Любить нельзя отпустить

      — Мы нашли их, господин.       Мужчина хитро улыбнулся, обнажив заострённые зубы. Всё шло как нельзя лучше. Под натиском демонов Мония не знала покоя, и весь её центр был обращён к единой цели — отбиться от нападок и взять под контроль земли вплоть до гор Лантис.       Как и у любой другой страны, у Бесплодных Земель повсюду имелись свои глаза и уши. Не прошло и месяца, как новость о бегстве рыцарей Света расползлась по Бездне и подняла на уши весь демонический рой. Исчезновение рыцарей и внезапное нападение внесли свою лепту — империя пребывала в волнении, как судно, попавшее в шторм. И тут, по мнению высших демонов, у верхушек Монии было два пути: сперва разыскать беглецов и устаканить внутренние беспокойства или первым делом решить вопрос назревающей войны и затем заняться розыском.       Это был шанс полностью изменить направление кораблика, отвести от поиска и занять ненужными битвами. Сражений не миновать, отвлекающий манёвр в этом и состоял. И сам план был прост — отвлечь и первыми взять в плен важных для Монии людей. Впрочем прост он был лишь на словах. На деле всегда имелись условия и сложности.       Мужчина по новой прокрутил стратегию в голове. Увы, люди не так глупы, как кажутся. Пусть даже все демоны нападут на Монию, те всё равно найдут время и силы, чтобы вернуть сбежавших охотников. Для Бездны же это шанс выявить в империи слабое место и уничтожить изнутри. Бесконечные нападки давно потеряли смысл. Рано или поздно силы Монии отгонят волну нечисти к Бесплодным Землям, отстроят границу и всё начнётся заново.       — Они нужны нам живыми. Поймайте и выпытайте из них всё о Монии.       Слуга невнятно поддакнул и кивнул. За шаркающими шагами последовал стук дверей, всё затихло. Мужчина с минуту задумчиво стучал кончиками пальцев по подлокотнику, в возбуждении соскочил с трона и отдёрнул полотно штор, ведущее к широкому балкону. В Бездне лунный свет выглядел иначе. Лиловый отблеск лился на каменные плиты, вычерчивал контуры замка на обугленном холме. Мрачная тишина куполом охватывала земли Отчаяния. И пока небо залито чёрным маревом, пока не засияют звёзды и не поднимется благословенный диск солнца, этот кусок земли так и останется чужд всему живому. Мужчина злорадно улыбнулся.       — Земли Рассвета встанут на колени перед Бездной. Пусть тьма поглотит мир этих жалких людишек! — жуткий хохот раскатился над безжизненной долиной. Вдали в ответ ему прозвучал нечеловеческий рёв, на границе загорелись огоньки. И только круглая луна молча и в скуке смотрела громадным, немигающим глазом.

***

      «Полнолуние», — подумал Грейнджер, глядя в окно. Раненый бок заживал медленно, что удручало. Уже неделю они занимали номер в неприметном отеле, ежедневно оттягивая уход по твёрдому решению Алукарда.       Что делать дальше? Или он уже задавался этим вопросом несколько минут назад? При попытке задуматься о дальнейшем голова болезненно гудела, мысли скатывались в клубок и никак не хотели развязываться и упорядочиваться. Грейнджер апатично вздохнул.       Алукард, сидевший на краю соседней кровати, взглянул на полузашторенное окно. Луна безмолвным бликом заглядывала внутрь и светила неприветливым, синеватым оттенком. Они чужие в этих краях. Со дня начала миссии они были предоставлены самим себе. Но кто мог подумать, что именно этим обернётся их наивное желание стать свободными? Алукард исподлобья покосился на Грейнджера. Поймав на себе взгляд мечника, стрелок нахмурился и отвернулся.       Поведение напарника расстраивало Алукарда не так сильно, как его рана и ощущение растущей между ними пропасти. Будто земля расступалась, и Грейнджер постепенно отдалялся от него. Это огорчало, пугало и злило. И все эти чувства, подобно краскам, смешивалиь в одно целое и небрежно наносились на холст — на потрёпанную, жалкую душу Алукарда.       Разве многого он хотел? Всего лишь быть вместе с Грейнджером, пусть и принять для этого не совсем правильный способ. Что же считалось правильным? По-доброму уговорить Грейнджера бросить службу и сбежать из империи? Или наврать Тигрилу, что они отправятся в серьёзную, продолжительную миссию, а затем дождаться момента для побега?       Он добивался своего счастья, не имея иных, «правильных» способов… Всегда ли для такой цели нужны «правильные» пути? Алукард невесело хмыкнул. Может, всё проделанное было зря? Их чистые невинные чувства остались в прошлом. Они оба выросли, набрались опыта, изменили своё отношение ко многим вещам. Для Грейнджера всё кончилось. А он никак не мог смириться и слепо верил, что ещё возможно зажечь ту самую искорку.       Охотник махнул головой, отгоняя назойливые мысли.

