Чернилами по коже

      Утром Даби вызвал Шото такси до школы, даже не поднимая голову с кровати, и пробормотал ему, чтобы тот снял защитную плёнку с татуировки. Шото странно умилился сонному бубнежу брата и был рад, что тот практически не открыл глаз, потому что иначе Шото бы сгорел со стыда. Последние два вечера плотно засели в его голове. Мысли отказывались укладываться в голове, сумбурно скача с одной на другую. Так что Шото малодушно старался на них не сосредоточиваться, пытаясь увлечь свой мозг уроками, что тоже получалось не очень удачно, потому что даже ленивый смотрел на лицо Шото, сканируя того удивлённым или презрительным взглядом, значительно реже встречалось что-то на подобие восхищения.       Шото пытался это игнорировать, и у него почти получалось, потому что у него бывали проблемы посерьёзнее чужих взглядов.       На большой перемене Шото нашёл Изуку и Кацуки, занимая на обеде место рядом с ними. Парни прервали какой-то разговор, поднимая слишком близко склонившиеся друг к другу головы. И Шото сейчас это действительно отметил — друзья так близко не сидят, по крайней мере ни Мидория, ни Бакуго не позволяли себе такого рядом с Шото.       — Чего хмурый такой, Половинка? — хмыкнул Кацуки, — плохо спалось? Как ты вообще спишь с братом?       Шото невольно покраснел, хотя и понимал, что Бакуго имел в виду совсем не это. Но после вчерашнего… Шото теперь не знал, что ему думать.       — Тебя интересует каково это? — усмехнулся Шото, внезапно осознавая, что невольно перенял интонации брата.       — Боже упаси, нет! — воскликнул Кацуки, — только посмей, блять.       Шото хмыкнул, но промолчал. С его языка хотел сорваться вопрос — Шото не мог просто так забыть слова Даби про друзей. Это не то чтобы мучало его, он даже не знал, хотел ли бы, чтобы это было правдой или всё же глупым предположением, но он хотел знать правду.       — А можно вопрос? — неуверенно спросил Шото.       — Конечно, — кивнул Изуку с широкой улыбкой, — что случилось?       — Да, в общем-то, ничего, — протянул Шото, — просто, знаете, я тут заметил, что…       — Не тяни кота за яйца, — рыкнул Бакуго, даже откладывая палочки для еды.       — Вы встречаетесь? — выпалил Шото.       Друзья на секунду замерли. А потом по лицу Мидории начала расползаться яркая краска смущения, а улыбка из счастливой превратилась в нервную. Бакуго же внезапно весь напрягся, его глаза полыхнули злобой:       — И что с того? — прогремел Кацуки на всю столовую, что несколько человек на него обернулось, — если скажешь кому-то я тебя убью, ублюдок!       — Каччан, — взмолился Изуку, когда они привлекли ещё больше ненужного внимания, кладя ладонь ему на руку.       Но Бакуго резко её выдернул, продолжая в упор смотреть на Шото. Тот не выглядел удивлённый такими словами от Кацуки — было бы странно, если бы он промолчал.       — Мне просто было интересно, — спокойно пожал плечами Шото, — вы мои друзья, а даже не говорили об этом.       — А зачем? — всё так же хмуро проговорил Бакуго, но уже на тон ниже, — чтобы ты нас кинул?       Шото удивлённо вскинул брови. Он и подумать не мог, что они боялись именно этого.       — Я до сих пор сижу с вами, — Шото чуть улыбнулся, — разве этого недостаточно?       — Каччан, правда, ты слишком остро реагируешь, — пробормотал Мидория.       — Нормально я реагирую! — снова взвился Кацуки, но перестал выглядеть таким злобным.       По крайней мере меньше, чем за секунду до этого.       — Я не собираюсь вас осуждать или что-то типа того, — уверенно сказал Шото, — я до сих пор ваш друг и не собираюсь переставать им быть.       — Спасибо, Шото, — с теплотой в глазах сказал Изуку, — мы просто боялись, что ты… не поймёшь. Одно дело слышать о таком по телевизору, совсем другое видеть своими глазами.       И совсем другое, чувствовать на себе, — невесело подумал Шото, но выдавил слабую, но искреннюю улыбку.       — Всё в порядке, — качнул головой Шото, — вы, кстати, решили последний номер по математике?       Остальное время в школе пролетело для Шото практически незаметно. Он вполне адекватно принял тот факт, что его друзья встречались. В этом не было ничего странного. Шото не хотел, да и не имел права их осуждать, когда сам целовался с собственным братом. И это учитывая то, что он, кажется, гей. Ну или очень близок к этому.       