Пропасть вместе

Глупые фантазии рушатся в мгновения ока, разбиваясь на осколки, склеить которые невозможно. Сладкие воспоминания, трепетные обещания, невесомые прикосновения - иллюзия. Крепко склеенное сердце всегда держит дрожащая рука, и боль от прикосновения к хрусталю подобна взрыву вселенной. Стекающие по щекам алмазы больно режут рёбрами нежную, подобно фарфору кожу. Когда-нибудь это должно было случиться, Джисон знал, Минхо - тоже, но оба трепетно верили, что Ли стало лучше, что смерть брата, это всего лишь жизненный этап, который оставил пустую дыру в его сердце, и Хану получилось ее хотя бы по краям зашить. Но нитки распустились, обмотали его шею и теперь душат, оставляя красные полосы их разочарования. Пустота, смешанная с обидой и океаном слез, заполонила дом, в котором они сидят по разным углам, убивая друг друга и себя. Так проходили их дни, пока кто-то не умрет первый. Физически или морально, это не имело значения, они были убиты с самого начала. Как только познакомились. И теперь это была игра в рулетку. Их было только двое. А началось все с этого...

***

Первое утро недели началось с первого снга. Белоснежные хлопья вальсировали в воздухе, укрывали серые дороги нежным покрывалом. В доме стало тепло, горячий какао и пушистый плед не переставали быть верными друзьями этих двоих, а сладкие поцелуи со вкусом сахарной пудры теперь были привычкой, заменяющие сигареты и глубокие порезы на плечах. Пустоту в сердце заполнили булочки с корицей, которые научился печь Джисон, и теперь вместо привычных 58 килограмм Минхо весил 62. С их первого поцелуя прошло уже порядком двух недель, Джисон перевез почти все вещи домой к Минхо, обустроил каждый уголок и подарил часть своей души для этого человека бескорыстно. Просто таил надежду, что Минхо станет лучше. Так и произошло. Ли стал немного другим, более открытым, улыбчивым, даже работать стал, не так часто, конечно, но видеть его сосредоточенное, задумчивое лицо над ноутбуком для Джисона было одной из ценных вещей. Он вообще часто за ним наблюдал, так было с самого начала. И с каждым брошенным взглядом в его сторону Джисон понимал, что тянет себя в эту пропасть сам. Поделать было нечего, Хан начинал медленно и бесповоротно влюбляться, но в чужих, таких холодных, пустых, болезненных глазах не видел взаимности. Лишь лопнувшие капилляры, тёмный зрачок и где-то скрытую под радужкой боль. Поцелуй, который он подарил ему первый раз, лишь сильнее распалил в нем пламя, а в Минхо распалил нетронутые никем чувства. Слова о любви после этого никто не говорил, Хан всё говорил действиями, а Минхо всегда говорит взглядом. Но если бы умный и сообразительный Джисон не утонул в океане своих чувств и любви, то мог бы спасти их потонувшие в океане боли чувства. - Думаешь елку стоит заказать заранее? - Джисон прожевывает приторно сладкий попкорн и задумчиво листает страничку в смартфоне. - Понятия не имею. - Минхо быстро стучит пальцами по клавиатуре, отдаленно вникая в вопросы Хана и отвечая ему с задержкой. - Никогда их не покупал. - Серьёзно? - Джисон удивленно вскидывает брови и смотрит на растрёпанного Минхо за компьютерным столом. Улыбка сама по себе лезет на лицо. Смесь нежности и любви растекается по телу, согревая худенькое тельце парнишки. - Ладно, закажу заранее. У нас еще чуть меньше трех недель. Боюсь, что все ёлки разберут к рождеству. Минхо кусает губу, сосредотачиваясь на работе. Что-то тяжелое плюхается на его колени, а потом нежные поцелуи, будто бы снежинки осыпают его лицо. Джисон такой уютный в белоснежном свитере и на его коленях. Минхо с