Angel of Death / Ангел смерти

Джеймс Поттер был хирургом и невероятно хорошим. Работоспособным и рассудительным. Уверенные руки и достаточно энергии давали ему возможность работать по двадцать восемь часов в сутки. Джеймс также славился своей врачебной этикой. Он прекрасно ладил с детьми и их родителями, нервными старушками и опытными адвокатами, которые не могли не смеяться и не чувствовать себя расслабленно рядом с Джеймсом, очарованные его непринужденным характером и излучающими уверенность улыбками. Достаточно было одного его крепкого рукопожатия и слов: «Пожалуйста, просто Джеймс, обращение "доктор Поттер" заставляет меня чувствовать себя стариком», чтобы все и вся влюблялись в него. Джеймс был довольно юн для своей профессии. Он закончил школу на год раньше и смог ускорить некоторые аспекты своего образования, но это не означало, что он не потратил годы изнурительной работы, чтобы добраться до той жизненной точки, где был сейчас. Два года базовой подготовки, два года основной хирургической подготовки, затем экзамен, чтобы получить Членство в Королевских колледжах хирургов, — время, когда Джеймс жил на кофе, Ремус, его сосед по квартире, засыпал его вопросами каждую свободную секунду, а липкие записки с ключевыми понятиями были наклеены в ванной, на потолке и на стенах, так что у Джеймса не было другого выбора, кроме как учиться. Он мечтал об этом во сне. Затем, сдав экзамен, он должен был подать заявление на программу общей хирургии, поступить и закончить ее. Только после всего этого он мог называть себя общим хирургом. Джеймсу нравилась его работа. Смены были долгими, он часто чувствовал себя смертельно уставшим, когда в конце рабочего дня ложился в постель и засыпал еще до того, как голова касалась подушки. Ему всегда было чем заняться, но ничто не могло сравниться с чувством прилива сил во время операции. Хирурги имеют репутацию высокомерных людей, и доктор Джеймс Поттер не был исключением. С помощью скальпеля и твердой руки Джеймс мог добавить десятилетия к чьей-то жизни. Он мог диагностировать и вылечить ранее неизлечимые болезни. Мог возвращать людей с порога смерти, а в некоторых случаях — воскрешать уже покинувших этот мир. Кто, кроме Бога, был способен на это? Марлин, его лучшая подруга и ординатор-нейрохирург, была в этом плане еще хуже него. Она часто хвалила свои совершенные руки и поощряла высокомерие Джеймса всякий раз, когда оно немного ослабевало. Марлин считала, что высокомерие — более концентрированная форма уверенности в себе, которая необходима хирургам, вскрывающим других людей и работающим с их жизненно важными органами. В конечном итоге, несмотря на его слегка высокомерную натуру, Джеймс стал хирургом не для того, чтобы играть в Бога, дразнить его или что-то в этом роде. Он стал хирургом, чтобы помогать людям. Каждая жизнь, которую он мог спасти, каждая болезнь, которую он мог вылечить, каждый человек, которого он мог утешить и успокоить, были самым большим показателем успеха, который Джеймс только мог себе представить. Объятия благодарных отцов, радостный смех старушек, весточки от детей, которые спустя годы после операций все еще присылали ему открытки и благодарственные письма, — вот за что Джеймс любил свою работу. Непосредственный вклад в жизни других. Вот почему при всех талантах Джеймса у него был один недостаток — он плохо справлялся со смертью. Это поражение, а Джеймс ненавидел проигрывать. Но он также ненавидел признавать, что его поражение привело к худшему дню в чьей-то жизни. Что он не смог спасти чьего-то лучшего друга или брата, чью-то тетю. Существовало множество семинаров, занятий и тренингов, посвященных тому, как справиться с утратой. В больнице, где работал Джеймс, были консультанты, психотерапевты и обученные специалисты, к которым он мог обратиться, чтобы поговорить с кем-то об особенно тяжелых потерях. Он узнал, как ему следует справляться со своими чувствами, узнал, что нужно говорить, когда кто-то умирает, как самому себе, так и семьям пациентов, сгрудившимся в ожидании в приемной. Но Джеймс плохо воспринимал смерть. Он лишь скрывал это лучше, чем другие. Общеизвестно, что врачи, слишком сильно заботящиеся о своих пациентах, не могут стать настоящими профессионалами. Работа изматывает их, чувство вины и печали не дает сосредоточиться на операции. Их человечность оказывается роковым недостатком. На другой стороне спектра — роботы. Хирурги, воспринимающие своих пациентов не как людей, а как учебный опыт. Они холодны, походят на машины, часто дотошны, и хороши в технических аспектах, но ужасны в общении с пациентами. Великие врачи должны быть где-то посередине. Джеймс же относил себя к врачам первой категории. Когда пациент умирал, Джеймс имел привычку задерживаться в операционной. Он укрывал отошедшего в мир иной и позволял другим врачам и медсестрам покинуть операционную, чтобы он мог побыть один. В начале его работы печаль была почти непреодолимой. Затем, через некоторое время, она перешла в гнев. Гнев превратился в торг с Богом, которого он пытался победить. Затем он снова вернулся к печали. Что бы он ни чувствовал и какими бы странными ни были его действия после того, как кто-то умирал на операционном столе, его коллеги очень быстро поняли, что для них лучше как можно скорее убраться и дать Джеймсу побыть одному. Именно так они и поступили, когда резекция поджелудочной железы у одного из пациентов прошла неудачно, что привело к кровотечению и летальному исходу. Джеймс опоздал. Он сделал все, что мог, но кровопотеря была слишком большой. Джеймс прикусил язык, старательно зашивая пациента. Женщину сорока пяти лет. Ее день рождения должен был наступить в следующем месяце. Она