Даби казался пугающе проницательным.       Почти выйдя за территорию школы, Шото так и замер в воротах. Около обочины стояла до боли знакомая машина. И оттуда прямо сейчас вылезла внушительная фигура Энджи. Шото невольно сделал шаг назад, но словно оцепенел под обжигающе холодным взглядом отцовских глаз. Он уверенно приближался, а его лицо не выражало никаких эмоций. Шото сглотнул.       — Раз хотел сбежать, было слишком глупо приходить в школу, — язвительно проговорил отец.       А потом, со стороны могло показаться, что он закинул руку сыну на плечо в подобии объятия, но на самом деле схватил Шото за ухо, больно его выворачивая, и повёл к машине. Шото с силой сжал зубы, чтобы не издать ни звука. Было адски больно.       Перед ними открылась задняя дверь, и Энджи грубо втолкнул Шото в машину. Сам он сел на переднее сиденье и приказал водителю ехать домой. Замки в машине оглушительно защёлкнулись, будто Шото мог бы сбежать на ходу. Во рту неприятно пересохло.       Сознание Шото билось в припадке, экстренно стараясь найти выход из сложившейся ситуации, но ничего не приходило ему на ум. Было просто пусто.       Хотя… нужно было сказать Даби!       Шото как можно незаметнее выудил телефон из кармана, дрожащими пальцами набирая сообщение. Пользователь Он меня забрал       И в этот момент отец повернулся на него, резким движением рукой выхватывая телефон у Шото. Благо, тот успел его заблокировать. Сердце сбивалось с ритма в груди.       — Это побудет у меня, — угрожающе-спокойно сказал отец и снова отвернулся.       Шото зажмурился, сжимая кулаки на штанах. Он буквально вжался в сидение, боясь пошевелиться. Неизвестность пугала его возмутительно сильно, до дрожи в коленях. Он не боялся быть ударенным отцом, не боялся его грубых слов, но боялся того, что тот мог придумать в гневе. А то, что он пребывал в нём — было совершенно точно. Не приходилось даже сомневаться.       Тишина давила на уши.       Машина медленно остановилась у дома. Энджи вышел первый.       — Вылазь, — приказал отец, открывая ему дверь, — быстро!       Шото не мог не повиноваться, да и сопротивляться не было смысла.       Едва он встал рядом с отцом, как тот отвесил ему звонкую пощёчину, не такую сильную, как несколько дней назад, но довольно болезненную и унизительную. Шото слезящимися глазами, полными злобы, посмотрел на отца.       — В дом, — грубо сказал он, толкая Шото в плечо.       Он едва не споткнулся, но покорно направился к двери. Отец зашел через несколько секунд после него. Шото смиренно ждал. В доме стояла тишина.       — Чем ты думал? — тут же рявкнул отец, едва за ним захлопнулась дверь, отрезая путь к свободе, — у тебя нет права совершать такие глупые вещи!       Шото молчал, сжимая нижнюю губу зубами до боли. Он не отводил глаз от взгляда отца. Этот бирюзовый цвет казался острым льдом, что одним лёгким движением мог вспороть горло.       — Что ты на меня так нагло смотришь, щенок? — прорычал отец, внезапно склоняясь ниже, — извиняйся!       — Не буду, — упрямо прошипел Шото.       В глазах напротив полыхнул взрыв. Отец схватил его за руку, вздёргивая над полом, что Шото едва касался носками обуви пола. Портфель с громким звуком упал на пол. Лицо против воли исказила болезненная гримаса. Кости словно вырывались из суставов.       — Ты ублюдок, — Энджи тряхнул его на весу, что Шото чуть не стукнулся об отца головой.       В глазах на секунду всё завертелось. Шото тошнило от боли.       — Ты хоть понимаешь, что ты наделал? — снова рявкнул отец, — тебя исключили из школы за это убожество на твоём лице.       Энджи резко его отпустил, что Шото не удержался на ногах, падая на колени, больно ударяясь чашечками о пол. Он потёр ноющее запястье, но упрямо вскинул голову на отца.       — Перейду на заочное, — нагло ответил ему Шото.       — Кто сказал, что я тебе это позволю!       — А ты хочешь, чтобы все узнали, что меня исключили? — не сдающимся голосом спросил Шото, — это же потеря моей репутации.       Отец до ходящих желваков сжал зубы. Он понимал, что сын был прав, и ничего не мог ему ответить. Шото не стал усмехаться — просто не мог, но внутри него кипело жгучее удовлетворение, что он смог задеть отца.       — Или что, сдерёшь с моего лица кожу? — прошипел Шото, — чтобы снять это? Ты способен на такое, отец?       — Заткнись! — рявкнул Энджи.       