трепетом смотрит на него, понимает, что Хан Джисон тот, кто перекрутил его жизнь в обратном направлении и изменил ее так, как не смог никто другой. Он ему благодарен, однако всю свою благодарность может выразить только через взгляд, но Джисон его понимает. Нежно целует в губы, гладит по пушистым волосам и прижимается головой к макушке, стараясь сильно не отвлекать Минхо от работы. Они живут обычной рутиной, но для Минхо эта рутина не такая, какая была в его жизни с сентября. Она не убивающая, наоборот - заживляющая. Джисон лечит его раны быстрее, чем заживляющий пластырь. Его любовь пропитана не антисептиком, а лаской и нежностью. Его щекотливые, почти невесомые прикосновения в мгновение стирают всю боль. Он определенно волшебник. Его волшебник. Его умные речи, мудрый взгляд, задумчивое выражение лица - он был умен не по годам. Это завораживало. От него Минхо питал знания, поддержку, любовь, жизнь... В своем мирке он не протянул бы долго. Феликс, который оставил его в солнечном сентябре, преследовал его еще долгое время, а Хёнджин, который вечно напоминал ему о нем, был одновременно и поддержкой и болью. Сейчас воспоминания о первом проскакивают лишь в моменты, когда Джисона нет рядом, а Хёнджин всё еще остается верным другом, но всё еще одиноким, разбитым болью от потери и одиночеством. - Слушай, давай на рождество пригласим Хёнджина. - Минхо потирает глаза и притягивает Джисона ближе, укладывая голову на мягкое плечо. - Он мой друг, я не хочу, чтобы это рождество он провел в одиночестве. Мне кажется ему сейчас больнее, чем мне. - Конечно. - Лицо Джисон по-прежнему светится. - Все что хочешь, милый. - Джисон ласково провел тыльной стороной ладони по его щеке и поцеловал туда же. - Я надеюсь ему станет лучше. Он заслуживает этого. Я просто не могу оставить его одного, пока он там среди пустоты, потому что я знаю какова эта боль. - Минхо немного нахмурился, и легкая складка боли прошлась по его лбу. Джисон в мгновение стер ее сладким поцелуем, он всегда так умел делать. Светлая улыбка озарила его лицо и всё еще заживающую душу. Улыбка эта была последним светлым событием за последующие месяцы в жизни обоих. Они вместе легли спать, крепко сжали друг друга в тиски и бестревожно уснули. Минхо давно не мучали кошмары. Сон рядом с Джисон был всегда слаще сахарной ваты, именно поэтому до обеда его нельзя было разбудить. Но какой-то сбой в системе все-таки произошел. Что-то важное сломалось, и это заставило сломать всё то, что Джисон выстраивал в нем эти месяцы. Прокладывал дорожку к его сердцу, растил цветы в его душе, стоил их маленький шалашик. Он любил его. Не разу это слово не соскользнуло с его уст, но точно хранилось в его душе. Минхо проснулся в два часа ночи весь бледный и в холодном поту. Сердце разрывалось на части от боли и страха, пульс бил где-то в животе. Пара горячих слез стекли по его влажному от пота лицу. Руки крепко сжимали одеяло. Он медленно повернул голову, рядом лежал умиротворенно спящий Джисон, но легче от его вида почему-то не стало, только больнее. Минхо свернулся калачиком, пуская горячие слезы на подушку. Он сам не особо понимал, что произошло, только помнил светлый образ брата во сне и режущую боль, а потом снова пустота. Внутри разгоралась ярость, отчаяние и разбитые надежды.. Минхо нутром ощущал, что что-то произойдет. - Минхо? - Джисон медленно повернулся в темноте, пару раз сонно похлопал и попытался сфокусировать взгляд, но когда услышал первые всхлипы, то сердце упало в пятки, и глаза удивленно расширились. - Что случилось, милый? - Он двинулся ближе, обнимая в миг ослабшее