Нет покоя для грешников.

— Знаешь, Флейм, я всегда искренне восхищался твоим умой и хитростью. Равнялся на тебя, но сейчас ты ведешь себя как настоящая дура! Рой потягивал холодное пиво на ступеньках заднего крыльца, пока его мать руководила рабочими, занимающимися сборкой их новой кухни. Флейм стояла рядом, опершись о перила, смотря на него сверху вниз, борясь с желанием, разбить стеклянную бутылку об его продажную голову. — И с чего ты сделал подобный вывод? — Потому что именно так ты себя ведешь. Как дура. Имея возможность теперь бесконечно манипулировать Барром, привязать к себе, получить от него все, что пожелаешь, ты уперто… — Хорошо же Роберт обработал тебя, да и тетушку тоже. Флейм бросила недовольный взгляд через стекло задней двери. Мэйбл Бофорт увлеченно что-то рассказывала рабочим, они в ответ кивали и смеялись, не забывая выполнять работу, за которую им заплатили. Кухня действительно преображалась на глазах. Вместо давно облезших и разбухших фасадов старых шкафов, она наполнялась блеском свежих лакированных поверхностей, да и в целом стала казаться просторнее, чем прежде. — Ребенок, который у тебя в животе, настоящая золотая жила. — С чего ты это взял? Рой отхлебнул немного пива, прежде чем ответить. Понимая, его ответ будет более чем очевиден для них обоих. — Роберт жаждет рождения этого ребенка. — Чтобы отобрать его и воспитывать самому. И исчезнет в тот же миг… — У тебя впереди много месяцев, чтобы переломить ситуацию, а ты даже постараться не хочешь. — Не собираюсь я рожать. Это не обсуждается! Флейм усмехнулась сама себе. Не могла не признать, расчет Роберта был довольно верным, обернуть против нее ее же родню. Едва десять минут назад она переступила порог этого дома, тут же пришлось выслушать кудахтанье Мэйбл, что не по-христиански убивать посланного Богом им с Робертом малыша. Теперь и Рой туда же. Правда, он не приплетал религиозную чушь о грехе, потому что всегда был чересчур практичен и меркантилен. Вот только поддаваться на их уговоры и оставлять ребёнка она не была намерена. — Роберт все-таки здорово придумал с этим ремонтом. Хотя мне и жаль расставаться с тем, что с такой любовью сделал для меня мой Донни. Мэйбл вышла на крыльцо с еще одной бутылкой пива для Роя. Дональд Бофорт был мужем тетушки, отцом Роя и Риммы, ее дядей и родным братом ее отца. Флейм плохо помнила своего дядю. По большей части по каким-то семейный торжествам. Дядя всегда был добр и ласков с ней, по крайней мере, так она запомнила. Он был шерифом Бофорта, умер в перестрелки с бандой преступников, решивших ограбить местный банк, когда ей было лет десять. При этом у Бена и Дона Бофортов отношения всегда были напряженными. Она лично пару раз заставала ссоры между ними, да и по каким-то разговорам матери и тетушки Мэйбл это тоже было вполне понятно. Прямо сейчас Флейм задалась вопросом, знал ли ее дядя, что его родной брат творил с ней, его племянницей? А если знал, почему не помог? Очевидно, все-таки он ничего не знал. Мэйбл недовольно покачала головой, сразу поняв по взгляду Роя и Флейм, что они только что ссорились, передавая сыну пиво. — Флейм, ты точно ничего не хочешь? Чай или лимонад? Сегодня довольно жарко. — Единственное, чего я хочу, чтобы моя семья меня не предавала. — Милая, мы любим тебя. — Неужели? Тогда почему встали на сторону Роберта? Рой отставил пустую бутылку в сторону и приложился к новой. — Мам, я пытался убедить Флейм, что ее ребенок… Но она и слушать не желает. А ведь Барр, судя по нашему с ним разговору… — Боже, Рой, Роберт спит и видит, как бы от нас избавиться. Я устала повторять это! — Но раз ему нужен твой ребенок, значит, еще не скоро… Флейм на несколько секунд прикрыла лицо руками. Как же все это ей надоело! А она ведь могла быть сегодня уже свободной, не беременной, если бы не Барр и его вчерашняя выходка. Но в итоге вынуждена выслушивать от родни лекцию о том, в чем они совершенно ничего не понимали. К ней подошла тетушка. Флейм убрала руки от лица и вопросительно посмотрела на нее. — Мэй, хотя бы ты понимаешь? Роберт не собирается навечно связывать себя с нами. — Возможно, но если твой малыш родится, ты навсегда станешь мамой его ребенка, а это не пустой звук. — Вы совершенно его не знаете, ни ты, ни Рой. — Зато я знаю тебя, милая, с самого рождения. И вижу то, что ты упорно отрицаешь. Ты любишь Роберта. — Снова? Я не люблю Роберта! Я его ненавижу! Рой совершенно искреннее ухмыльнулся, не поверив ее