собиралась навестить свою подругу во Франции. Они не виделись три года и теперь уже никогда не увидятся. Остальные покинули операционную, тогда как Джеймс задержался. Его окровавленные руки, скрытые перчатками, дрожали под ярким освещением. Он моргнул, пытаясь сформулировать свои мысли. Что бы он сказал сыну этой женщины? Что мог сделать, чтобы не дать этому случиться? — Ее больше нет, — ровный голос прорезался сквозь мысли Джеймса, заставив его подпрыгнуть. Джеймс поднял глаза и столкнулся взглядом с мужчиной, стоящим напротив него. Он стоял, небрежно опершись о стену одной ногой, пряча в карманах обе руки. Когда они встретились взглядами, мужчина проявил признаки встревоженности. Его глаза расширились, он открыл рот, но из него не вырвалось ни звука. Казалось, он не ожидал, что Джеймс увидит его или заговорит с ним. — Сэр, мне жаль, но вы не можете находиться здесь, это стерильная среда, — быстро сказал Джеймс, слегка растерявшись. Как ему удалось попасть сюда? Джеймс не слышал ни звука открывающейся двери операционной, ни шагов мужчины, ни вообще какого-либо шума. На самом деле, здесь стояла гробовая тишина. Мужчина выглядел молодо, примерно возраста Джеймса, и был одет во все черное. Кудрявые волосы красиво обрамляли его лицо, а глаза смотрели на Джеймса с поблескивающим в зрачках вызовом. Отпечатавшееся на лице выражение шока исчезло так же быстро, как и появилось, сменившись кривой ухмылкой. — Передай сыну женщины, что ее больше нет, — повторил мужчина, не двигаясь с места — Алло? Вы меня не слышали? Вы должны уйти. Сейчас же, — ответил Джеймс, на этот раз немного жестче. Этот человек нарушал множество больничных правил, о которых Джеймсу сейчас не хотелось и думать, настолько он был уставшим. Джеймса охватило жуткое чувство, когда он посмотрел на мужчину напротив. Он был красив, настолько, что было сложно поверить в то, что он настоящий, и хотя он уже доставлял массу неудобств, сердце Джеймса билось с невероятной скоростью от одного только его присутствия. Джеймс чувствовал, как аура этого человека с силой притягивала его к себе. Чувство было манящим, но от него каждый волосок на руках Джеймса вставал дыбом, а кожа покрывалась мурашками. Каким-то странным образом у Джеймса возникло ощущение, что мужчина, стоящий напротив него, — смертельно опасный хищник, а Джеймс — его добыча. Он был обезоруживающе красив, но какая-то часть мозга Джеймса кричала: «Опасность!». Странный транс, в котором оказался Джеймс, оборвался, когда незнакомец ухмыльнулся, словно услышав его мысли. — Ты был так занят закрытием тела, что даже не увидел, как я забрал ее. — Мужчина покачал головой, оттолкнувшись от стены. — Учитывая, что ты теперь, видимо, можешь меня видеть. Моя работа здесь кончена. Я уверен, что вы еще не раз увидите меня, доктор Поттер. Прежде чем Джеймс успел открыть рот, чтобы что-то сказать, мужчина исчез. Он растворился в воздухе, как фокус плохого иллюзиониста, который на самом деле был не таким уж плохим. Джеймс несколько раз моргнул, уставившись на то место, где только что был мужчина. — Какого хрена? — разнесся по пустой комнате эхом его голос. — Вы, блять, это видели? — Он посмотрел вниз на тело женщины, которую только что прооперировал. — Черт, это было не смешно. Простите, — быстро прошептал он, качая головой. Джеймс просто слишком мало спал. Наверное, в этом все дело. Джеймс недосыпал и поэтому испытал странное чувство послеоперационного горя, вызвавшее галлюцинации в виде сексуального парня, обожающего носить черное. Работа в больнице подразумевала, что все они были хорошо знакомы со смертью. Он слышал несколько историй от медсестер, врачей и администраторов о странных происшествиях во время ночной смены. Двери открывались случайным образом, часы останавливались в одно и то же время каждую ночь, шкафы с документами открывались, тени двигались по пустым коридорам. Марлин часто рассказывала о больнице с привидениями. Она стала верующей после того, как утверждала, что разговаривала с маленькой девочкой, которая умерла двумя минутами ранее в операционной напротив. Джеймс не верил ни ей, ни кому-либо из своих коллег, и уж точно не верил в призраков. Он верил в материальные вещи. В научные объяснения мира природы. В галлюцинации, вызванные недостатком сна. В ту ночь Джеймс отправился домой. В ду́ше он смыл с себя больничную смену и проспал двенадцать часов, стараясь не думать ни о своей потере, ни о мужчине, который ему привиделся. В его следующую смену все прошло без происшествий. Он ухаживал за пациентами, проводил операции и считал этот день очень успешным. К сожалению, мужчина, которого он видел в операционной, все еще преследовал его мысли. Он понимал, как глупо будет звучать его рассказ, если он решится поведать кому-то о произошедшем. Хотя Марлин, скорее всего, поверит ему, Джеймс не почувствует себя менее глупо, если поделиться с ней этим, поэтому он держал все в себе. Кроме того, галлюцинации никогда не случались с ним раньше, и он не ожидал, что они повторятся. У него просто был неудачный день. Такое может случиться с каждым. Нет, Джеймс изо всех сил старался выбросить галлюцинацию из головы, и это почти сработало. До следующей смены. — Время смерти — 17:32, — вздохнул Джеймс, взглянув на часы. Никакой операции. Пациент скончался в больничной палате. Руки Джеймса ныли от стимуляции грудной клетки в попытке спасти, а сердце болело от потери. — Эм, скорее 17:31, но где-то так, да. — Холодная ухмылка. Знакомая непринужденная поза. Он вернулся. В течение секунды Джеймс просто смотрел на него, пока медсестры выбегали из палаты, чтобы приступить к следующим делам. Казалось, никто больше не видел и не замечал человека, который