тело. Он молча гладил его по спине, слушая чужие всхлипы, а у самого на сердце снова больно стало. Что могло произойти? - Поплачь. Поплачь, дорогой... - Мне страшно. - Он резко отстранился и испуганно поглядел то ли на Джисона, то ли в пустоту. - Что-то произойдет, Джи. Мне страшно. - Он прикусил кожу на пальце и шумно вздохнул. - Тише. - Джисон погладил его по влажной спине и с сочувствием поглядел на него. Выглядел Минхо ужасно, словно сумасшедший: глаза его в темноте светились каким-то болезненным огнем, руки дрожали, изо рта выходили непонятные звуки и слова. - Минхо, слушай меня. Тебе что-то приснилось? - Он кивнул. - Ну же, дорогой, помнишь что я тебе говорил? Сны - это не больше, чем фантазия. Успокойся, пожалуйста. Давай я тебя обниму и подожду пока ты уснешь. Я могу тебе что-нибудь рассказать. Хочешь? - Ладно... - Минхо недоверчиво, как-то отдаленно посмотрел на него. В глазах его читалась агрессия и боль. - Только не уходи. Джисон не посмел бы уйти. Он прижал его к своему сердцу, слушая тяжелые вздохи, и сам пытался успокоиться. Минхо уснул быстро, но, кажется, снова тревожно - во сне часто дергался, но тут уже Хан был беспомощен, и это был удар по больному. Утром Минхо проснулся рано, мешки впервые за долгое время (на самом деле, короткое, просто им обоим так казалось) снова повисли под его веками. Джисон смотрел на него и проносил его боль через себя, будто бы он бы привязан к его сознанию нитями. - Минхо... милый, расскажешь мне что случилось? - Он берет его похолодевшую руку в свою и нежно целует в тыльную сторону ладони. - Ты же помнишь, что я всегда рядом для тебя? Я помогу тебе. - Мне тревожно. Я не знаю, какой-то комок неприятный на душе. - Минхо устало надавливает на глаза, на пару секунд останавливая боль. - Ощущение, будто бы не спал неделями. Неужели моя ремиссия была так коротка? - Ты же знаешь, что процесс лечения не бывает быстрым. Мы шли совсем недолго к твоему выздоровлению. Ты изменился буквально за несколько дней, и это было странно. Твое расстройство будет проявляться, но я рядом, чтобы помочь. Скажи мне, у тебя есть силы, чтобы встать и что-то делать? У тебя есть желание? - Силы есть, желание - не очень. - Хорошо. Тогда давай мы вместе позавтракаем и просто отдохнем сегодня, хорошо? Может ты что-то хочешь предложить? Минхо качает головой и смотрит с благодарностью. Так трепетно и тактично никто и никогда не смог бы его поддержать. Он в который раз убеждается, что Джисон особенный. Может быть это понятие и совсем банальное для этого удивительного парня, но Минхо слишком слаб, чтобы придумывать что-то оригинальное. Хан поймет его без слов. Его необычность хранится в каждом слове, действии, взмахе руки и звуке. Минхо может быть только благодарен судьбе, что она послала его ему. Джисон его исцеление. Он прибежит к нему с другого конца света, крепко обнимет, скажет что-то умное, и Минхо снова будет хорошо. Не надолго, конечно, но навсегда не бывает ничего... На покрытом инеем стекле буквально рисовалась душа Минхо: холодная, слегка мрачная, леденящая, местами красивая, а местами совсем непонятная. В этом отражении Минхо видел себя, пока горячие руки Джисона трепетно его обнимали. Почему-то стало пусто, и к Джисону теперь только благодарность. А может ничего и не было? Он же не говорил, что любит, значит любви и не было. - Эй, милый, тебе звонят. - Джисон протягивает телефон и наблюдает за слегка трясущимися руками Минхо. Выражение его лица пустое, разбитое, а голос в трубке медленно уходит на второй план, потом телефон и вовсе падает. - Что случилось? - Хёнджин в