
Метки
Описание
В отчаянье Пятый бросает фразу «Да я бы даже продал душу дьяволу, лишь бы быть где угодно, но только не здесь»— и оно неудивительно: уже больше трёх месяцев парень блуждает по апокалипсису в тщетных попытках вернуться домой. Однако такими словами раскидываться опасно, и вскоре Таймер понимает, почему. Дьяволица, услышавшая его молитвы, готова их выполнить. Только цена за её услуги… специфическая, и измеряется довольно необычной валютой— душами…
Примечания
много размышлений!
Посвящение
моей подругеее маргарите, которая по совместительству работает лучшей точкой и рыбой. не сдавайся<3 ❤️🩹
Часть 1
03 февраля 2023, 12:24
Какая сложная субстанция- время. Оно разрушает города, эпохи, убивает людей и истории,-но вместе с тем затягивает раны, учит мудрости, двигает прогресс вперёд. Оно- сама смерть, и само исцеление, абсолютно всё, и при этом- ничего, неточная конкретная вещь, что так нужна нам всем. Или не нужна? Может быть, мы лишь жаждем контроля, хотим иметь власть над тем, что априори невозможно приручить?
Пятый Харгривз не знал и знать не хотел. Всё, что его интересовало- выход из того положения, в котором он оказался из-за дурацкого прыжка. Точнее, парень не считал его дурацким до недавних событий, совсем наоборот, он гордился им, мечтал доказать, что уже готов к его выполнению, и, как итог, вышло совершенно обратное.
Апокалипсис, в который Таймер попал, очень чётко расставил все точки над «и», показав, что он так и остался забитым, маленьким мальчиком.
Он не руководил своей силой, но она руководила им. И в последнее время это руководительство больше походило на мучения и издевательства, потому что с каждым новым днём попытки вернуться назад, к семье, становились всё хуже и ленивее, а его желание и тоска росли. Это был дикий контраст, который никак нельзя было понять, и он порождал ненависть, огромные липкие потоки ненависти, сбивающие с ног. Кого Пятый ненавидел? Самого себя.
Харгривз считал себя виноватым во всех своих бедах, и так оно, собственно говоря, и было, а потому любое утро начиналось обыденно и как-то неприятно знакомо: супергерой открывал глаза от горящих слёз, текущим по щекам. Ему было страшно подняться, потому что он прекрасно осознавал, что вновь увидит такие жуткие пейзажи разрухи, хотя и обратно засыпать не хотелось- в царстве Морфея к нему относились не лучше, посылая либо кошмары, либо колющие сердце воспоминания.
Пятый боялся признаться себе в такой слабости. С детства все вокруг твердили, что мальчики не плачут, а его отец, человек старых и стойких моральных устоев, прямо обусловил то, что эмоции- это не для участников Академии Амбрелла. И вот даже сейчас, дрожа от холода, -в конце концов, зима в этот раз была до чёртиков холодной, -парень тихонько хныкал.
Он устал. Так устал… И морально, и физически. У него не было надежды или веры в светлое будущее, у него вообще ничего не было, кроме безумно долгих, утекающих сквозь пальцы минут и секунд. Они игрались с ним, и игры их были жестокими- медленно убегая от номера Пять, они превращались в часы, те- в дни, дни- в недели, и так далее. Догнать было невозможно. Таймер не старался больше, и не видел смысла в этих бесполезных метаниях туда-обратно.
Полежав ещё полчаса, Харгривз поднялся. Не потому, что он посчитал, что лежал уже слишком много (куда там, у него не было ни малейшего понимания о том, сколько минут прошло с момента пробуждения), а потому, что ноги стали постепенно замерзать. Он пообещал сам себе дожить до весны, а смерть от переохлаждения была самой коварной и трудно определяемой.
-Я в порядке, Долорес. –бросил Пять, поправляя свитер.
Он говорил с манекеном, постепенно привыкая к этому. Вначале мозг отказывался придумывать реплики, но теперь других вариантов не было, и порой Пятый разыгрывал самые настоящие сценки со своей новой подругой. Она была той, кто стремился удержать его в нормальном состоянии, насколько это было реально, она была всеми его лучшими качествами и крохотным проявлением заботы к самому себе.
План на день сегодня был не выполнимый: сделать новый прыжок. Успешный. Парень не позавтракал, потому что не было, чем, да и он не считал, что заслужил еду. Заслужил еду… Как критично изменилось его мышление. Пять зашагал в противоположную от привала сторону, чтобы Долорес и другие факторы его не отвлекали. Нужно было собраться с духом.