***

      Алукард бесцельно шагал по переулку и всякий раз с осторожностью оглядывался, когда краем глаза замечал подозрительные шорохи и тени. Городок, на окраине которого они остановились, граничил с Теневым Болотом и с Пустошью Бурь. Это неспокойное место периодически подвергались нападкам демонов и пограничных разбойников. Деревья-гиганты, росшие вдоль лесов Азрии, скрывали тёмно-лиловый небосклон, и даже днём солнце едва пробиралось через массивные ветви. Так и сейчас где-то высоко в небе одиноко висела Луна, а беспорядочно расставленные домики тонули во тьме.       С их побега прошло больше месяца. И весь месяц они плутали на краю эльфийских земель, изредка приближаясь к монийским поселениям. Не находилось спокойного места и возле Бесплодных Земель. Алукард полагал, что раз война в разгаре, то и соваться в самое пекло крайне опасно. И не потому, что повсюду слоняются монстры и земля непригодна для жизни. Основные силы Монии уже стянулись к горам Лантис. Это значило то, что там же находится Тигрил и другие недоброжелательные для них лица. Таким образом, Алукард и Грейнджер, окружённые со всех сторон враждебными территориями, потерянно ныкались на границе. Для обоих будущее выглядело смутным и безнадёжным.       Мечник удивлённо посмотрел перед собой. Незаметно жилые домики остались позади. Впереди, меж двух обрывистых берегов, беззвучно текла чёрная река. Каменная плитка сменилась протоптанной тропой. Алукард хотел повернуть назад, как остановился и прислушался. В ночной тишине зазвучал шёпот нескольких голосов. В непроглядной темноте зашуршали пышные мрачно-синие лопухи. Алукард схватился за рукоять меча и попятился.       Разбойники, поняв, что засада не удалась, разом вылезли из укрытий. Их было двое, но Алукард мог поклясться, что это обманный манёвр — ещё двое или трое таились в траве и дожидались. Высокий, плечистый, с перемотанными бинтами руками, блеснул клинком; второй, ростом с подростка, горбатый, злобно глядел исподлобья.       — Кто это к нам забг’ёл? — картаво захихикал второй и потёр руки.       Алукард со звоном вынул меч из ножен и встал в стойку. Оценил своё положение. Один с клинком. Второй, кажется, без оружия, вероятно, хорош в рукопашном бою. Никто не был вооружён луком или пистолетом, иначе он уже лежал бы трупом. Однако и это не успокаивало. В темноте он едва мог разглядеть что-то на расстоянии вытянутой руки.       Выглянувшая Луна мельком осветила тропу. Выждав, первый противник ринулся вперёд. Алукард взмахнул мечом, не подпуская незнакомца и на шаг. Несмотря на мелькнувшее в сантиметра от него остриё, на хладнокровном лице разбойника не дрогнул ни один мускул. Его глаза быстро и точно бегали по фигуре Алукарда, цепляясь за уязвимые места. Он оступился, резко упал и махнул ножом. Мечник среагировал сразу. Ещё чуть-чуть и орудие вкололось бы в щиколотку.       Маленькая фигурка проскользнула сбоку. Алукард тут же обернулся, занеся меч перед собой. Горбун отскочил и потёр окровавленную кисть. Злостно сплюнув, он запрыгал на месте, занося корпус то вправо, то влево. Алукард сконфуженно сощурился. Мелькавшая в разные стороны тень двоилась в глазах, и на миг он потерял бдительность…       Предчувствуя неладное, охотник согнул левую руку и ударом поразил невидимого врага. Меч тяжело лёг следом, рубанув по человеческой плоти. Кожа вдоль руки загорелась болью от пореза — разбойник успел ранить его. Луна скрылась, и прилесок погрузился во мрак — снова он вынужден полагаться только на слух. До ушей Алукарда отчётливо донеслось пыхтение — разбойник с клинком был ранен, но, видимо, несмертельно. Позади раздался выкрик вперемешку со свистом. Маленькие ручки охватили ногу, и с десяток тупых ударов обрушился на колено и голенище. Алукард в бешенстве махнул ногой, но горбун уже проворно оббежал вокруг и стоял спереди, что-то раздражающе люлюкая.       Толстая фигура внезапно схватила Алукарда со спины. От глухого удара по затылку мечник болезненно замычал и оскалился. Разум помутнел. Встрепенувшись, он невзначай расслабил руку и меч с лязгом упал на землю, задев рукоятью сапог. Проблеск полоской мягкого молочного света озарил тропу, очертив низкорослую фигурку. Карлик задумчиво вертел в ручке клинок, пока хитрый взгляд не коснулся меча. Он безумно захохотал.       — Скажи-ка напоследок, кем будешь? Интег’есно узнать, кого я убью его же мечом! — карлик вновь разразился жутким смехом.       