Лёд и соль

      Струи воды, разбиваясь о плечи, скатывались вниз и исчезали в сливном отверстии. Аджисай бездумно смотрела, как вода бессмысленно утекает, находясь в бесконечном движении.       Стоит реке замереть — и она превратится в грязное болото. Станет непригодной для жизни.       Движение. Вот что составляет основу всего: мир, люди, обстоятельства — все вокруг подлежит изменениям. И если не адаптироваться под окружающую среду, то участь будет идентична печальному исходу динозавров.       Попав в окружение зверей, надо быть зверем.       Стук в дверь заставил ее очнуться, испуганно вздрогнуть. Несмотря на разделяющую их преграду в виде стен, Аджисай инстинктивно прикрылась рукой.       — Ты в порядке?       Голос Рана из-за плеска воды был приглушенным.       — Да, — крикнула она. — Еще пара минут!       Ей потребовалось гораздо больше, чтобы прийти в себя. Волосы она тщательно вымыла несколько раз, чтобы избавиться от запаха гари — Айри не поскупилась на количество разнообразных средств, среди которых было все самое необходимое. Не все, конечно, что имелось в ванной в Кобе — но достаточно, чтобы вновь почувствовать себя женщиной.       Воздух в душевой прогрелся, ярко зазвучал нотами мяты, герани и розмарина. С наслаждением вдыхая горьковато-свежие ароматы, Аджисай обернулась огромным мягким полотенцем и осторожно приблизилась к запотевшему зеркалу.       Ран был прав — после душа стало легче. Вода всегда помогала ей — неважно, морская ли, убаюкивающая в своих объятиях, или же пресная, смывающая печали. Жаль, вернуть прежнюю Аджисай ей было не по силам — из зеркала на нее смотрела незнакомка.       За ничтожно короткий срок она изменилась так, что с трудом узнавала себя. Черты лица стали острее, за счет чего резко выделились губы на лице, распахнутые глаза светились лихорадочным блеском. Рассматривая себя, Аджисай поняла, что значительно потеряла в весе — только волосы остались прежними: густые, длинные, все такие же непослушные, как олицетворение ее характера.       Вздохнув, она потянулась за сложенными стопкой вещами. Айри привезла все, включая нижнее белье и смешные пушистые носки — повертев их в руках, Аджи вспомнила, что когда-то хотела купить похожие, но Кенма выразил мнение, что только недалекие люди покупают подобную безвкусицу.       Среди одежды было платье — домашнее, из мягкой обтягивающей ткани, несколько теплых свитеров, брюки и пижама. Повертев в руках короткие шорты, больше похожие на трусы, Одзава скептично отложила их в сторону.       Из Айри получилась необычная фея-крестная. По крайней мере, Аджи не помнила, чтобы та презентовала принцессе соблазнительные сорочки.       Она надела свитер и брюки, стремясь с помощью одежды почувствовать себя как можно более защищенной, не забыла и про носки — пусть Ран думает, что хочет.       И, конечно, это было чуть ли не первым, на что он посмотрел, когда она вышла. Аджисай ожидала, что он будет стоять возле двери, карауля ее — но в коридоре никого не было, а с кухни доносились соблазнительные запахи. Вспомнив, как давно она ела, Одзава приложила руку к взбунтовавшемуся животу.       — Голодная? — буднично спросил Ран.       То, что он услышал ее появление, продолжая стоять к ней спиной, Аджисай уже не удивило. Она села за стол, нервно сцепив перед собой пальцы, и покосилась на наручники, лежащие на краю.       Если бы не этот необычный элемент и пропитанная кровью рубашка Рана, мы бы могли сойти за семейную пару, — неожиданная мысль, возникшая в голове, заставила Аджи поморщиться.       Она не должна думать о таком — это кощунственно после всего, что он с ней сделал.       — Да, — с опозданием ответила Аджи на вопрос, не став лукавить. — Очень.       Перед ней появилась тарелка с мисо.       — В этот раз мне можно есть самой, да еще и с помощью приборов? — с нескрываемым сарказмом уточнила она.       — Я разрешаю, — милостиво кивнул Ран. — Но если тебе по душе хлебать суп из тарелки...       — Хватит, — Аджисай хлопнула ладонью по столу и сама испугалась собственной выходки — слишком уж громким получился хлопок. — Что происходит? Думаешь, я нормально буду сидеть и есть после всего, что случилось?       — А что случилось? — удивленно протянул Ран. — Милые носки. Надеюсь, Риндо в таких не ходит.       Она посмотрела на его подрагивающие в улыбке губы и поняла — он откровенно и цинично издевался над ней.       — Случилось то, что сначала один твой подчиненный пытался убить меня, — ее голос задрожал от злости, — потом другой твой подчиненный пытался убить тебя, из-за чего мы чуть не сгорели! А теперь эти наручники... И суп...       Она ткнула ладонью в тарелку.       — Думаешь, это забавно? Я не хотела бросать тебя там, а ты просто вынудил меня уйти. Все это отвратительно, Ран. Ты отвратителен.       — Что же ты тогда не хотела меня бросать? — он подпер щеку ладонью, заинтересованно уставившись на нее.       — Потому что, в отличие от тебя, у меня есть сердце, — сердито бросила Аджи. — Я не издеваюсь над людьми.       — Попытку накормить тебя ты называешь издевательством? — изумился Хайтани.       Аджисай медленно выдохнула, стараясь унять злобу. Невыносимо.       Он просто невыносим.       Она не знала, как пробиться через стену окружающего его сарказма, которым сочилось каждое слово Рана, поэтому решила действовать теми же методами, что и он.       — Я про наручники, — холодно ответила Одзава.       — Так вот что тебя волнует, — насмешливо кивнул Ран. — Сказала бы сразу. Это всего лишь способ удержать тебя здесь, Аджисай. Ведь при первой возможности ты сбежишь.       — Ты так уверен в этом. Может, проверим? — она скрестила руки на груди, откинувшись на спинку стула.       — Я слишком устал, чтобы гоняться за тобой, — отрезал Ран. Насмешливость пропала, уступив место раздражению. — Ешь, остывает.       Аджисай опустила взгляд в тарелку. Суп выглядел аппетитно, пах бесподобно. Она вспомнила, что не ела с самого утра, в то время как на улице уже сгустились сумерки.       — А ты? — спросила она, уже взявшись за ложку и поняв, что второй тарелки нет.       — Я поел, пока ты была в ванной, — отозвался Хайтани. Он продолжал безотрывно смотреть на нее.       Это смущало. В его взгляде не было злости или других эмоций, что обычно появлялись при виде нее — Аджисай знала, что могла быть упрямой, и это качество никогда не радовало людей вокруг. Даже тех, что ее любили — отцу пришлось намучиться с ней, когда Аджисай стала подростком.       Но Ран смотрел иначе. Не так, как обычно. Она вспомнила его бессвязный шепот и объятия — впервые кто-то обнимал ее так со смерти отца. Она уже и забыла, каково это — чувствовать, что нужна кому-то.       Не как идеальная жена. Не как владелица огромного состояния.       Не за что-то, а вопреки всему.       Подняв ложку, Аджисай с трудом проглотила суп. Он был вкусным, но глотать отчего-то было тяжело.       — Мало посолил? — Ран выгнул бровь. — Ты плачешь.       Пара слезинок и впрямь упала в суп. Аджисай низко наклонила голову, надеясь, что их будет не видно, но Ран с его ястребиным зрением и это разглядел.       — У меня был трудный день, — резко ответила она. — Никак не могу привыкнуть, что меня все хотят убить.       — А стоило бы, — со смешком ответил Ран. — Сколько ты пряталась?       — Что?       — Сколько ты пряталась за спиной Кенмы, — скучающим тоном пояснил он. — Отдала ему компанию, вручила в руки бразды правления и спокойно сидела в четырех стенах.       — Кенма не хотел, чтобы я работала.       — А чего хотела ты?       Аджисай замешкалась с ответом, растерянно уставившись на Рана.       — Ты ведь тоже не хотела этого, — подсказал он. — Было удобно, не так ли? Если бы хотела — зная тебя, ты бы горы свернула, чтобы стать во главе компании. Но ты спокойно приняла условия Кенмы. Почему?       — Тебе какое дело? — сердито рявкнула Аджи. — Я же не спрашиваю, почему ты стал убийцей.       — Могу рассказать, — охотно предложил Ран.       — Не стоит. Это меня не интересует, — высокомерно отрезала Аджи, вновь принимаясь за суп.       — Ты таким же тоном разговаривала с прислугой? И, наверное, с таким же надменным лицом встречала гостей? — Ран откинулся на спинку стула.       Ложка звякнула о тарелку. Он что, хочет ее довести?       — Чего ты добиваешься? — не выдержала Аджи. — Хочешь разозлить меня?       Пару секунд Ран смотрел на нее, а затем расхохотался. Громко, заразительно, до выступивших на глазах слез.       Аджисай бессильно сжимала в ладони ложку, пока внутри нее все закипало от ярости.       — Разозлить... Тебя, — повторил Ран, все еще посмеиваясь. — Ну и что ты мне сделаешь, если разозлишься? Кинешь тарелкой? Это уже было.       — Намекаешь на мою никчемность? — вспыхнула Аджисай.       — Я говорю прямо. Ты слабая, — Ран стал серьезным. — И трусливая.       — Трус здесь только ты, — зашипела она. — Иначе бы ты не запирал меня и не использовал наручники!       Ран картинно закатил глаза. Его настроение определенно повышалось с каждой минутой.       — Я всего лишь облегчаю себе жизнь.       — И делаешь невыносимой мою.       — Значит, ты не трусиха? — он проигнорировал ее реплику, подавшись вперед. — Тогда скажи, почему не стала управлять компанией.       — Не хотела, — отрезала Аджи.       — Или боялась? — усмехнулся Ран. — Не надо так смотреть на меня.       Хотя, стоит признать, это забавно, — он с удовольствием оглядел ее кривящиеся губы, которые с трудом удерживали ядовитые слова. Злость Аджисай чувствовалась ярко — была почти осязаемой, как жаркие солнечные лучи.       — Ты совершенно не контролируешь свои эмоции, — припечатал он. — У тебя все на лице написано.       — Я не лицедействую, как некоторые.       — Я, я, я, — Ран снова усмехнулся. — Как много спеси в твоих словах. Так что скажешь?       — Ты несешь бред, — четко выговорила Аджисай. — Ничего я не боялась. Разговор окончен.       — Ну-ну, — хмыкнул Хайтани.       Оставив без ответа его хмыканье, Аджисай снова взялась за суп, уговаривая себя поесть. Она должна заботиться о себе — ей потребуется еще много сил. Ладонь с зажатой в ней ложкой слегка тряслась — потому что эмоции внутри бушевали, просясь наружу. Словно маленький ураган неистовствовал в теле, причиняя дискомфорт — Аджи съела половину порции, прежде чем призналась себе: она действительно боялась.       Чертов Ран Хайтани был прав. Она боялась взять на себя такую ответственность за сотни чужих жизней, не имея опыта.       — Я в душ, — стул напротив скрипнул. Аджисай не подняла глаз, упрямо смотря в тарелку. — Мне нужно приковать тебя.       — Это обязательно?       — Не хочу простудиться, бегая за тобой по окрестностям. На сегодня достаточно приключений.       Ей вдруг стало смешно — как будто Ран Хайтани и вправду мог распоряжаться прихотями судьбы. Сказал — без приключений, значит, ночь будет безмятежной.       — Руку, — попросил он.       