От зависти и ревности всего один шаг до любви

В столовой стоит своеобразный шум, Жан без аппетита пережевывает редкое по вкусу варево, которое кто-то имел смелость назвать «куриным жаркое». Микаса в очередной раз отказала, смерив усталым взглядом. Другие девчонки, имеющиеся в отряде, вроде симпатичные, но особого желания не вызывают. Неразлучная парочка Эрен—Армин раздражающе мозолят глаза. Так безпалевно вести себя могут только конченные идиоты. Впрочем, Йегер такой по жизни, а вот что забыл Арлерт, увиваясь вокруг Йегера подобно назойливому вьюнку, это вопрос отдельный. От одного взгляда на этих голубков у Кирштейна подкатывает рвотный рефлекс. Почему у кого-то все, а у него ничего? Почему в свои восемнадцать он остается закоренелым девственником? Бесит. Бесит… Как же бесит… Жан громко стукает вилкой по столу, на его выходку обращают внимание другие ребята и старшие по званию, спокойно ужинающие. Жан ненавидит себя, когда находится в таком состоянии. Лицо Кирштейна искажается гримасой омерзения. Желание заехать Йегеру по роже становится навязчивым до такой степени, что звенит в ушах. — Эй, ты чего? — Конни подходит к парню, кладет руку на плечо и обеспокоенно заглядывает в лицо. — Несварение? Кирштейн не слыша вопроса, на автомате отрицательно мотает головой, продолжая сверлить взглядом руку Йегера под столом, скользящую по бедру Арлерта. С желудком все в порядке, просто он не может позволить себе принять очевидные факты. Жан опускает взгляд, отводя его в сторону, чтобы не видеть ухмылки Йегера. Тот, кажется, понимает, что его поймали, но не отступает, продолжая поглаживать бедро, наглядно показывая Жану, что у него нет шансов, он заведомо в проигрыше. Конни еще несколько секунд стоит возле Жана, а потом уходит, раз его помощь никому не нужна. Кирштейн не сводит глаз с дурачащихся шиганшинских сироток, окончательно принимая решения не доедать ужин, застрявший костью в горле. Он встает из-за стола и идет к выходу. *** — Эрен, может не здесь? — томно выдыхая в губы, шепотом произносит Арлерт. Эрен сильно возбужден и его уже мало что остановит. Наглые руки мнут бока, крепко прижимая к деревянной перегородке в конюшне. Если их застукают в этот час после отбоя, то мало не покажется. — В общей комнате предлагаешь этим заняться? — запыхавшимся голосом отвечает Йегер, поторапливая друга. — Давай, я уже готов. Эрен кусает губы, продолжая тормошить военную униформу Арлерта. На светлых брюках скоро появиться мокрое пятно, если они не поторопятся. Кажется, Армин нарочно медлит, лишая последних капель терпения. — Я сейчас, — шепчет Арлерт, пытаясь унять дрожь от возбуждения. Он не хочет, чтобы их услышали, но, судя по раздающемуся вдалеке лаю собак и окрику караульных, это не так уж и сложно оказаться застуканными за пикантным делом. Стоит быть более осмотрительными и действительно поторопиться, но пальцы от спешки застревают в петлях. Лошади в соседних стойлах громко фыркают, всхрапывают, тихо приветственно ржут и бьют копытом о настил. Трепещущий свет от факелов у входа в конюшню практически не касается их фигур, но своим светом освещает проход, отбрасывая тени. Ночные мотыльки кружат вокруг света, так и норовя подпалить крылышки. Теплый вечерний летний воздух гуляет по конюшне, донося запахи сена, лошадиного пота и конского навоза. Парни занимают свободное стойло, в которое еще днем натаскали свежего сена. Сквозь небольшое окошко пробивается настырный лунный свет, проливая его на их копошащиеся фигуры. — Эрен, — на выдохе слетает с губ Арлерта, когда парень напротив расстегивает его ширинку, освобождает член и лишает брюк, спуская до колен. Спустить ниже мешают высокие сапоги. Он не успевает понять, что творится в его голове, а уже подставляет шею под поцелуи. Эрен целует ее, но не так, как обычно. — Эрен, только, пожалуйста, без фанатизма, как в прошлый раз. — А это как? — отшучивается Эрен, приникая губами к шее, целуя, кусая, лаская языком. Ему нравится так делать, а еще ему нравиться, когда Армин ломается, строит из себя недотрогу. — Без засосов. Не хочу после слышать