Алукарда осенило. Этот коротышка был той самой мелочью, которая пристала к Грейнджеру в таверне. Факт их недавней встречи осознал и разбойник.       — Эй, Плут, чёг’т тебя подег’и! — выкрикнул он, обращаясь к безмолвной темноте. Лес тихо зашелестел — неизвестный Плут ступал осторожно и молча, до последнего не выдавая своего местоположения.       Таинственный напарник коротышки нехотя вышел на свет. Над густыми хмурыми бровями красовался длинный белесый шрам во весь лоб. Алукард беззвучно усмехнулся. Угораздило же встретить их, прогуливаясь по ночному городку. Не было сомнений — разбойники преследовали их. Мелкая дрожь покрыла плечи и Алукард в страхе сглотнул. В порядке ли Грейнджер? При мысли о том, в каком положении мог сейчас находиться раненый стрелок и что с ним могли сделать, всё тело Алукарда в панике передёрнулось. Горбун весело уставился на бледное лицо пленника, решив, что тот испугался.       — Взгляни на него, — он локтём пихнул юношу, — это ж тот самый! Его дг’ужок едва не застг’елил Гг’омилу.       Горбун сплюнул и злобно покосился на Алукарда.       — Охотники на демонов! Эти охотники на демонов пг’осиживают зады за бочкой пива! Чёг'товы паг'азиты! — разбойник повернулся к напарнику, — г’азбег’ёмся с этим, потом добег’ёмся и до его дг'ужка. Пег'ег'ежу, как свиней!       Заслышав угрозу, Алукард в ярости подался вперёд. Фигура позади запыхтела, с трудом удерживая охотника толстыми руками. «Толстяк слаб физически, не высок, неуклюж. Не помеха», — терпеливо подметил мечник. Самое важное — нет при себе оружия. Иначе какой толк держать живьём, если единственная цель разбойников — убить его? Парниша со шрамом подозрителен, не стоит недооценивать. Четвёртый, с перемотанными руками, до сих пор не подавал виду, и Алукард не знал, радоваться, что соперников на одного меньше, или корить себя за то, что не добил раненого.       — На колени! — гаркнул коротышка и махнул клинком.       Алукард опустился на землю и озлобленно стиснул зубы. В самом деле, кто он, раз позволяет какой-то мелюзге нагло командовать им и растаптывать честь Охотника на демонов в пух и прах?! Тучное тело навалилось на плечи, толстяк жадно вдыхал сухой воздух и пыхтел в затылок. Несло отвратительным запахом перегара. Алукард морщился и не отрывая глаз следил за клинком в шальных ручках горбуна. Он готовился к удару, но ничего не последовало.       Сунув оружие в подкладку курточки, карлик схватился за рукоять меча и яростно возжелал поднять его. Сопровождающиеся руганью и кряхтеньем попытки не увенчались успехом. От нелепости происходящего Алукард чуть не прыснул со смеху и помрачнел. Довольно. Как бы ему не хотелось лишний раз марать руки, иного выхода он не видел. Шутки кончились.       Хватка толстяка ослабла, и Алукарду не составило труда развернуться и двумя точными ударами уложить несостоявшегося противника наземь. Круглый нос на жирном лице хлынул кровью. Толстяк поднялся и, не оборачиваясь, на дрожащих ногах помчался прочь, что-то невнятно бормоча. Нащупав в кармане лезвие, Алукард бросился было вдогонку, но встрепенулся. Коротышка, улучив момент, с размаху полоснул клинком над подколéнной ямкой. Мечник пинком отбросил нападающего и замахнулся ножом. Получив сильный удар в грудь, горбун упал на живот и закашлялся. Обернувшись, его щуплая фигурка застыла, глаза округлились от страха и подозрительно повеселели.       От резкого толчка сзади Алукард упал на колени. Ремень обвил шею. «Тот… Со шрамом..», — понял охотник. Мечник крепче взялся за нож и занёс за голову, пытаясь задеть душителя. Лезвие попало в цель — разодрало щёку разбойника и хватка заметно ослабла. Алукард глубоко вздохнул и попытался подняться… Чужое остриё обожгло лицо. Коротышка стоял в шаге от него и махал клинком наугад, ничего не видя в темноте. Второй взмах также ранил, полоснув плечо.       Вмиг поменяв положение, охотник подножкой сбил горбуна с ног и навис сверху.       …Всё произошло быстро и без сожаления. Встав над бездыханным телом, Алукард отряхнулся и только размазал кровь по одежде. Выругавшись, он выкинул окровавленные нож и клинок в реку. Туда же отправился и труп разбойника. Парнишка со шрамом исчез из виду. Не показывался и толстяк. Не сразу Алукард приметил мужчину с бинтами. Смертельно раненый в шею, он дополз до папоротников и скончался, оставив за собой бордовую, размазанную полосу.