появился так же, как и исчез в прошлый раз. Кудрявые черные волосы, зеленые глаза, неизменное черное одеяние. Он был одет довольно просто, в черные брюки и черную футболку. Джеймс изо всех сил старался отмахнуться от наваждения, снова почувствовав, как его охватывает страх. Это было похоже на сон, если бы он знал, что спит, но не мог проснуться. Не мог убежать от молодого мужчины, поджидающего его. Когда последний человек покинул комнату, Джеймс позволил себе заговорить. — Ты настоящий? Мужчина растерянно моргнул на этот вопрос, но ничего не ответил. Вместо этого он обратил свое внимание на тело, лежащее в комнате вместе с ними. — Он прожил долгую жизнь. Это не утрата, а неизбежность, с которой мы все рано или поздно столкнемся, — произнес он спокойным голосом. Джеймс почувствовал, как сердце подступило к горлу. — Кто ты такой? Мужчина поднял глаза на Джеймса и слегка усмехнулся. Ему шла эта ухмылка. — Я дам тебе подсказку, — сказал он, протягивая руку перед собой. Джеймс вздрогнул и сделал несколько шагов назад, когда в руке незнакомца появилась длинная коса. Изогнутое лезвие сверкало в ярком флуоресцентном свете больницы. Мужчина постучал косой по полу, и от этого по позвоночнику Джеймса пробежали мурашки. Черная одежда, коса, два мертвых пациента, один и тот же человек. — Ты, — его голос дрожал. — Ты — Мрачный Жнец? — Джеймс быстро моргал, чтобы заставить наваждение исчезнуть. Ему захотелось пересечь больничную палату и протянуть руку к этому человеку. Прикоснуться к нему, чтобы проверить, действительно ли он из плоти и кости, или является каким-то изощренным розыгрышем, плодом его воображения. Мужчина напротив него скорчил недовольную гримасу. Коса растворилась в воздухе, когда он скрестил руки на груди. — На латыни меня называли Сан-Ла-Муэрте, Святой смерти, что, по-моему, очень хорошо меня описывает. Греки называли меня Танатос. Дитя ночи, которому никогда не улыбалось солнце. Родственной душой страждущих и обреченных. Немного драматичное описание но я не возражал против этого. В любом случае, моя неизбежность считалась честной и справедливой, — он пренебрежительно махнул рукой. — Я носил много имен на протяжении веков: Ангел Смерти, Анку, Яма. Меня называли всеми этими именами на протяжении многих жизней, но больше всего я ненавижу Мрачного Жнеца, — с укором сказал мужина, являющийся самой Смертью. — П-прости, — пролепетал Джеймс, чувствуя пронизывающий тело ледяной холод. Он не мог отвести взгляд от Смерти. Смерти, поражающей своей непринужденностью. Разговаривающей с ним, как со старым другом. — Как ты предпочитаешь, чтобы тебя называли? Глупый вопрос. Он не был уверен, почему задал его. Возможно, ему снился сон. Это должно быть сном. Но Джеймс почему-то знал, что это не так. Смерть моргнула, удивленная вопросом. — Прости, если тебя смутил этот вопрос. Просто ты ненавидишь, когда тебя называют Мрачным Жнецом, поэтому я… — Нет, — быстро перебила Смерть. — Нет, просто люди обычно не такие… внимательные… им не приходит в голову спрашивать меня о таких вещах. — О чем тебя обычно спрашивают люди? — Джеймс прекрасно понимал, что сошел с ума, но ему было любопытно, и он был готов отставить в сторону надвигающееся сумасшествие, чтобы получить ответы. Мужчина напротив него задумчиво прикусил губу. — Ты можешь называть меня Регулус. — Регулус? Что это… — но прежде чем Джеймс успел задать очередной вопрос, Регулус исчез, оставив Джеймса одного давиться рваными вдохами. Джеймс сходил с ума. У него не оставалось сомнений в том, что с ним что-то не так. Регулус занимал все его мысли. Он не знал, что думать, метаясь из крайности в крайность. Первая мысль: Регулус являлся плодом его воображения. Но это означало, что у него галлюцинации. У здоровых людей галлюцинаций не бывает. Врачам запрещено оперировать, если у них галлюцинации, да еще и о смерти. Значит, вернее была вторая мысль: Регулус был реален, и как-то вышло, что Джеймс был единственным человеком в мире, который мог его видеть. Джеймс мог видеть Смерть. Что привело к миллиону вопросов. Как он мог видеть Регулуса? Почему? Почему Смерть хотела, чтобы ее называли Регулусом? Был ли он рядом на протяжении всей медицинской карьеры Джеймса? И если да, то почему Джеймс смог увидеть его только сейчас? Он метался от одной мысли к другой, сходя с ума от этой пытки. Его терзало необъяснимое знание, которое он держал в себе. Джеймс хотел сделать МРТ и КТ, чтобы узнать, все ли с ним в порядке, но последнее, что ему было нужно, — рассказать о возможных галлюцинациях Марлин, которая, несомненно, доложит об этом из врачебного долга. Его отправят в отпуск, не допустят к операциям, заставят беседовать с психиатром в душном кабинете о смерти и преодолении хирургического давления. Ремус, наверное, решит, что это шутка. Он будет смеяться над ним, а Джеймс не мог этого допустить. Последнее, что нужно его психике, — подтрунивания и высмеивания. Галлюцинация или олицетворение смерти? Галлюцинация. Скорее всего. Смерть? Возможно ли это? Он нуждался в ответах, и только один человек мог их дать. Ему оставалось только ждать неизбежного. В третий раз Джеймс увидел Регулуса случайно. Он подменял другого врача, которую, очень кстати, звали Амелия Боунс. — По крайней мере, эта не была твоей, — сказал Регулус, на этот раз появившись рядом с Джеймсом, уставившись вместе с ним на безжизненное тело. — Но она все равно была кем-то, — выдавил из себя Джеймс. Он изо всех сил старался не дрожать, но от Регулуса исходил холод. Арктический холод, как будто он стоял в морозильной камере. У него едва не стучали зубы. — Ты забрал ее быстро. — Я никогда не медлю, — пробормотал Регулус. — Куда они направляются? Куда ты их