тупые подколы от Жана. У меня нет такого волшебного красного шарфа, как у Микасы. — А ты не слушай этого придурка. Ему никто не дает, вот он и завидует. С их прихода в тайное убежище проходит минут десять. Жан весь изводится. Сидит, прислонившись спиной к перегородке, и не знает, куда деться от будоражащих воображение дразнящих звуков. Его глаза округляются, стоит ему набраться смелости и проявить любопытство. «Только не говорите, что они собрались здесь заниматься сексом...» — проносится у него в голове. «Да они, должно быть, издеваются!» Жан гулко сглатывает, вязкая слюна с трудом проходит по мгновенно пересохшему горлу. Сердце начинает ускорять ритм, отдаваясь в ушах гулким стуком. Он не может ни вздохнуть, ни выдохнуть. Он не чувствует ничего, кроме жара, растекающегося по телу, и всепоглощающей паники, которая, кажется, уже давно поселилась в его груди. Он судорожно сжимает кулаки, на лбу выступают мелкие бисеринки пота. В висках стучит кровь. Кирштейн забывает о чувстве такта, решая досмотреть до конца гейское порево. — А что, если он на нас донесет? — в голосе чувствуется тревога. Арлерт смотрит в упор, помогая другу избавиться от стесняющих плоть брюк. — Ты можешь хоть сейчас не думать об этой лошадиной морде, Армин? — раздраженно фыркает Эрен, закатывает глаза и отстраняется. — Тебе легко говорить, ты не видел, как он смотрел на меня, когда мне пришлось побыть немного Кристой. Когда руки сторожившего нас похитителя лапали меня за грудь и пытались задрать юбку. Страшно подумать, что он себе нафантазировал. — Жалко, что этого не видел я! — на полном серьезе говорит Эрен и сверлит недобрым взглядом Армина, приподнимая его за подбородок. Другого времени, выходит, найти нельзя было как только сейчас об этом поговорить. В соседнем стойле лошадь громко ржет и ведет себя подозрительно, но это сейчас никого не волнует. Кому какая разница, что нашло на животное в это время суток. Двое парней продолжают начатое, терять драгоценное время на пустую болтовню — слишком большая роскошь. Эрен проводит пальцами по груди Армина через слой ткани рубахи, задевая соски. Парень дурашливо улыбается и прикусывает губу. Одного вида зардеющегося Арлерта в полумраке мало, хочется видеть его таким, каким больше никто кроме него не видел: бесстыжим, блудливым, игривым с лукавым взглядом. О да, Арлерт и таким может быть, если правильно разыграть партию. Эрен медленно ведет пальцами до подола рубашки, задирает и опускается на колени, припадая губами к белой коже Арлерта на животе. Парень тут же втягивает через нос воздух, вздрагивает, стонет, хватаясь за волосы любовника. Йегер вылизывает ямочку на животе, щекочет шершавым языком, Армин млеет от прелюдии, не забывая ерошить темно-каштановые волосы. Эрен балдеет, когда он массирует ему затылок. Задерживаться на тазовых косточках не имеет смысла, Эрен опускается к запретному плоду и целует, шаловливо прикусывает, оттягивает зубами, играет, слегка царапает когтями ягодицы. Армин извивается в его руках, пытаясь вырваться, но он сильнее. Стон удовольствия становиться громче, заполняет стойло, и кажется, ползет дальше, волнуя того, кто воровато всматривается в сутемь через щель в стене. Если бы Жан только знал, что эти двое сюда придут, он бы ни за что на свете не сбежал в это место ото всех. И что на него нашло провести ночь в конюшне? Когда зрение начинает подводить, то слух, который не может обмануть, становится единственным ориентиром. Воспаленный мозг подвергается атаке звуков, которые начинают возбуждать в нем ложные воспоминания и фантазии. Звуки становятся более громкими, а ощущения — более осязаемыми. Они кажутся Жану реальными, и он начинает видеть то, чего на самом деле нет. В результате на какое-то время он превращается в глупца, который видит мир таким, каким он не является на самом деле. Он готов поверить в любую чепуху. Любую глупость и небылицу. Его мысли становятся другими: навязчивыми и развратными. Ему хочется того, что он слышит за перегородкой. В брюках становится тесно, член начинает отдавать пульсацией, Кирштейн тянется