***

      Как только за Алукардом захлопнулась дверь, Грейнджер не мог сомкнуть глаз. В зловещей ночи́, без единого облака на небе, поднялась полная Луна. Ярко-жёлтым диском она украдкой заглядывала в незашторенные окна. Что-то жутко страшное и таинственное таилось вдали горизонта, за деревянными крышами домов и чёрными верхушками леса; манило к себе, вынудив стрелка подойти к окну. Оперевшись на подоконник, Грейнджер обезнадёженно выглядывал среди редких низеньких прохожих широкоплечую фигуру. Песочные часы лениво отсы́пали час и перевернулись, начав новый временной отрезок.       Он ушёл, ничего не сказав. Грейнджер с трудом допускал мысль, что напарнику надоели бесконечные скитания и недомолвки в их отношениях. В глубине души он не верил и не хотел верить, что Алукард так просто бросит его. Но допустим, так и есть. Грейнджер в одиночестве остался на чужой земле, будучи в бегах, без знакомых и постоянного жилья. За ним погоня. Причём список преследователей не ограничивался Монией. Стрелок прекрасно понимал, что сейчас за рыцаря Света — преимущественно живого — обещали приличную сумму как в низкосортных забегаловках на границе с Землями Отчаяния, так и в кругах опытных наёмников из Северного континента, долины Кадиа и даже Азрии.       Пока рыцари подчиняются ордену, Мония оберегает их, как своё детище. Поэтому никто не смеет покушаться на них, и поэтому так зашевелился каждый уголок Земель Рассвета, когда распространилась новость о побеге.       Грейнджер хотел было думать, как поступать дальше, но его размышления были прерваны скрипом двери. В комнату ввалился Алукард и без сил скатился на пол. Тяжёлое, сбитое дыхание и потрёпанный внешний вид не предвещали ничего хорошего. С минуту охотники молча смотрели друг на друга. Алукард не решался заговорить, путался в мыслях, тревожно перескакивая с одного события на другое. Разбойники из таверны, нападение, убийство: всё смешалось в кучу и напоминало страшный сон. Если бы мечник тут же принялся рассказывать о случившемся, Грейнджер запросто посчитал бы, что его напарник бредит.       Алукард поднялся и на негнущихся ногах подошёл к Грейнджеру. Перед глазами вперемешку всплывали обрывки недавней драки — толстяк с разбитым носом; лишённый эмоций, суровый взгляд юноши со шрамом; бездыханное тело под папоротниками; кривляющийся горбун, затем лежащий под ним с изуродованной шеей. Воспоминания приливали кровь к голове, и сердце в смятении барабанило в груди. Им завладела острая необходимость высвободить эмоции — слишком много до дикости жуткого и неприятного случилось за этот час. И он был бы рад прямо сейчас отправиться к Бездне и перерубить полчище демонов.       Луна, подняв завесу тайны, осветила измученное, измазанное кровью лицо Алукарда. Суровый, обременённый взгляд сверлил воздух и будто смотрел насквозь, в далёкий вид из окна. Кровь пятнами чернела на изорванной одежде. Грейнджер сглотнул. Состояние Алукарда пугало.       Тело мечника охватила дрожь. Обняв Грейнджера, он молча уткнулся тому в плечо. В душе словно разверзлась дыра, жадно затягивая в себя всё живое: и разум, и мысли, и тёплые воспоминания. Но никогда ей не забрать самое ценное, что есть у Алукарда. Самое ценное, взамен на что он не пожалеет отдать всё.       Мечник отстранился и потянул стрелка к кровати. Грейнджер не противился и с замиранием сердца ждал, когда напарник объяснится и ответит на вопросы, которые не решался задать он сам. Алукарда же заботило иное. Он мысленно корил себя, что своим видом мог напугать Грейнджера. Ввести в трепет рассказом о том, что он натворил всего несколько минут назад.       Порезы кровоточили, мысли ходили ходуном, не находя покоя в нывшей от тупой боли голове. Под весом нахлынувшего беспокойства Алукард чувствовал несвойственную ему потерянность. Хотелось забыться. Проснуться от этого кошмара и зажить нормальной жизнью.       Белая ладонь легла на раненую щёку Алукарда, очертив пальцем скулу. Находясь непозволительно близко друг к другу, скрытые покровом ночи, охотники не смели издать и звука, будто любое неверное движение неизбежно привело бы к плачевным последствиям. Сердце стучало дважды и замирало. Грейнджер томно вздохнул. Его не покидало ощущение, что прямо сейчас Алукард искал утешения и нуждался в близости.       Их губы соприкоснулись в сухом поцелуе. На ходу Алукард стянул испачканный сюртук, оголив уродливые порезы. Пальцы мечника заскользили по оголённому, испещрённому шрамами телу стрелка. Без бинтов Грейнджер выглядел прелестно. Его милый, чудесный Грейнджер.