заберешь? Ты — Смерть. Ты реален, или мне все привиделось? Стоит ли мне обратиться за помощью? Со мной что-то не так? Почему тебя зовут Регулус? — Вопросы сыпались с губ Джеймса, прежде чем он мог себя остановить. Он не знал, когда Регулус уйдет, снова бесследно растворившись в воздухе, как обычно делал. — У тебя много вопросов, — бросил Регулус, повернувшись к нему. В его глазах поблескивало веселье. — Почему я могу тебя видеть? — спросил Джеймс, добавляя к списку еще один вопрос. — Никто другой не может. Регулус внимательно оглядел его. В присутствии Регулуса все остальное окружение просто растворялось для Джеймса. Он нигде конкретно не находился. И был везде и сразу. Не существовало ничего, кроме Регулуса и волнующего чувства, пронзающего сердце. Его зеленые глаза изучали карие Джеймса, после чего улыбка расплылась на его лице. — Приятно вот так просто поговорить с человеком, — наконец выдал Регулус. Протянув бледную руку, он нежно провел двумя пальцами по челюсти Джеймса. — Никто никогда не говорит так со мной, — прошептал он. Джеймс вздрогнул от прикосновения Регулуса, ведь вместо ощущения его пальцев, Джеймс почувствовал лишь парализирующий морозный холод. Ледяной шепот. — Умершие, наверняка, могут тебя видеть, — сумел-таки выдохнуть Джеймс после минутного молчания. — Конечно. — Регулус кивает, убирая руку. — Но они всегда хотят узнать, что случилось, как они умерли, куда отправятся дальше и как долго они будут отсутствовать. Никто не пускается в рассуждения о моем имени. Никто не замечает зелень моих глаз и не имеет наглости злиться из-за меня, как это делаешь ты. — Значит, ты появляешься, чтобы забирать людей на ту сторону или вроде того? — Джеймс вновь недоуменно моргнул, ожидая, что Регулус опять исчезнет, не ответив на его вопросы. Джеймс точно сошел с ума. Все эти годы учебы в медицинской школе дали о себе знать. Возможно, это его новый способ справляться со смертью на работе. Одни разговаривают с больничным психотерапевтом, другие плачут в душевой, а иные видят галлюцинации со смертью в главной роли. — Да, вроде того, — усмехнулся Регулус. — Что ж, тогда я был бы премного благодарен, если бы ты держался подальше от моих пациентов, — именно это стало следующей связной мыслью, которую Джеймс сумел озвучить в присутствии Регулуса. К его удивлению, Регулус громко засмеялся. Это был приятный звук. Джеймс поначалу ожидал, что из его рта полетят летучие мыши и мотыльки, но звук был гармоничным, звонким. — Мне хорошо известно о твоем прошлом опыте со смертью, так что ты должен знать, что я не торгуюсь с людьми. — Регулус покачал головой, призрак смеха застыл на его лице в виде улыбки. — И я однозначно не иду на компромиссы. — Ну, пару раз мне-таки удавалось тебя переиграть, — ответил Джеймс, отчаянно пытаясь стереть самодовольство с лица Регулуса. — Я возвращал людей к жизни после клинической смерти. Их сердца останавливались. А я делал так, чтобы они вновь забились. Тень пробежала по лицу Регулуса, и он вдруг стал очень серьезным. — Они живы только потому, что я позволил им вернуться. Ты удивишься, на что становятся способны люди, если их хорошенько припугнуть. Джеймс выдохнул смешок. — Насколько же высокомерным нужно быть, чтобы додуматься до такого? Я посылал электрические разряды в их сердца, чтобы нормализовать ритм биения. На моей стороне наука. — Я высокомерен? — Глаза Регулуса расширились от шока. — Я ангел смерти, черт подери. Ты же это понимаешь, да? Я конец. Мрачная тень небытия, свет в конце туннеля, тот, кто пожинает души. А ты всего лишь хирург. И высокомерен здесь явно ты. Ты всего лишь Джеймс Поттер. — О, да ты навел обо мне справки, как я погляжу, — быстро ответил Джеймс. — И вообще, для тебя я доктор Поттер, — выдохнул он, одарив Регулуса колким холодным взглядом. Регулус раздраженно вскинул руки. — Мне не нужно ни о чем наводить справки. Я, блять, не понимаю, как тебе это объяснить. Из всех возможных людей, которые потенциально могли меня увидеть, я застрял с тем, кто думает, что может победить смерть. — Я могу победить смерть. Я могу победить тебя, — уверенно кивнул Джеймс. Регулус приподнял бровь в насмешливом жесте. Глаза его сверкнули тайным знанием, которое Джеймс был не способен постичь. — Это мы еще посмотрим, доктор Поттер. И вновь Регулус исчез прежде, чем Джеймс успел даже заметить, оставляя большинство его вопросов неотвеченными. Чем чаще Джеймс видел Регулуса, тем хуже становились его мысли. Он думал о Регулусе постоянно. Его разум не знал покоя, терзая себя размышлениями о бледной коже, и зеленых глазах, и саркастическом нраве. С ним что-то явно было не так. Он метался в ночи, думая об этом. С ним, должно быть, что-то не так. Но он же доктор. Физически он никогда не чувствовал себя здоровее. Если он был болен, если у него был какой-то недуг, ему бы об этом было известно. Но он был таким же, как всегда, разве что его жизнь начало отравлять постоянное присутствие смерти. Джеймс снова в операционной. В помещении стоял запах смеси антисептика с бетадином и прижженной плоти. Металлический запах крови и анестезирующего газа. — Доктор, это безнадежный случай. Надо констатировать смерть, — предупредил его кто-то. Четверть предплечья Джеймса была покрыта кровью. Хлюпающий звук движущихся кишок эхом разносился по комнате вместе со звоном металлических инструментов о металлические подносы. Блять. Блять. Джеймс не сдавался. Регулус вновь стоял, опершись на стену операционной, и глядел на Джеймса с бесстрастным выражением лица, но Джеймс даже с другого конца комнаты мог заметить нотку самодовольства в его глазах. Не сегодня. Регулусу не достанется этот пациент. Не этот. Джеймс может это исправить. Джеймс