к нему рукой и накрывает. Двигает по ширинке, сдавливает, сам не понимая, то ли он ласкает, то ли успокаивает свой детородный орган. Стоны, как назло, становятся громче и до неприличия бесстыжее. Арлерт, голубоглазый святоша, забывая обо всем, — а в частности о стыде, — своими охами и ахами возбуждает не одного Йегера, которому в отличие от Жана, достается все, будь то девушка или парень. Жан кривится в улыбке, едва сдерживая себя от нервного хохота. Как же хочется сейчас быть на месте Йегера, быть тем, кто срывает с губ Арлерта эти пошлые звуки, касаться пальцами его мягкой кожи, оставлять на ней свои отметины, целовать розовые услужливые губы, проникать в тесноту, делая его своим. Жан расстегивает ширинку и без стеснения трогает свой горячий твердый член. Яйца сводит судорогой. Голос Арлерта ведет его по морочному пути в самый глубокий омут, на самое дно, из которого нет дороги назад. Жан прикрывает на ненадолго глаза, представляет, как Арлерт стоит перед ним на коленях, и с удовольствием от его рук, его члена, его прикосновений, его голоса сходит с ума, стонет, извивается, просит еще и еще. — Эрен… так приятно… — слетает с губ парня, но Кирштейн слышит абсолютно другое. Протяжное: «Жа-а-ан, так приятно». Он вновь осторожно подсматривает в отверстие в перегородке. Через щель он видит не все, но этого достаточно, фантазия сама дорисовывает всю картину. Армин решает, что Эрен вполне достоин ответных ласк. Он без раздумий опускается вниз, берет в рот, со вкусом обсасывает яички. Йегер выгибается дугой, руки тянуться к копне светлых волос, сжимают их. — Еще, — стонет он, вставляя член ему в рот чуть глубже, и начинает двигать бедрами. Его дыхание становится сбивчивым. Парень умело сосет, посматривая исподлобья на разрумянившегося друга детства. Должно быть, Эрену и в правду хорошо! Жан подавляет громкий стон, вовремя прикрывая рот рукой. Лошадь нервно топчется на месте, странно посматривая на незваного гостя, расположившегося в ее стойле. — Что ты делаешь со мной, Армин? — шепчет Эрен и смотрит на него снизу вверх. — Я же сейчас кончу. Арлерт доволен проделанной работой и отстраняется. Кончить Эрен должен в другое отверстие. С этим он согласен. Он встает, поворачивается лицом к стене, упирается ладонями, оттопыривает белый зад и тут же начинает сгрести ногтями по поверхности досок. Эрен оглаживает голые бедра, водит, царапает пальцами по коже, ненасытно трется носом возле шеи, а членом между половинок. Горячее сбившееся дыхание подростка вызывает волну дрожи. Армин томится и выгибается, чувствуя его язык на своем теле. Йегер прикусывает кожу на спине, оставляя яркие багровые отметины. Он облизывает их, а потом снова прикусывает. Армин вскрикивает, сжимает кулаки. Ведь предупреждал же! Эрен впивается зубами в плечо, кусает, тянет, растягивая мышцы. Армин хрипит, но не отстраняется. Его тело дрожит, бьется в судорогах, он изгибает спину. Подставляется как блудливая кошка. Жан двигает рукой по члену, постепенно наращивая темп. Он представляет себя на месте Йегера. Представляет, как крепко держит Арлерта, как входит в его тугую задницу, как насаживает до упора и как размашисто начинает двигаться. Он чувствует гладкие стенки прохода, их сокращение, затягивающую теплоту. Ощущает под пальцами трепет, граничащий с дрожью и на языке сладковатый привкус. Эрен вжимает друга в стену, не давая шевельнуться, и входит одним резким движением. Армин вздрагивает от боли, но уже через несколько секунд забывается в накатившем удовольствии. Эрен снова толкается, заставляя Армина стонать и громко выдыхать на деревянную перегородку, за которой происходят не менее интересные действия. И если бы они только знали, что у их тайного свидания имеется свидетель. Или все же зритель? — Скажи это, — шепчет Йегер, прижимаясь губами к шее. Армин улыбается и прикрывает глаза, пока Эрен трахает, целует, кусает, зализывает, снова целует и снова трахает. — Сказать «что»? — дразнит парень, за что получает ощутимый толчок. — Ты знаешь… — стоит на своем Эрен. — Не останавливайся… — Мимо. — Обожаю, когда