больнице. - Вышло так спокойно, совсем не болезненно, как и ожидалось, но сердце его стучит где-то в животе, желудок скручивается, и весь завтрак норовит вылезти обратно. - Я должен ехать. Срочно. - Джисон отчаянно пытается узнать, что произошло, но вместо объяснений видит яростное лицо Минхо. - Не лезь не в свое дело! - Минхо тяжело вздыхает и громко хлопает дверью. Машина его мчится на огромной скорости. Хёнджин в больнице - набатом звучит в его голове. А что произошло, он и сам не знает, но на Джисона накричал, кажется, зря, но извиняться не будет. Сейчас важно знать, что произошло с Хёнджином. Желудок всё-таки его опустошается рядом со зданием больнице. Горячий пот катится по спине, собирая мурашки. Холодно. Рядом не хватает Джисона. Надо всё-таки извиниться. Каждый шаг будто бы удар по печени, становится дурно и страшно, а паника подкатывает к лёгким. Джисон бы сейчас взял за руку и прошептал что-нибудь успокаивающее. Джисон, Джи, Ханни...опять он. Эта зависимость кажется еще хуже, чем от наркотиков или от сигарет. Минхо влетает в палату. В мгновение он забыл, как он шел сюда и зачем. Все в тумане. Сейчас перед ним лежит Хёнджин и слабо улыбается. - Здравствуй, друг. Спасибо, что пришел. - Голос его тихий, а сломлен он, кажется, еще сильнее, чем после смерти Феликса. И морально, и физически. - Не задавай только глупых вопросов. Я разбился на байке. Это случайно, правда. Не намеренно. - Я и не думал, что это специально. - Минхо садится рядом, смотрит недоверчиво. - Но теперь думаю. - Я правда не хотел... - Голос его ломается на полуслове. - Тяжело без него. Я знаю, что и тебе тяжело. Но я видел, что у тебя кто-то появился. Я рад за тебя, хён. - Хёнджин морщится от боли и устало кладет голову на подушку. - Везде чувствую его запах и прикосновения. Схожу с ума. Ты ведь тоже, да? - Минхо молчаливо кивает. - Я ведь думал, что сильный. Все думают, что они сильные, а потом ломаются. Но ты так не делай. Будь сильным и оставайся целым, пожалуйста. - Мы не должны страдать оба. - Да ладно тебе, когда-нибудь это же кончится. - Он грустно усмехается. - Не переживай, я не собираюсь умирать. Ты ведь тоже? - Минхо промолчал, даже слабого кивка не последовало за гнетущей тишиной, но Хёнджин уже спал.

***

Шли дни, потом недели. Минхо стал другим. Даже не таким, каким был до Джисона, это что-то совсем другое: жестокое, злое, агрессивное. Как бы Хан не старался подступиться к нему, все было напрасно - Минхо сверкал злыми очами и иногда повышал голос. Сам он не знал откуда льются реки его агрессии, но сам помочь себе не мог, а Джисон становился все дальше и дальше. Он сам его отталкивал. Руки его все ещё любимого, но такого далёкого мальчика были до сих мягкие и любящие, только его кожа грубая, такая же, как и душа. Минхо старался сам вылезти из пропасти, когда Джисон от него уехал, но лишь исцарапал душу о твердые стены кокона, в котором закрылся. Без Джисона было плохо, но ранить его нежную и невинную душонку все ещё не хотелось. Джисон время от времени приезжал, но каждый приезд заканчивался слезами. И это были не слёзы Минхо. Джисон периодически стал плакать, и это злило и било по больному еще сильнее. Хан понимал, что это не его Минхо. Его Минхо сломанный и разбитый, а этот человек какой-то незнакомый ему, но ни Джисон, ни Минхо не виноваты в этом. Глупые расстройства пожирают его сильнее, чем онкология. И страдают от этого оба. Хан не переставал приезжать. Иногда это было редко, но жить без Минхо, без его облика воочию он не мог. Сердце его падало каждый раз, когда он видел почти краснеющие от злости глаза. Минхо