может победить его. Писк машины, обозначающий остановку сердца, разлился по пространству. — Доктор, — взмолилась светловолосая девушка. — Прошу. Не помогли ни эпинефрин, ни вазопрессин. — Время смерти 14:19. — Джеймс вытащил руки из грудной полости с тошнотворным хлюпаньем. Голос его был ровным и безэмоциональным. Регулус изо всех сил старался скрыть самодовольную ухмылку. — Ты сделал все, что в твоих силах, Джеймс. Джеймс точно не знал, как долго он находился здесь. Теперь операционная опустела, а он на автомате приводил все в порядок, отчаянно стараясь игнорировать Регулуса. Произошедшее ощущалось как сокрушительный удар. Джеймс усмехнулся, все еще слыша ровный писк ЭКГ, звенящий в его ушах. Это бесполезно, он старался изо всех сил, но все было напрасно. Его глаза метнулись вверх и встретились со взглядом Регулуса, который снова выглядел точно так же, как всегда. Учитывая, что Регулус это Смерть, а Джеймс с каждым днем все больше склонялся к тому, что так оно и есть, он должен быть более напуган. Или, может, Регулус должен выглядеть более пугающим. Кто знал, что воплощение смерти примет форму двадцати-сколько-то-летнего кудрявого парня? — Как давно ты стоишь тут на этот раз? — голос Джеймса прозвучал резко. Из него так и сочилась горечь поражения. — Ты хочешь, чтобы я ушел, — ответил Регулус, в удивлении вскидывая брови. Джеймс изо всех сил старался разжать челюсть. Он хотел получить ответы на свои вопросы, но прямо сейчас ему было важнее показать, что он зол. — Да, хочу. Твое присутствие — это постоянное напоминание о моих провалах. — Джеймс бросил на него сердитый взгляд. — Жаль. — Тебе не обязательно было забирать ее. Ты сделал это, только потому что мог. Чтобы доказать свою правоту. — Джеймс чувствовал, как гнев разливается по его венам. — А, — Регулус кивнул. — Теперь ты начинаешь понимать. Жизнь дает, а я забираю. Ты не имеешь к этому никакого отношения. Джеймсу вдруг захотелось кричать. Он сжал руки в кулаки и сосредоточился на своем дыхании. Регулус осторожно наблюдал за ним, выражение его лица приняло более мягкое выражение. — Мне жаль, — начал он, качая головой. — Ей правда пора было идти. Я не получаю удовольствия, забирая молодых. И вообще едва ли получаю удовольствие от этой работы. Джеймс глядел на него в ответ. В его красоте было что-то чарующе обезоруживающее. Что-то притягивало Джеймса все ближе с каждой секундой. Но ближе к чему? Он не мог понять. — Я делаю это не из жестокости, — прошептал Регулус. — Приятно быть для людей утешением. Облегчением, а не трагедией. Приятно, когда тебя встречают как старого друга. Регулус вдруг стал необъяснимо грустным. Джеймсу стало необычайно легко притвориться, что он простой человек, который слишком многое повидал. Тысячелетия страданий и потерь. От этого у Джеймса на сердце сделалось тяжко. — Я не хотел этого, — продолжал Регулус. — Знаешь, порой я бываю жестоким. — Регулус выпрямился. Джеймсу пришлось подавлять панику, охватившую его при мысли о том, что Регулус снова уйдет. — Почему? Откуда такая жестокость? — попытался остановить его Джеймс. Ему хотелось держать его ближе к себе. Регулус замолчал, погрузившись в раздумья. — Каково это, доктор Поттер? Отдавать больше, чем забираешь? Опиши хорошенько, потому что это нечто, чего я никогда не испытаю, сколько бы вечностей ни прошло. Вопрос застал Джеймса врасплох. Ему хотелось рассказать Регулусу. Хотелось объяснить все так, чтобы стало понятно им обоим. Это было причиной, по которой он стал врачом. Причиной, по которой он был самим собой. Акт дарения. Иногда ему казалось, что весь смысл его жизни сводился к тому, чтобы отдавать, и отдавать, и отдавать. Он не мог этого объяснить. — Да, — Регулус грустно улыбнулся ему. — Я так и думал. — Каково это, забирать больше, чем отдаешь? — мягко парировал Джеймс. — Забирать, не беспокоясь о том, что твоя полезность зависит от того, как много ты способен отдать другим? — Ох, — резко выдохнул Регулус. В воздухе повисла тишина. — Осторожнее, доктор Поттер. Ты и вправду начинаешь мне нравиться. — Можешь называть меня Джеймсом, — прошептал он в ответ, но Регулус уже исчез. Джеймс моргнул пару раз, чтобы взять себя в руки. — И держись подальше от моих пациентов, — обратился он к пустой комнате. Той ночью Джеймс вернулся в свою квартиру с путаными мыслями и все еще колотившимся сердцем. Каково это — забирать? Это приятнее, чем отдавать? Придает ли это больше силы? Менее ли это утомительно? Чувствовал бы он себя более цельным? Нравился бы он все еще людям, если бы перестал отдавать? Во сне он видел Регулуса. — Нам следует перестать так встречаться, — пробурчал Джеймс, а Регулус ухмыльнулся. У Джеймса было возникло желание запустить в него щипцами, просто чтобы посмотреть, что произойдет. Эта смерть его очень огорчила. Шэрон Уилкерсон. 27 лет. Любила малиновые тарталетки. Оставила после себя двух кошек и потенциального парня, которого собиралась пригласить на свидание, если переживет операцию. — Регулус, — вздохнул Джеймс, чувствуя себя поверженным. — Я правда не в настроении сегодня, так что забирай ее и уходи. По правде говоря, Джеймс в последнее время чувствовал себя немного странно. Каждый раз, когда ему удавалось спасти пациента, он был преисполнен радости, конечно же, его это радовало. Он выполнил свою работу, был хорошим хирургом. Но всегда оставалась маленькая ноющая нотка досады, которую Джеймс чувствовал в глубине души при мысли о том, что это была упущенная возможность увидеть Регулуса. С этим чувством он предпочел бы вообще не иметь дела, поэтому единственным логичным решением было бы каким-то образом изгнать Регулуса. Он почти убедил себя, что тот был лишь галлюцинацией. — Я уже забрал