…

      Алукард грубо толкнулся внутрь. Каждое движение, совершенно без чувства, отзывалось животной резкостью и оставалось красным отпечатком на белой коже. Точно по новой они проживали последний день миссии, по новой принимали бесповоротное, роковое для них решение. Осознание собственной ущербности выводило охотника из себя, и только в грубых толчках и хриплых стонах он находил способ вызволить своё безумие.       Грейнджер в смущении закрывал лицо ладонями, пальцы тонули в спутанных прядях волос и в складках простыни. Августовская дождливая ночь блеклым воспоминанием встревала перед глазами. Как и тогда, сейчас Алукард был не в себе. Сквозь возбуждённое биение сердца и абсолютную пустоту в мыслях, из глубины разума до Грейнджера едва доходила идея, что в чём-то Алукард оступился. И эта неправильность приводила мечника в бешенство. В такие моменты он словно подавлял в себе человечность и давал волю мрачной, нечеловеческой сущности.       Стрелок закусил губы, что-то промычав, когда белые ровные зубы коснулись шеи. Алукард до боли сжал запястья Грейнджера над головой, и череда укусов пронзила кожу на плече и дрожащей груди. Утробное дыхание заклубилось в прохладном воздухе, молочным пеплом исчезая в укромных бликах Луны. Чёрная ночь поглотила город. Снова они были одни в этом громадном мире. Мечник жадно облизнулся, попутно затягивая стрелка в мокрый поцелуй. Стоны возлюбленного таяли на его губах. Он мечтал, чтобы этот миг длился вечность. Чтобы вечность тихий, угрюмый с виду Грейнджер был с ним…       С губ Алукарда сорвался стон. Не отрываясь от поцелуя, он всем телом прижался к Грейнджеру. Горячие капли спермы плеснулись на рельефный живот, остатки хило стекали по взбухшему основанию. Усталость и боль от порезов навалились на плечи и потянули вниз. Мечник без сил упал рядом и тяжело задышал. Обессиленно прикрыв глаза, он провалился в недолгий, тревожный сон.