поливал его грязью, а Джисон принимал это как должное, ещё и сам извинялся за это. Его любовь не исчезала, но отчаяние росло, пожирая остатки светлой и невинной души... - Привет. - Хан дарит слабую улыбку, переступая порог чужого дома. - Как ты? - Нормально. - Шепчет Минхо. Старается подавить желание съязвить, потому что присутствие Джисона рядом словно глоток воздуха. А Хан это чувствует, но помочь уже не в силах. - Зачем приехал? - Мне важно знать как ты себя чувствуешь. - Он осторожно кладет руку на чужое плечо, готовясь одернуть ее в любой момент, если Минхо посмотрит на него с агрессией. - Тебе что-то нужно? - Нет. Перестань задавать глупые вопросы. - Минхо тяжело вздыхает и трет уставшие глаза. - Хёнджина выписали из больницы. - Это же замечательно. - Джисон улыбается и поглаживает чужую горячую спину. - Две недели лежал. Как он себя чувствует? - Не знаю. Я ничего не знаю. - Минхо сжимает руки в кулаки и стучит зубами. - Я потерял счет времени, я потерял себя, а еще теряю тебя. И я не понимаю почему я не могу контролировать себя. Это не нормально, но я ничего не могу сделать.... совсем ничего. - Горькие слёзы катятся по его щекам. Джисон снова видит, как раскрывается его душа, но и это не надолго. Оба знают это. - Ты останешься со мной? Пожалуйста, не уходи. Я жить без тебя не могу. Джисон слепо верит, но сознание его дает тревожные сигналы о том, что это не правда. Минхо болен. Он лжет. Сквозь боль и терзающие сомнения Хан слабо кивает и остаётся, зная, что скорее всего, уже к вечеру Минхо снова повысит на него голос, польет совсем не лестными словами и, вероятнее всего, выгонит. Ли нестабилен так же, как и график давления. Сейчас он пускает слёзы отчаяния, потом разбивает посуду в осколки, потом ненавидит себя и любит Джисона, а стабильность, та золотая, пропащая середина уже давно прогнила под слоями толстого льда его души. Хан видит в нем красоту. Больную, нездоровую красоту. С ним он становится мазохистом, но и без него ситуация не меняется. Он всё еще заложник этой чёртовой боли. Заложник этой пропасти. Крупные хлопья снега вьюгой сыпятся на вереницы домов, маленькие цветные огоньки сверкают в окнах, и только в доме Минхо кромешная темнота танцует вальс с тишиной. Мерцающие блеском глаза Джисона единственный светлый огонек в тёмной комнате, Минхо тянется за ним, как за воздухом, а потом жестоко отталкивает его. Тушит. - Прошу, давай пойдем к специалисту. Он поможет нам... - Шепчет Джисон и вытирает скатившуюся слезу, которая словно алмаз пускает лучики света. Но не надолго. - Поверь мне. - К чёрту этих психологов! - Вскрикивает Минхо и сжимает кулаки, оставляя красные полумесяцы на бледной и тонкой кожи ладони. - Это мерзко. Все мерзко, и твоя забота и слабости мерзкие. Ты пришёл побыть со мной рядом или давать мне нравоучения. Я с самого начала не просил об этом. Не лезь ко мне! - Он шипит, почти как гремучая змея, и плюёт ядом, только убивает медленно и в разы болезненней. - Ты жалкий. Еще больше жалок, чем я... - Минхо, прошу, перестань. - Джисон закрывает уши, сдавливая голову в тиски, не желая слушать эти болезненные, но, кажется, правдивые речи. - Ты так не считаешь. Ты делаешь это, потому что не хочешь страдать один. Не надо, прошу. Я могу помочь тебе, не отталкивай меня. Не делай хуже. - Прекрати! - Еще громче вскрикивает Минхо, и лицо его краснеет. Джисон вздрагивает и сжимается в клубочек. Ли мог бы испытать жалость к нему, но он прогнил. - Убирайся. Я не хочу тебя сейчас видеть. - Он успокаивается и садится обратно в кресло. Тишина гнетет обоих. - Уходи, я