ты во мне. — Еще варианты? — Кончи в меня… — Слишком банально. — Покажи мне, что я только твой… — Армин... — Продолжай, пока я не начну умолять тебя кончить, — произносит Армин с придыханием. — Нарываешься, — он двигается быстро, жестко, до крови прикусывая плечо. Эрен тяжело дышит, ощущая скорую развязку. Армин медлит до последнего, словно приберегая самое приятное на конец. Завтра Жан явно пожалеет, но не сегодня. Он еще никогда так яростно не дрочил себе, как в эти минуты. Сознание давно отключило его от реальности. Он путается в мыслях и с трудом может сказать на чьем месте хотел бы оказаться: трахать Арлерта или самому быть оттраханным Йегером. Армин стонет под Эреном так, словно тот бог-секса. Йегер оказывается умелый любовник и в его-то годы! У Кирштейна голова идет кругом, ноги подкашиваются, рука, сжимающая член, начинает дрожать. — Эрен, а ты хотел бы увидеть океан? — Только с тобой. Йегер продолжает двигаться, пока, наконец, не слышит протяжный стон и сам не кончает глубоко в проходе друга. — Люблю тебя… Слышится смешок. Жан смотрит безумным масленым взглядом в щелку и не понимает, когда он успел сам кончить. Хлюпающий звук во время скольжения по напрягшемуся члену заставляет его остановиться. Липкая сперма заляпывает всю ладонь и пальцы. Он стряхивает ее и ведет ладонью по деревянной перегородке, за которой копошение принимает уже какой-то иной характер. Йегер и Арлерт валяются на душистом сене — и неважно, что оно колется, — переводят дыхание, хихикают, о чем-то шепчутся, понемногу приходя в себя. Жан сваливается на пол, смотрит фанатичным взглядом в потолок. Он чувствует себя опустошенным, но в тоже время чертовски довольным. На его лице застывает гримаса, похожая на улыбку. «Кончил от подсматривания за двумя парнями… А ведь еще недавно думал, Микаса — это предел мечтаний…» — смеется он и сжимает руку в кулак, которой дрочил. Лошадиная голова склоняется к нему и словно насмехается, громко фыркая в лицо. Жан, только сейчас начинает догонять всю комичность ситуации, в которой оказался и в которой принял участие. Смех рвется наружу. *** За завтраком в столовой разведкорпуса все та же суета, что и каждый день. На выбор жареные яйца или манная каша, небольшая пшеничная булочка и кружка подслащенного чая. Неразлучная парочка успевает занять свободные места за длинным столом. В тарелке Армина густой мешанины светлого цвета убавляется ровно наполовину. Эрен за болтовней не спеша помакивает кусок булочки в желтый недожаренный желток и медленно жует. Армин щебечет рядом, рассказывая то, что недавно читал в книге. На сегодня у них особых планов нет, а значит торопиться незачем. Из-за когнитивного диссонанса Кирштейн глаз не смыкает всю ночь. Он надолго запомнит то, как на него смотрела лошадь, когда на негнущихся ногах покидал стойло, как стонал Арлерт и как Йегер трахал друга детства на его глазах. — Жан? — удивленно вопрошает Армин, когда тот без предупреждения, скидывает руку Эрена с его плеча, расталкивает их сближение локтями, втискивается между ними, располагая свой скромный завтрак на столе. — Ты случайно лавочкой не ошибся, Мерин сивый? — удивляется Йегер, косясь на незваного гостя. Тот, кажется, не обращая внимания на его вопрос, молча принимается за еду. «Не ошибся», — спокойно отвечает Жан про себя, накапливая смелости для того, на что он решился. Эрен, чувствуя себя неловко, смотрит на этот балаган и, наконец, решает вмешаться: — Жан, какого черта ты тут забыл? Кирштейн поднимает на него взгляд, и глаза у него светятся какой-то дикой дурью. Он не отвечает: просто молча тянется рукой к руке Йегера, держащую кружку с чаем, и жалостливым взглядом смотрит, будто от этого зависит его судьба. Армин не выдерживает и касается ладонью прохладного лба Жана. — Вроде здоров, — делает он заключение, не чувствуя сильного жара. — Возьмите меня третьим? — звучит из уст парня со светлыми пепельно-каштановыми волосами. Армин приоткрывает рот от удивления, из руки Эрена падает кружка с недопитым чаем, Жан улыбается как умалишенный, смотря то на одного, то на другого.