***

      До восхода солнца охотники покинули гостиницу. Морозное предутреннее небо вытянулось тёмным сиреневым маревом, мелкими каплями закрапал дождь. Алукард потирал забинтованные раны и украдкой рассматривал невесть откуда взятый, в пору сидящий плащ — обо всём позаботился Грейнджер, и такой же плащ висел и на нём. Мечник смутно представлял их последующий маршрут, размышления о месте, где отныне они могли зажить спокойно, тщетно сводились к одному — такого места попросту не существовало. Где бы они не остановились, повсюду за ними беспристрастно следили чужие глаза и уши.       Тяжела была жизнь в бесконечных бегах и без минуты покоя. Они могли бы вернуться в Монию, покаяться и, возможно, жить как прежде. Но оба были горды, чтобы отказаться от своих устоев. Отказаться от свободы, пусть и такой никчёмной и хрупкой.       Дождь прекратился. Над пустой площадью поднялась дымка тумана. Алукард посторонился злосчастной тропы у реки — мысленно пообещав, что расскажет обо всём позже — и повёл Грейнджера вдоль леса, чтобы в случае чего скрыться в чащобе. Охотники шли в молчании. Обогнув очередной домик на окраине, они неприятно оробели. В конце улочки двое незнакомцев в лёгком сером одеянии переговаривались с хозяином хижины. Третий настойчиво стучался в домик напротив и замахал плакатом, когда дверь открылась.       — Мы разыскиваем рыцарей Света, — громкий отчеканенный голос бороздил сырой воздух.       Чужая рука хлопнула Грейнджера по плечу. Волна ужаса окатила стрелка с головы до ног.       — Мы ищем рыц… — патрульный заикнулся, — эт.. Это они! — пальцы больно сжали предплечье. Не медля, Грейнджер ударил незнакомца по лицу и оттолкнул от себя.       В тумане показались ещё двое, послышался крик. Патрульные с конца улицы уже бежали к ним. Из окон с любопытством и взъерошенными от испуга лицами выглядывали эльфийки. Город, вынужденно пробуждённый, большим невидимым глазом пристально наблюдал за беглецами.       Мечник выругался. Дело было плохо. Схватив напарника за запястье, он рванул в лес. Ветви и низкорослые деревья царапали лица; под мокрыми от росы ботинками хлюпала и угрожающе скользила мягкая почва. Крики и шлепки о землю участились. С десяток воинов преследовали их и полукругом загоняли на холмистый берег, за которым чернела широкая бездонная река. Ещё чуть-чуть и их окружат, загнав в тупик.       Меч зазвенел в лесной тиши. Окровавленный клинок прорезал воздух, концом уставившись в толпу врагов. Алукард не собирался сдаваться без боя. И не собирался сдаваться вовсе. Стрелок мгновенно понял ход его мыслей.       — Другого выхода нет, — едва слышно сказал Грейнджер, распахивая кейсы. Повеяло гарью.       Сперва рыцари что-то выкрикивали, вероятно, речи про «сдайтесь, и мы вас не тронем», но удивлённые нежеланием повиноваться, тут же обнажили короткие клинки и стали медленно надвигаться.       Охотники переглянулись. В эту напряжённую минуту решалась их судьба. Отказаться от всего и быть взятым в плен или выйти за собственные рамки и стать монстром? Алукард знал, как трепетно Грейнджер относился к своему духовному состоянию в битве и к убийству неприятеля. Убивать без сожаления запрещали и на уроках в Монастыре, чтобы взрастить верных воинов, а не хладнокровных убийц. Но сейчас лицо стрелка выражало бесстрастие и пугающее спокойствие.       В жестокой реальности не осталось места милосердию и сочувствию — миром движили боль и страдания, сочившиеся из старых, загноившихся ран. И теперь Грейнджер, сам не раз подвергавшийся коварности бытия, наконец отрекался от устоявшихся порядков. Он готов добиваться свободы пролитием крови — неважно, своей или чужой. Он жаждал покарать ненавистных ему стариков, заправляющих Монией. Жаждал изничтожить бесчисленных демонов, когда-то лишивших его семьи. Жаждал стереть с лица Земли Монастырь, навсегда изменивший его.       Всё только начиналось. И не будет конца этой неравной схватке, пока бьются сердца отчаявшихся отступников.