сказал. - Когда-нибудь я не вернусь, Минхо. И надеюсь ты пожалеешь об этом. - Он вытирает слезы, смотрит в безэмоциональное лицо и выходит, оставляя за собой шлейф чего-то домашнего и уютного, но он быстро развеивается, оставляя за собой горечь. Джисон уходит, и остаётся только Минхо и пропасть, в которую Ли окунается еще глубже. Слова Хана не заставляют его задуматься сейчас, но после суток пролитых слёз что-то в нем просыпается. Так всегда. На смену гневу приходит разочарование, а на смену разочарованию - одиночество. А потом Минхо снова набирает по тысячу раз номер Джисона, который уже заучил, как каждую веснушку Феликса - до сих пор помнит. Если Хан не отвечает, то тревога хлыстает по нем пощёчины, а если любимый всё-так возьмет трубку, то из грязных и лживых уст его польются извинения. Джисон не считает его лжецом, он считает его больным, а это еще обиднее. Хан принимает его извинения каждый раз. Каждый раз наступает в ту же яму. Без Минхо его сердце остывает, оставляя вместо плывущей магмы пустой базальт. Спустя двое суток Минхо теряет способность плакать, отчаянно нуждаясь в Джисоне. Номер его недоступен уже больше двенадцати часов, а желание его увидеть, обнять и услышать его голос рядом лишь растет. За окном падают крупные хлопья снега. Скоро новый год, а ёлка так и не стоит в его пустом, снова похолодевшем доме. Они ее так и не заказали. Тактильный голод съедает Минхо по частям, словно опарыши поедают его внутренности. Первым пожирают мозг. Мысли о Феликсе почти не приходят к нему, отчего становится еще противнее. Его милый, нежный мальчик не заслужил такого. Его ангел не должен быть забытым. Минхо бьёт себя по щекам, смотря на их совместное фото. Он не должен забывать его...не должен. Даже светлый образ Феликса становится смутным в его сознании. Только пустое фото хранит воспоминания о нем. А мозг Минхо - нет. - Джи, ответь, пожалуйста. - Отчаянно шепчет Минхо, кусая ноготь и сжимая дисплей на телефоне. Джисон не отвечает. - Я буду лучше для тебя, только ответь... Но Джисон так и не отвечает.

***

Первая затяжка сигаретой спустя почти месяц становится чем-то жизненно важным в жизни Минхо, может быть вровень Феликсу. Вторая затяжка подобна объятиям Джисона, а третья уже обжигает душу. Снег хрустит под его еле передвигающимися ногами, в носу щипает от мороза. Жизнь в полном одиночестве не такая плохая, когда есть сигареты, жаль только желания жить нет. Вокруг какие-то неизвестные безликие, но счастливые люди. Они пустая оболочка для него, такие же, как и он сам. Новый год праздник мерзкий. Новогодние огни и фейерверки не делают его счастливее. Каждая живая душа выходит на улицу с улыбками до ушей, и это не потому что они любят гулять, а потому что так надо, так делают все. Среди этой толпы оболочек Минхо теряет себя, там же потерял и Джисона. Осознание того, что Хан не приходит к нему бьет больно, но уже не так, как раньше. Минхо хочет обнять его, потом сорваться на нем, но понимает, что снова потеряет его, возможно, навсегда. И слово навсегда пробегает мурашками по исхудавшему телу. - Эх, друг, ты завис. - Хёнджин щелкает пальцами перед его лицом. Минхо выдыхает сигаретный дым изо рта и устало смотрит на такого же усталого Хёнджина. - Думаешь погулять в новый год среди этой толпы было лучшим решением? - Нет, но я хотел провести с тобой время. - Но я же знаю, что ты не со мной сейчас. - Хёнджин утешающе улыбается на извиняющийся взгляд Минхо. - Всё нормально, я тоже постоянно думаю о Феликсе. Ты не пробовал говорить с Джисоном? - Думаешь я настолько глупый? - Минхо выбрасывает окурок и хмурится. - Он