов чуть давит на запястье, а Рампо холодными от лубриканта пальцами разрабатывает партнера. Один палец, два, сколько нужно, чтобы выжать из него стон? Трёх достаточно. Он тяжело дышит Эдогаве в щёку, шепчет непристойности, за которые хочется дать по затылку, да рука занята, и стонет тихо, но так сладко. Рампо такие моменты больше всего нравились: когда этот "неприступный красавец" растекается от его движений по всей кровати, а после возвращается к доминантному образу и дразняще медленно садится на его член. Рампо скоро умолять будет делать это чуть быстрее, потому что возбуждение давит, а тот лишь улыбается невинно и продолжает. Потом всё-таки ускоряется, потому что самому невмоготу, хочется уже. Бинты с его тела потихоньку сползают, и Эдогава, хоть никогда и не признается, считает это очень сексуальным. Дазай двигается ещё какое-то время, мыча иногда сквозь сжатые губы, и кончает всё-таки первым. За ним и Рампо. Оба, пытаясь отдышаться, смотрят друг на друга и думают: как это вообще вышло. Почему. Тем не менее, им обоим понравилось. Эдогава вытирает с себя чужую сперму, ворчит, что нужно теперь в душ, а Дазай улыбается, как довольный кот, слизывая коротким движением румянец с чужих щёк. – Ну что, с тебя оставшиеся вопросы по экономике! – декламирует он, совершенно разрушая атмосферу. – Достаточно ведь было? – Ой, да напишу я, – Рампо в ответ закатывает глаза, потому что да, достаточно и даже больше. Кто бы ещё ему с историей помог…