ее, Джеймс, — усмехнулся Регулус. — Я оперативен. — Что ж, в таком случае тебе нет нужды задерживаться здесь, так ведь? — Может, Джеймсу не стоило бы так огрызаться, учитывая, что Регулус буквально воплощал собой Смерть. Джеймс не совсем уверен, какие правила тут действуют в этом плане. Регулус мог бы забрать его жизнь просто так? Или человеку нужно уже быть на грани жизни и смерти? — Я не убью тебя, Джеймс, — прямо ответил Регулус. — То есть я мог бы. Но не стану. По крайней мере, пока что. В чем тут веселье? Ты первый человек, который по-настоящему заговорил со мной за целую вечность — Ты шутишь? По поводу «пока что»? Регулус немного помолчал, прежде чем ответить: — Все умирают. Рано или поздно я заберу и тебя. — Супер. Так значит ты можешь читать мои мысли? — Я запутался. Так ты хочешь, чтобы я ушел, или ты хочешь устроить очередной допрос? — ответил Регулус, и ухмылка вновь заиграла на его лице. — Нет. Да. Хочу и того и другого, видимо. — Джеймс потряс головой. Ему надо бы сосредоточиться на человеке, которого он потерял. Его разум должен быть занят другими мыслями, но он занят только Регулусом. После он всегда чувствовал вину. Вину за то, что его мысли были заняты только Регулусом. Что теперь, когда они вместе, существовал только Регулус, а не горе утраты, к которому он привык. — У тебя на лице все написано. Я практически вижу, о чем ты думаешь. Понять людей не так уж и сложно. Особенно, когда у тебя есть столько опыта с ними, сколько у меня. Джеймс кивнул, хоть и был не совсем уверен в том, что верит ему. — Кажется, это первый мой вопрос, на который ты действительно ответил. — Мы оба знаем, что это неправда, — Регулус повернулся к нему, обеспокоенно сведя брови. Джеймсу пришлось побороть желание разгладить образовавшуюся на его лбу складку. Он не знал, почему. — Я думал о том, что ты сказал, — начал Джеймс, изучая зеленые глаза Регулуса. Они были такими яркими, такими живыми. Каждая часть Регулуса казалась такой живой. Несмотря на то, что его кожа была бледной, порой его щеки розовели, а иногда даже губы, будто внутри него циркулировала кровь. — О том, что приятно, когда в конце тебя встречают, как старого друга. Регулус медленно кивнул. — Я встречу тебя как друга. Когда придет мой черед уходить. Мне не будет страшно, и я буду рад увидеть знакомое лицо. Регулус удивленно моргнул несколько раз, прежде чем издать изумленное: «Оу». На какое-то мгновение Джеймс увидел, как холодность спала, а во взгляде Регулуса появилась искренность. Благодарность. Тепло. — Большинство хотят увидеть свою маму, — наконец выдал Регулус, разрушая чары. — Эм, ну, моя мама бессмертна, так что я соглашусь на наилучшую альтернативу, — Джеймс улыбнулся. Он ничего не мог с собой поделать. Регулус выглядел так, будто собирался поспорить, но все же закрыл рот, решив, что лучше не стоит. Между ними воцарилось приятное молчание. — Почему ты здесь, Регулус? Почему я могу тебя видеть? — спросил Джеймс. Регулус пожал плечами в ответ. — Может, я здесь, чтобы помочь тебе смириться со смертью, Джеймс Поттер. — Я врач, мы со смертью хорошо знаем друг друга. — Мы только в начале пути. — Рот Регулуса изогнулся в легкой ухмылке. — Ты всегда был здесь? Почему я не мог видеть тебя раньше? — Может, ты не всматривался. Джеймс кивнул. — Так, тебя спроецировал мой мозг. Великолепно. — Как скажешь, лишь бы тебе хорошо спалось по ночам, Джеймс. — Регулус попытался похлопать его по плечу, и ледяной мороз снова пробежал по телу Джеймса. Холод просочился сквозь его мышцы и направился прямо к костям. — Но для справки, да. Я всегда был здесь. Я так же, как и ты, удивлен, что ты видишь меня сейчас. А затем Регулус исчез. Джеймс не мог не испытывать симпатию к Регулусу. Не мог справиться с этим. Конечно, Регулус раздражал, и само его присутствие означало, что Джеймс не справился со своей работой, но теперь, с каждым их разговором, боль от потери ощущалась чуть слабее. Медленно, но верно у Джеймса получалось справляться с рыдающими семьями и чувством непреодолимой потери, потому что он получал что-то в ответ. Было что-то, чего он ждал с нетерпением. Был кто-то, кого он ждал с нетерпением, и этим человеком был Регулус. Он знал, что это безумие. Мог сказать, что отдаляется от друзей. Джеймс начал брать дополнительные смены, столько, сколько ему позволяли. Он едва ли бывал дома. Чем больше он работал, тем выше была вероятность, что появится Регулус. И конечно же, Джеймс всегда старался спасти всех, кто попадал к нему на операционный стол. Конечно, он был таким же внимательным, как и всегда, но когда пациент умирал, Джеймс с надеждой поднимал взгляд, чтобы увидеть ждущего Регулуса. Регулуса, с его спокойным выражением лица, легкой ухмылкой, кудрявыми волосами и любовью к черному цвету. Регулуса, у которого всегда наготове была колкость, какой-то комментарий или вопрос. Джеймс необъяснимым образом привязывался к его присутствию. Ему не нравилось думать об этом слишком долго. За эти месяцы он многому научился. Он задавал много вопросов, а Регулус, казалось, отвечал лишь на парочку, а потом исчезал; но смерть была неотъемлемой частью больничной жизни, поэтому Джеймс видел Регулуса довольно часто. Он узнал, что Регулус выбрал себе такое имя, потому что очень любил астрономию. Ему, как бесконечному существу, нравилась бесконечная необъятность космоса. Он забирал людей. Это все, что говорил Регулус по этому поводу. Ни единого упоминания рая, ада, загробной жизни или чего-то в этом роде. «Я просто забираю их, Джеймс. Перестань задавать этот вопрос», — огрызался Регулус. Любимой частью работы Регулуса было то, что он наблюдал за человеческими творениями с первого ряда. Все искусство, все