не отвечает мне. И думаю он правильно делает. Я снова разобью его. Но без него не могу, это очень тяжело. - Он сам придет. Придет, когда отпустит обиду. Тяжело видеть человека, на которого обижен. Просто жди, время само решит за тебя. - Время не станет меня обнимать так, как это делает он. Я хочу быть с ним прямо сейчас, и я не понимаю - любовь это, или нет. - Никто не знает, что такое любовь. - Хёнджин грустно улыбается, и глаза его на секунду загораются счастливым блеском. - И ты никогда не узнаешь. Мы все ошибаемся, когда даем понятия любви. Не заморачивайся голову тем, чтобы думать о ней. Если хочешь сказать, что любишь, то скажи. Глупые сомнения могут всё испортить. Минхо благодарно кивает. Они гуляют в тишине, но не в такой, как с Джисоном. Прощаются возле его дома, и Ли снова окунается в беспощадную пустоту. Радостные крики, звук фейерверков, новогодние песни - все это заедает в его голове, набатом метаясь по стенкам сознания. Попытки дозвониться до Джисона не кончаются успехом. Сейчас бы коснуться кончиками пальцев его худого плечиках, носом уткнуться в пушистую сладокпахнующую макушку, губами оставить жгучий отпечаток на невинно чистой щечке. В глазах мутнеет то ли от желания, то ли от сигаретного дыма. И сколько так еще жить? Вечереть начинает рано. Пунцовый, словно кровь в артериях закат мягко ложится на высокие сугробы; огненно-холодный воздух рисует узоры на стеклах и застывших с осени лужах; клубы дыма из домов картинно вьются до самых облаков, исчезая где-то в их объятиях. Тысячи людей, словно муравьишки тянутся по земле. Где-то там тянется и Джисон. - Чёрт возьми, Джисон, ты совсем не понимаешь, что я нуждаюсь в тебе? - Минхо яростно кричит в трубку, но тишина ему служит ответом. - Бога ради, возьми телефон и скажи хоть слово. Я скоро свихнусь. Это похоже на пытку. Ночь накрывает его, словно одеяло, только ни первое, ни второе уже давно его не греют. Купленная и открытая бутылка шампанского стоит на столе больше часа, ожидая, когда к ней прикоснутся, но Минхо все еще чего-то ждет: то ли новогоднего настроения, то ли Джисона, но кажется , что такими темпами новогоднее настроение придёт скорее, чем Джисон. Время безудержно тянется, а Минхо мечтает, чтобы этот проклятый год скорее кончился. Он собирается оставить в этом дне всё, но знает, что Феликс все равно потянется за ним, словно груз, привязанный к его плечам. Остатки здравого смысла говорят ему, что с этим пора покончить, но вспыхивающая внутри агрессия хочет поломать его. - Может вовсе не стоило тебя подпускать к себе? - Шепчет Минхо, битый час зависая, над огоньком в зажигалке, и это единственный источник света в пустой, холодной кухне. - Я сумасшедший. - Он нервно усмехается. - Я просто схожу с ума. Он опускает голову на сложенные руки и сдерживает дрожь в теле. Внезапно раздается звонок в дверь. Минхо словно трезвеет. Зубы его по-прежнему стучат, но он унимается и медленно подходит к двери. Тишина гнетет пару секунд, а за ней следует вздох облегчения. Лёгкая улыбка трогает его пересохшие губы, и трясущиеся руки тянутся вперёд. Впереди стоит Джисон: весь в снегу, замёрзший, с раскрасневшимися щеками и немного недовольный. Минхо обнимают его, чувствуя прохладу от тающего снега. Джисон на объятия не отвечает, но тоже облегченно выдыхает ему куда-то в макушку. Они молчат достаточно долго, как обычно, Минхо так давно не ощущал этой тишины, что готов упасть на колени перед Ханом, слёзно прося прощения. Но он сдерживает себя, помогает снять куртку, отряхивает снег с его плеч и с нежностью осматривает его неизменившиеся черты