словам. Тетушка тоже смотрела на нее скептически. А потом по-доброму улыбнулась, взглянула на нее по-матерински, с заботой, так, как на нее никогда не смотрела ее родная мать. И от этого Флейм отчего-то почувствовала комок в горле и желание заплакать. Уткнуться в плечо тетки и рыдать. — Как бы ты не отрицала, но хочешь того же, что и остальные. Близкого человека рядом, любви и заботы. То, что было у меня и Донни, твоего дяди. Чего никогда не было у твоих родителей. Да, мой Донни слишком рано покинул меня. Но мы были очень счастливы вместе. Рой и Римма родились в огромной любви. — Но я-то здесь при чем? — Ты и Роберт… — Что я и Роберт, тетушка? — У вас может быть общее будущее. — Какой бред! Флейм окончательно устала от данного разговора. Она не рассказала родне, что было между ней и Робертом вчера, как он запер ее, как вел себя, как пытался… Наверное, ей следовало рассказать, тогда бы они поняли, насколько она ненавистна Барру. И что ребенок никогда не сможет их связать, даже родившись. Ее тетка, видимо, сдаваясь, вернулась в кухню. Флейм проследила взглядом за ней и тут же недовольно нахмурилась. В кухню со стороны гостиной только что вошел Роберт. Они с Мэйбл радостно поприветствовали друг друга. На какой-то вопрос Барра тетка указала на дверь, ведущую на задний двор. — Черт. Этого только не хватало. — Пробурчала Флейм. — В чем дело, кузина? Рой вопросительно посмотрел на нее. Но так как Роберт почти сразу, открыв дверь, появился на заднем дворе, ее братец и сам все прекрасно понял. — Привет, Боб! — Вставая, поприветствовал он его. — Добрый день, Рой. Смотрю, ремонт в самом разгаре. — Да. А краска снаружи дома почти высохла, уже завтра можно накладывать новый слой. — Отлично. Я приеду пораньше. — Договорились. Хоть Роберт и говорил с ее кузеном, но при этом постоянно поглядывал на нее. Что поднимало в ней лишь новую волну недовольства. — Ты в гости заскочил или за Флейм? — За Флейм. Стоило ему это сказать, как Флейм окатила его злым взглядом. По промелькнувшему удивлению на лице ее кузена, Роберт сделал вывод, что даже он не видел кузину раньше настолько рассерженной. Очевидно Флейм не стала посвящать родню во вчерашние события. — Тогда оставляю вас одних. Рой ушел. Но прежде чем закрыть за собой дверь, заинтересованно оглянулся в их сторону, явно разбираемый любопытством. — Поговорим? — Мне не о чем разговаривать с тобой, Роберт. Утром я не ясно выразилась? — Вполне ясно. Но мы не можем делать вид, что вчерашнего не было. — Но я предпочитаю именно это. Флейм скрестила руки на груди. Не зная, как еще отгородиться от Роберта и его навязчивости. Прямо сейчас Роберт старался объяснить сам себе, зачем отправился следом за Флейм. Действительно ли для того, чтобы поговорить о вчерашнем? Какой в этом смысл? Из-за ее беременности? Из-за собственного чувства вины? Что им даст еще один бессмысленный разговор, если оба после снова окажутся каждый при своем мнении? Одно для него было несомненно, до тех пор пока Флейм носит его ребенка, он не оставит попыток удержать ее от аборта. — Мне действительно жаль, Флейм… — Я не верю тебе. Тебе нужен ребенок, а на меня плевать. Факт, с которым трудно поспорить! — Это не дает мне право вести… — Боже, прекрати, наконец, строить из себя… — Просто, давай поедем домой и поговорим спокойно. — Какой же ты надоедливый. Не хочу я с тобой разговаривать. Поймешь ты это или нет?! — А я думаю, ты очень хочешь со мной поговорить о том, что тебя терзает. О твоем детстве. — Хочется узнать сальные подробности? — Хочется, чтобы ты простила себя за то, в чем не виновата. Роберт в два шага преодолел расстояние между ними. Положил руки на плечи Флейм. Но она вздрогнула от его прикосновения, затем возмущенно воскликнув: — Убери свои руки! И тут же отошла от него. Роберт отругал себя. Идиот! Пока точно не время какого-либо физического контакта между ними, даже невинного прикосновения. Флейм, конечно, еще не отошла от того, что он сделал вчера. И лучше бы смотрела на него с отвращением, ненавистью, страхом. Но во взгляде ее карих глаз сквозила обида, с примесью разочарования. Флейм четко осознавала, Барр не отстанет от нее, не получив разговора, в котором она сама смысла не видела. Уж очень хочет прощения за вчерашнее, чтобы облегчить собственную совесть. Но если думает, что какие-то там разговоры удержат ее от аборта, то сильно заблуждается. — Хочешь поговорить? Отлично, поговорим дома. Но не смей больше никогда прикасаться ко мне.