романы и все философские мысли, возникавшие на протяжении веков, — Регулус был свидетелем всего этого. Регулус был одинок. На самом деле, ему не с кем было поговорить. Хоть он и пытался пошутить о том, что однажды говорил со своим самым любимым композитором, Джеймс мог сказать, что то, что люди обычно приходили от него в ужас, печалило его. Регулус не очень хорошо принимал комплименты. Однажды Джеймс случайно назвал его красивым. Это просто вырвалось, и Регулус мгновенно исчез. Джеймс помогал ему работать над этим. Регулус мог принимать разные обличья. Большую часть времени он пытался быть очень успокаивающим, не волнующим. Вот поэтому он дышал, хотя ему и не надо было. Вот поэтому его губы были розовыми. Доступность. Регулус ясно дал понять, что он принимал пугающую форму только перед теми, кто этого заслуживал. Скелет с гниющей плотью, отваливающейся с обнаженных костей, безголовый человек, демонический дух с уходящими ввысь рогами. Ему нравилось драматизировать. Регулус не был человеком. Джеймс пошутил об этом лишь однажды. Раз он теперь дружил со Смертью, то у него должны быть какие-то привилегии. Одной из таких привилегий должна была быть расправа Регулуса над врагами Джеймса. У Джеймса не было врагов, и он просто шутил, но Регулус не был в восторге от этой шутки. Джеймс переживал, что стал своего рода собакой Павлова. Соотносить смерть своих пациентов с радостью, восторгом перед предстоящей встречей с Регулусом не сулило ему ничего хорошего, но один взгляд его изумрудных глаз, и Джеймсу было плевать. Сама идея того, что Регулус был там, что он вернется, идея того, что он посмеется над тем, что сказал Джеймс, и что Джеймс в теории мог рассмешить его еще раз, — все, что волновало Джеймса. Короткие взаимодействия, маленькие улыбки, обмен понимающими взглядами. Иногда, если Джеймсу везло, Регулус, забывшись, прикасался к нему. Он дотрагивался до его запястья, случайно задевал его руку. Джеймс каждый раз вздрагивал. Он никогда не ощущал такого прилива электричества. Джеймс был зависим от Регулуса. Когда тот уходил, все, чего хотелось Джеймсу, — увидеть его еще раз. Когда Джеймс не видел его, он думал о нем. Он больше не переживал из-за того, что у него могут быть галлюцинации. Теперь он думал только о том, как увидеть Регулуса еще раз. А потом произошло что-то странное. Люди перестали умирать. Ну, это было не совсем правдой, люди умирали все время, они просто перестали умирать здесь, в больнице, где работал Джеймс. В первую пару дней было не так плохо. Джеймс был в ударе. Его пациенты были целы и невредимы. Затем дни превратились в неделю, потом — в две. Ни одной смерти. Ни одного признака Регулуса. Джеймс терял терпение. Ему хотелось рассказать Регулусу о многом, как обычно задать множество вопросов. Прошла еще одна неделя. Все в больнице воспряли духом. Даже Марлин, которая вела себя так, будто каждая успешная операция была неизбежной, была удивлена хорошим положением дел. Прошел почти месяц, и люди начали делать ставки на то, кто же окажется тем врачом, который разрушит шаткую светлую полосу. Операция какого врача пойдет не так? Кому назначат пациента, которому не суждено выкарабкаться? Джеймс надеялся, что ему. Если Регулуса послали сюда, чтобы Джеймс смирился со смертями, то его миссия выполнена. Не то чтобы Джеймс надеялся, что кто-то умрет. Нет, он не этого хотел. Он наделся, что тот, кто в любом случае умрет следующим, будет закреплен за ним. Важная разница. Чем больше проходило времени, тем более нестабильным становился Джеймс. Он не понимал, как сильно сблизился с Регулусом. Не понимал, как сильно ему нравилось видеть его. Джеймс же не мог просто взять телефон и позвонить ему. Его разум заполняли иррациональные мысли. Что, если больше никто не умрет? Что, если в следующий раз, когда кто-то умрет, Регулус не появится? Что, если последний раз, когда они виделись, действительно был последним. Вскоре Джеймс мчался по больничному коридору каждый раз, когда звучал код. Он спал в дежурной комнате, работал часами бесплатно, только чтобы на законных основаниях увеличить время, которое он проводил с пациентами. Он заглядывал в операционные, где его никто не ждал, прикрываясь любопытством. Он был истощен. Темные круги под глазами приобрели исключительный фиолетовый оттенок, а его волосы были в еще большем беспорядке, чем обычно. Ремус был первым, кто заметил, и он часто отчаянно просил Джеймса отдохнуть. Поспать в своей кровати. Съесть горячий обед. Вскоре все в больнице были в курсе, но они не переживали так сильно. — Джеймс просто хочет убедиться, что все как можно дольше будут оставаться живыми. Он проверяет, что никто здесь резко не умрет и не прервет нашу полосу везения, — хихикала Марлин, когда кто-то спрашивал, как долго Джеймс уже находится на смене. Он решил даже не исправлять ее. Когда кто-то наконец умер, Джеймс почти не мог поверить в это. Он пришел на кардиоваскулярную операцию. Вообще не его сфера, но доктор Эванс все равно пустила его. Джеймс выбирал между этим и удалением аппендикса, и шансы того, что кто-то умрет во время открытой операции на сердце, были куда выше. Джеймс вообще не собирался принимать участие в операции. Он просто наблюдал, выжидал. Вот, что он сказал Лили. Поэтому она и согласилась впустить его. Но все пошло не по плану, и в какой-то момент Джеймс уже запустил руку в полость тела, пытаясь справиться с последствиями от повреждения аорты. Когда Джеймс услышал изолинию, слушая, как Лили, выругавшись себе под нос, назвала время смерти, он не чувствовал злости, потери или грусти, которые часто накрывали его с головой после особенно тяжелой смерти. Он чувствовал облегчение. — Я закрою, — услышал самого