лица. Его взгляд никогда не врал. Джисон смотрит в ответ с обидой, разочарованием, но с прежней любовью. - Не хочешь спросить зачем я пришел? - Джисон прокашливается и садится на диван. - Тебя совсем это не интересует? - Нет. Главное, что ты здесь, а зачем и почему меня не волнует. - Он искренне улыбается и укладывает голову ему на грудь, вслушиваясь в ускоренное сердцебиение. - Но если это важно, то расскажи мне. Зачем ты пришел? Разве не ко мне? - К тебе, конечно. - Он обнимает его. - С новым годом тебя. - Он смотрит на наручные часы. До нового года полтора часа. - Я не мог оставить тебя один в этот день. Решил сделать подарок. - О, это самый дорогой подарок в данный момент. Спасибо, Джи. Я думал, что с ума сойду без тебя. Это было испытанием. Тяжёлое дыхание и отдалённые звуки фейерверков были единственным звуком в их пустой комнате. Умиротворение накрыло их обоих теплой периной, и это было настолько приятно, что даже больно. Одинокая слезы обожгла щеку Джисона, словно жгучее пламя огня скатилось по его нежной коже. И непонятно было, радостно ему или грустно в этот сказочный момент. Руки его соскучились по объятиям, а губы его забыли, что такое поцелуи. Для него это тоже была пытка. - Я пришел только на одну ночь. - Прошептал Джисон, не зная, что эти 6 глупых и, кажется, безсмысленных слов заставят сердце Минхо остановиться. Он с испугом посмотрел на Хана, выпутываясь из его объятий. Джисон боялся смотреть в глаза Ли, зная, что не найдет а них положительных эмоций. - В каком смысле? Ты уйдешь завтра? - Он хмуро смотрел на Джисона. Складка на его лбу все сильнее и сильнее кривила его лицо. - Ответь мне. - Тихо, но строго сказал Ли. Джисон покрылся мурашками, страшась гнева Минхо, но он пока и не собирался злиться. - Ты уйдешь? - Он ласково коснулся губами его щеки и провел рукой по вздрогнувшим плечикам.- Я прошу, не молчи. - Да, уйду. Я боюсь тебя, Минхо. - Он осмелился взглянуть в чужие, красивые, но безжалостные глаза. - Я люблю тебя, но боюсь. - Что ты сказал? - Минхо удивленно вскинул брови, и рот его приоткрылся. Он пристально смотрел в чужие стеклянные очи и пытался понять, что им правит: гнев, отчаяние, разочарование, тоска или всё-таки любовь. - Ты мне не лгешь? - Он взял его за плечи и тяжело вздохнул. - Ты любишь меня? - Брови его опять нахмурились, когда он слабо встряхнул его. Джисон чувствовал себя безмолвной куклой, и эта участь вроде бы казалась не плохой, пока с ним хорошо обращались. - Ты любишь меня, но уходишь? Что это за любовь такая? - Немного вскрикнул Минхо. - Нездоровая. - Джисон всхлипнул и опустил взгляд в пол. - Это не нормально, поэтому я и ухожу. Ты снова обидишь меня, снова накричишь. И я устал это этого. Ты даже не можешь сказать мне, что любишь меня. - Он вытер жгучие слезы и уткнулся влажным лицом в ладони. - Но ты ведь и так знаешь это... - Минхо тупо пялился на плачущего Джисона, стараясь не повышать голос и не сжимать кулаки. Всё-таки гнев победил. И так из раза в раз.- Чёрт возьми, да перестань ты уже! Это глупо. - Минхо вскочил с кровати и схватился за голову, выдерая волосы. - Ты не можешь остаться со мной? Это так тяжело для любящего человека? - Да! Тяжело. Тяжело, когда тебя ненавидят. Минхо держался из последних сил, но нервы и терпение у него были пошатаны с сестября уже почти прошлого года. Внезапно молчание стыло таким громким, что Минхо услышал, как вскипает его гнев. Жгучая пощечина прилетела по лицу Джисона, а за ней первый стук курантов. Хан ошеломленно взглянул на Минхо, поднялась с кровати и схватился за щеку. - С новым годом, Минхо. - И ушел.