Аджисай протянула левую, не понимая, что он собирается сделать. Придвинув ближайший к столу стул, Ран защелкнул на перекладине спинки наручник.       — Серьезно? — она посмотрела на Хайтани. — К стулу?       — С ним ты не выберешься, — пожал он плечами. — И ты еще не доела. Оптимальный вариант.       — Какая забота, — ядовито заметила Аджисай, но руку не убрала — смысла не было, а она слишком устала.       Единственное, чего ей хотелось — забраться в теплую и мягкую кровать, спокойно заснуть и проспать до утра в тишине и спокойствии. Холодный металл коснулся кожи, и Аджисай вздрогнула.       Не говоря ни слова, Ран ушел в сторону ванной. Вскоре раздался шум воды; Одзава молча доедала суп, заставляя себя проглатывать ложку за ложкой. В отличие от нее, ему потребовалось не так много времени — вскоре плеск воды стих, и ему на смену пришли шорохи открываемых баночек.       Она догадалась, что Ран занялся своими ранами. У него была рассечена бровь — и, должно быть, что-то еще. Не могло не быть, учитывая, что он чудом выжил. Аджисай нахмурилась. Она видела покрасневшую кожу на его руках и, если ей не показалось, он шел слишком медленно — не так, как обычно.       И, невзирая на это, он приготовил для нее суп.       Ей хотелось застонать от разочарования. Почему Ран Хайтани не мог быть таким, как Сатоши? Ей было бы легче ненавидеть его. Она должна ненавидеть его.       Все мысли о ненависти вылетели из ее головы, когда дверь в ванную открылась — Ран решил не утруждать себя такой вещью, как рубашка. На нем были только спортивные штаны на резинке, которые привезла Айри — Аджи видела их, когда доставала вещи из сумок, — и больше ничего. Не считая массивной татуировки.       Она наконец смогла разглядеть ее полностью, при ярком свете ламп — черные узоры на половину тела, спускающиеся вниз. Кое-где завитки портили синяки — россыпь мелких темных пятен присутствовала на боку, левая ладонь была обожжена, на предплечье откуда-то взялся глубокий порез.       Когда Ран подошел к ней, Аджи отвела взгляд в стену, стараясь не пялиться. От Хайтани пахло тем же гелем для душа — терпкий запах щекотал ноздри, а близость чужого тела ощущалась как тепло от раскаленных углей.       Ей стало жарко. И тесно в собственном теле.       Не мешкая, Ран отстегнул наручник от стула — Аджисай тут же дернула руку к себе, наслаждаясь странным ощущением свободы. Оказывается, управлять собственными конечностями чертовски приятно — и она никогда не задумывалась об этом, пока не была прикована к стулу.       — Нужно обработать, — Ран не уточнил, что, но и так поняла — взгляд упал на поврежденную кожу предплечья, где кровавым цветом распускались кандзи.       Порезы покрылись коростой, но края все равно были припухшими и болезненно-красными.       Ран-Ран-Ран — от нежной кожи на сгибе локтя почти до запястья. Он вывел свое имя несколько раз, будто бездумно чиркал на бумаге во время телефонного разговора, пока она умирала от боли и унижения.       Она никогда его не простит.       Бесцветная жидкость полилась на раны, — прикусив губу, Аджи молча следила за пузырящейся пеной.       — Болит? — неожиданно спросил Ран.       — Нет, — ложь.       Болело.       Она отвернулась, не в силах больше смотреть — красные кандзи расплывались перед глазами. Чужие пальцы коснулись поврежденной кожи, легонько погладили — вверх до локтя, аккуратно обводя каждый порез.       О чем он думал, глядя на ее руку? Радовался ли? Испытывал ли чувство гордости, видя свое имя?       Аджисай не рискнула спросить. Тепло его пальцев пропало — на первый план вернулся холод от влажной кожи и легкое покалывание.       — Идем, — Ран закрыл бутылочку. — Спальня наверху.       — Я могу лечь отдельно.       — Не можешь. Здесь одна кровать, это небольшой дом.       — Тут наверняка должны быть футоны, — не сдалась Аджи.       — Они есть. Но единственный вариант — расстелить его здесь, возле стола, — сухо ответил Ран. — Это слишком далеко. Я не услышу тебя.       — Послушай...       — Я устал, — перебил ее Ран.       Его голос прозвучал бесцветно, на выдохе. Аджи ощутила чувство вины — учитывая, сколько он перенес, ему следовало бы давно отправиться восполнять силы: она хотя бы поспала в машине несколько часов.       — А если я захочу в туалет? — скорее из вредности осведомилась она, поднимаясь за ним по лестнице.       Не оборачиваясь, Ран буркнул:       — Разбудишь, и я отпущу тебя. И не вздумай будить меня просто так. Предупреждаю: я чутко сплю.       — Не сомневаюсь, — съязвила Одзава. — Но что, если мне потребуется в туалет еще раз?       Ран круто развернулся — Аджисай, не ожидавшая такого, инстинктивно отшатнулась и схватилась за перила, чтобы не упасть. Пальцы впились в отполированное дерево, сжались до легкой боли — впрочем, когда первый испуг прошел, она осознала, что напрасно вцепилась в перила: Хайтани схватил ее за локоть железной хваткой.       — У тебя какие-то проблемы? — угрожающе спросил он.       — Никаких проблем, — ответила Аджи. Язвить сразу расхотелось. — Просто уточнила.       Ничего не сказав, Ран смерил ее недовольным взглядом и начал подниматься. Она, будто их соединяла невидимая веревка, поплелась следом. С каждым шагом внутри нарастало волнение — мысль о том, что они будут спать вместе, в одной кровати, порождала массу страхов.       Ран уже позволял себе вольготно раскидываться на кровати, где спала Аджи — но это происходило без ее ведома. Сейчас же она добровольно шла вместе с ним. Это выглядело как согласие — но ей, честно говоря, уже было плевать. Все сомнения стирались под тяжестью головы, налившейся свинцом, и уставшего тела.       Кровать бросилась ей в глаза первой — собственно, именно ее она искала взглядом. Аджисай сделала по инерции еще пару шагов, в то время как Ран остановился — она чуть не впечаталась носом в его обнаженную спину. Невольно скосила глаза чуть правее, рассматривая внушительную ссадину.       Должно быть, ему больно, — мелькнула мысль. Чего-чего, а эмпатии Аджисай не была лишена.       — Руку, — Ран повернулся к ней.       Наручники, болтающиеся на ее левом запястье, внезапно потяжелели. Аджи сглотнула.       — Я думала, ты пошутил.       — Я когда-нибудь шутил? — Ран скептично изогнул бровь. — Дай сюда руку.       Она медлила, не решаясь протягивать ему запястье — потому что пока она сопротивлялась, иллюзия непринятия всего, что делал Хайтани, продолжала существовать. Можно было закрыть глаза и притвориться, что она стоит здесь не по своей воле — у нее просто нет другого выбора.       Отец говорил ей, что самообман — худшая ложь из тех, что может быть. Но иногда она необходима.       Ран раздраженно выдохнул сквозь сжатые зубы — сам схватил ее руку, поднес к своей. Наручники защелкнулись бесшумно — Аджисай даже моргнуть не успела, а они уже оказались связаны друг с другом. Их запястья соединяли металлические кольца — глядя на них, Аджи вдруг поняла, что дело вовсе не в наручниках.       Наручники соединили их только сейчас, но связаны между собой они были уже давно. С момента, когда она оказалась в подвале Кодзимы. Судьба незаметно переплела линии их жизни — настолько тесно, что отделить их не представлялось возможным.       Никак.       Пока смерть не разлучит нас, — со смешком вспомнила Аджисай фразу из клятвы новобрачных.       В их случае это звучало... Более чем реально.