себя Джеймс. — Серьезно. Это была тяжелая потеря, тебе стоит поговорить с семьей. — Спасибо, — коротко сказала она, резко кивая. Лили быстро ушла, и все оставшиеся живые люди вскоре вышли вслед за ней. — Много же ты сделал, чтобы снова меня увидеть, — ухмыльнулся Регулус, опираясь на стену операционной. Сердце Джеймса бешено билось о стенки его груди при звуке голоса Регулуса. Наконец. Наконец. Руки Джеймса были по локоть в крови. — Ты же знаешь меня. Не могу оставаться в стороне. Регулус поднял брови, но ничего не сказал. — А вот ты определенно можешь, — продолжил Джеймс. — Я думал, ты будешь доволен. — С чего ты взял? — Число смертей в больнице убывало в геометрической прогрессии. Ты должен гордиться тем, как усердно работал, — осторожно продолжал Регулус. — Я просто, — Джеймс не мог подобрать слов. Его руки очень внимательно зашивали тело. Возвращали все, как было. — Нет, просто. Я… я доволен. Просто, — Джеймс был слишком уставшим, чтобы думать. Он не мог пробраться через пелену своих чувств. По большей части он пытался объясниться перед собой, а не перед Регулусом, но все равно не получалось. Регулус был здесь, и это все, что имело значение. — Что ты пытаешься сказать, Джеймс? — проговорил Регулус спокойным и размеренным тоном. — Не оставляй меня больше, — выпалил Джеймс. Это, на самом деле, будто подвело итог всему, что он чувствовал. Регулус слегка поджал губы, а потом направился к Джеймсу. Осторожно, с деликатностью, которую Джеймсу очень хотелось почувствовать, он коснулся его лица. Он прильнул к этому холоду. — Вот бы я мог прикоснуться к тебе, — печально пробормотал Регулус. Джеймс прекрасно знал это чувство. — Не думаю, что для нас хорошо… — Регулус замолчал. — То, что мы делаем. — А что мы делаем? — Джеймс, я рушу вещи. Я разрушу тебя. Я гниль, которая проникает повсюду, холодная темнота, которая утягивает за собой, не спрашивая. Ты не захочешь, чтобы я был рядом. — Но я хочу, — уперто возразил Джеймс. — Ты специально позволял людям жить, чтобы избегать меня? Несмотря на секундную печаль, Регулус слабо улыбнулся ему. — Я делал то, что в моих силах. Но даже я не смогу поддерживать такое положение дел вечно. Я просто… слегка замедляю ход вещей. — Что ж, мне это не нравится. Я… я думал, что больше никогда тебя не увижу. — Было бы это так уж плохо? Джеймс раздраженно выдохнул. — Для меня было бы. Да, — он пытался заставить Регулуса понять, хотя сам едва ли понимал себя. — Большинство людей тратят всю свою жизнь на то, чтобы убежать от меня, — неверяще покачал головой Регулус. — Ну, я не большинство людей, — фыркнул Джеймс. — Нет, не большинство, — Регулус мягко коснулся его лица, напоследок, а потом отпрянул. Джеймс мог сказать, что он собирается уходить. Эта мысль набатом ударила в его голове. — Регулус, не уходи, — отчаянно прошептал Джеймс. — Я должен, — ответил Регулус. — Тогда, — Джеймс пытался прогнать отчаяние из своего голоса. — Тогда возьми меня с собой. Позволь мне пойти с тобой. Но Регулус уже ушел. Джеймс пытался не думать о том, что он сказал Регулусу. Он был уверен, что это было проявлением слабости. Секундное помутнение. На самом деле он не хотел идти с Регулусом. Уйти с ним означало умереть. А он просто хотел, чтобы Регулус был рядом. Близко. Это не было проблемой. Это не было чем-то плохим. Джеймс хотел бы сказать, что после встречи с Регулусом чувствовал себя лучше. Ему не хватало этого облегчения от знания, что Регулус неизбежно появится еще раз, и еще, и еще. Но после смерти пациента Лили удача снова была на их стороне. Все меньше людей умирало, и когда это происходило, Джеймс, казалось, никогда не оказывался рядом. Он знал, что это дело рук Регулуса. Он знал, что тот делал это специально, и это выводило Джеймса из себя. Что бы там между ними ни было, это еще не конец. Джеймс не позволит этому стать концом. Ночью Регулус преследовал его во снах. Отрывки их разговоров эхом разносились по его подсознанию, отскакивая от стенок черепа. «Каково это — отдавать больше, чем забираешь?» «Каково это — забирать?» «Каково это — забирать?» Проходили дни, в которых не было ни намека на присутствие Регулуса. Джеймс не мог с этим смириться. Не мог этого вынести. Если Регулус больше не хочет приходить к нему добровольно, то Джеймс его просто заставит. Но думать о плане и приводить его в действие — две совершенно разные вещи. В основном потому, что его план шел наперекор всему, чему он посвятил свою жизнь. Он был здесь, чтобы служить, спасать, отдавать. Но Джеймс смотрел ангелу смерти в лицо. Он потратил время, чтобы узнать его, заставить его смеяться, найти среди всего этого их схожести, трагедию, любовь, потерю. Регулус был великолепием. Все остальное меркло на его фоне. Смертные жизни и сравниться не могли с его обещанной вечностью. Джеймс не собирался ничего делать. Он просто думал о том, чтобы сделать что-нибудь. Каждую ночь. Каждый раз, когда он закрывал глаза. Как легко было бы снова увидеть Регулуса. Если бы он был достаточно смелым. Как он мог бы взять дело в свои руки в любое время. Иногда желание становилось таким сильным, что его руки начинали трястись. Но он не собирался ничего с этим делать. Это было просто идеей. Просто мыслью. Каждую ночь. Каждый день. С каждым вдохом. С каждым выдохом. Регулус. Каково это — забирать? Разве Джеймс не устал отдавать? Разве он не хотел почувствовать, хотя бы раз, то, что чувствовал Регулус? Разве не хотел познать ту силу? Разве не хотел воззвать к смерти и заставить смерть ответить ему? Казалось, эти мысли преследовали его вечность. Они пустили корни, и Джеймс чувствовал, как они скручиваются внутри него. Как зарываются в его мозг, просачиваются через череп и начинают гнить.