В ладонях сверкнуло что-то голубое, и тут же потухло. Эта искра была такой же вялой и неудачной, как и предыдущие, с тем небольшим различием, что теперь Пятый едва успел заметить её. И так несколько раз. Снова и снова. Те же действия. Тот же результат.
-Ну давай! –прикрикнул супергерой на себя, пытаясь удержать маленький портал. Не вышло.
Ноги подкосились сами.
Просто задрожали и уронили его прямо на асфальт, травмируя оголённые бледные коленки. Ему было плевать на боль физическую, как и, впрочем, всегда- внутри его душа разрывалась на части, и это казалось мальчику куда важнее.
Дышать было так трудно… Будто весь прогнивший пожаром воздух разом всосали куда-то, оставив Пятого тупо открывать рот, как выкинутую на берег рыбу.
Выкинутая рыба, да, так он себя и ощущал в ту секунду, понимая, что неумолимо движется к смерти, ускоряя её приход своими глупыми сопротивлениями и махинациями.
Он закричал, но голоса не было- вырвалась лишь первая хриплая часть предложения, а остаток потонул в шёпоте. Может, это было из-за слёз- по крайней мере, на это надеялся Пять- а, может, он всё же умудрился заболеть. А ведь Долорес говорила, что нужно найти ещё несколько кофт и штаны…
-Господи… -одними губами пролепетал мальчик, глядя, как кровь из его ранок блестит на небольшом сугробе, который каким-то чудом не растаял. –За что мне всё это? За что? Чем я так провинился, что попал сюда? Я знаю, я был не таким уж прекрасным братом и сыном, но, Господи, разве я заслуживаю этого?
Какое-то мгновенье после своего жаркого монолога брюнет, отчаявшись, смотрел в тёмное небо, словно по глупости своей ожидая, что ему сейчас всё объяснят, а потом, зарыдав ещё сильнее, упал всем телом вниз. В голову ударил холод.
Плевать. Плевать… Плевать на всё, это игра, из которой всего два выхода, и первый, как не изворачивался бы, Пятый использовать не может. Значит, теперь можно с чистой совестью перейти ко второму. И плевать на ребят, которые наверняка волнуются и ждут его в Академии. Они ведь волнуются, правда?
Пятому хотелось думать, что да. Он представлял, как они расстроенно осматривают пустое место в столовой, как проходят мимо его комнаты- парень оставил её в таком порядке, что едва ли можно было сказать, что там жил подросток. А Ваня? Она точно выглядывает его, когда выпадает свободная минутка.
-Надо продолжать… -прохрипел Таймер и перевернулся на спину.
Но подняться было слишком тяжело. Голова кружилась, и ещё его тошнило от голодовки за последние три… кажется, три или четыре дня, так что супергерой только сильнее затрясся и посинел. Это была последняя точка. До такого он ещё никогда не доходил, всегда поднимался, даже когда голоса твердили, что это конец, а тут… Номер Пять был бы рад встать, и просто не получилось. Какой позор. Увидел бы его сейчас отец, -отругал.
Прикусив губу до металлического, неприятного вкуса, Пять сделал ещё одну потугу- слегка развернулся вправо и принялся ползти. Он не понимал, как долго сможет так передвигаться, и всё-таки это было лучше, чем смирение и смерть. Правда, для кого лучше- неизвестно.
Два метра- вот и вся дистанция, которую удалось преодолеть. От собственного бессилия и убогости Харгривз рассмеялся, и его смех разлетелся по ближайшим разрушенным домам. Он и сам был разрушенным домом, а жизнь- строителем, с особой решительностью сносящим одну стену за другой битой или топором, не давая возможности восстановиться… Отдышаться… Удар за ударом, пока не останется только каркас. Удар за ударом.
Таймер поднял глаза вверх:
-Да я бы даже продал душу дьяволу, лишь бы быть где угодно, но только не здесь.
И это было последнее, что он мог выжать из себя- истощение и истерика сделали своё дело, любезно разрешив мальчику наконец-то хоть немного отдохнуть в обморочном состоянии.
В этом странном месте не светило солнце, и ночное небо ничем не отличалось от утреннего; складывалось ощущение, будто это был кем-то нарисованный мир, с неизвестными правилами и канонами, такой ужасный и пугающий. И Пятый лежал сам-один, его грудь едва вздымалась, а волосы падали на поцарапанное лицо, вымазанное копотью. Он был идеальным описанием для слова «одиночества». Он был ребёнком, который должен был спасти мир.