И Шото в панике зажмурил глаза, уже готовый к тому, что отец мог его пнуть. Тот никогда такого не делал. Но не было предела его гнева. Как вдруг послышался встревоженный вскрик Фуюми:       — Папа! Не надо, — взмолилась сестра, — пожалуйста.       Энджи перевёл взгляд на дочь и, кажется, что-то в его взгляде поменялось. Теперь он горел презрением. Он практически безболезненно толкнул Шото ногой, что тот вздрогнул.       — Поднимайся, ничтожество, — прорычал отец, — ты под домашним арестом. Я закрою тебя в комнате, и ты не выйдешь оттуда пока я того не захочу.       И отец резко развернулся, поднимаясь по лестнице. Шото так и продолжал сидеть на полу, упираясь руками перед собой. В глазах у него стояли слёзы.       — Шото, — жалобным голосом позвала Фуюми, а потом быстро спустилась по ступенькам, тут же падая на колени рядом с братом, обнимая его, притягивая к себе, — ты в порядке? Ничего не разбил? Где болит?       Её ладонь ласково гладила его по спине, а вторая придерживала за макушку, зарываясь в волосах, прижимая к груди.       — Всё уже хорошо, — успокаивающе шептала Фуюми, — господи, Шото, мы так перепугались, ты бы знал! Мама все слёзы выплакала, а ты же знаешь, какая она… ей нельзя так. Отец запретил тебе звонить. Шо-чан, братик мой, родной, тише.       Шото сжимал в руках рубашку сестры, жмуря глаза до цветных кругов под веками. По щекам безмолвно текли слёзы. Он дрожал, жалобно всхлипывал, стараясь задавить в себе рыдания. Это было так унизительно, так больно, так… ничтожно. Шото чувствовал себя не лучше грязи под ногами отца. Тот делал с ним, что хотел. И за это ему ничего нельзя было сделать.       — Давай, поднимайся, — поощрительно сказала Фуюми, начиная тянуть Шото вверх, — пойдём в комнату.       Шото нехотя поднялся на ноги, которые от чего-то подрагивали, отстранился от сестры, медленно качая головой. Он поднял с пола свою сумку.       — Я сам, — тихо сказал он, — не надо.       Он схватился рукой за перила и начал подниматься по лестнице. Каждая ступенька отбивалась в ступню отчаянием. И вот это всё, чего он смог добиться? Всего лишь? Лишь такого жалкого глотка свободы, который не только не дал сил, а, казалось, ещё больше подрезал крылья.       Шото поднялся наверх и, войдя в свою комнату, окинул её безразличным взглядом и завалился на кровать. Глаза неприятно жгло от недавно пролитых слёз, а в носу свербило. Шото с остервенением потёр свои щёки, словно стараясь стереть с них след своего постыдного срыва. На самом деле, он так устал постоянно бояться отца и в то же время продолжать пытаться себе доказать, что это не так.       Энджи Тодороки был Богом и Дьяволом их дома. Без его ведома не делалось буквально ничего, а если такое и случалось, то потом провинившегося ждали неутешительные последствия. Каждый в семье знал, что лучше придерживаться негласных правил и всё будет в порядке. Вот только Шото так не хотел! Когда-то он пытался добиться снисхождения отца или даже его похвалы, но, к сожалению, этого так никогда и не случилось. Отец был скалой, был монолитом, который мог придавить тебя в любую секунду. И Шото как никогда остро ощущал свою беспомощность.       Шото резко сел на кровати, тяжело дыша. Ледяной гнев клубился в его груди. От него хотелось спрятаться под чем-то надёжным, потому что его сила была так велика, что Шото казалось, что он её не выдержит. Тодороки нервно потёр шею рукой, до красноты растирая кожу.       Нужно было успокоиться. Вдох-выдох. Шото зажмурился, стараясь привести дыхание в норму. Он жив, физически цел, всё не так уж и плохо, пытался он себя успокоить. Могло быть и хуже. Значительно хуже.       А потом Шото распахнул глаза, стеклянным взором смотря перед собой. Что там с Даби. Он понял, про кого он говорил в смс? Не натворит ли брат глупостей — а уже познав его горячую натуру, Шото был уверен, что тот мог.       При мысли о Даби что-то болезненно сжалось в груди, потянуло, сворачиваясь колючим комом по центру. Шото так отчаянно сейчас хотел оказаться в маленькой квартире Даби. Там, где спокойно, там, где его никто не бил. Где его… целовали.       Шото вздрогнул от резкого звука, когда в дверь толкнули. А потом послышался звук закрывающегося замка. На его двери их было два: внутренний и наружний. И отец не заставил себя ждать со своим обещанием.       Энджи его запер.