Погоня за хвостом

      Первой на площадь вышла конница. Добрая половина города хлопала, посвистывала, торжественно кричала и прочими способами выказывала свое ликование. Солдат, эту кучку простолюдинов и потерявших свой статус мелких вассалов, принимали как героев. Это неудивительно, ведь еще две недели назад город, да и все местные земли, были под угрозой разорения, если даже не уничтожения. Однако всего две сотни наемников под белоснежно-лазурными знаменами обратили ситуацию, за месяц своих действий превзойдя все успехи государственного войска.       Он заприметил двухслойную пирамиду из аккуратно выложенных бочек. Взобрался медленно, стараясь не опрокинуть емкости с товаром. Судя по резкому, неприятному запаху внутри была рыба. Наконец, оказавшись наверху, он смог воочию увидеть парадное шествие.       Бойцы подходили к площади по основной улице, попарно появляясь за углом приплюснутого неказистого дома. Вскоре очередным показавшимся оттуда всадником был командир войска, тот самый, о военном гении и красоте которого ходили слухи даже в самой отдаленной деревне. Слухи, по крайней мере касательно внешних характеристик, были ошибочны. Все они многократно занижали действительность. Длинные, доходящие ниже плеч огненно-оранжевые локоны окружали небольшое, в меру угловатое лицо, сохранявшее на себе ослепительную улыбку. Осанка, посадка, переливающийся под лучами солнца лик – все было идеально и не имело ни единого изъяна, в степени перфекционизма перегоняя самую приукрашенную картину. Когда командир подъехал ближе к центру площади, и его появление было замечено большей частью собравшихся, толпа, как на втором дыхании, с новой, превосходящей предыдущую энергией, заликовала.       Жизнь в пригородской деревне была лишена перспектив, а течение ее, несмотря на набеги нечисти, являлось вещью более предсказуемой, чем статус невинности у сверстниц, заверяющих что ты – их первый и единственный. Он уже давно размышлял о таком шаге, но сомнений было слишком много. Сейчас же последние мысли, подкашивающие его решимость, ушли. Он знал, что основные надежды на обеспечение семьи были возложены на старших брата и сестру, а он же с двумя младшими были лишь очередными голодными ртами. Он знал, что последними собранными урожаями всем насытиться не удастся.       Он знал, что на следующий день отправится под белоснежно-лазурными знаменами.       Талард резко вскочил, чуть не ударившись головой о низко расположенный сук. Ночь, определенно, прошла, однако сгустившийся туман поглощал свет, из-за чего казалось, что вот-вот наступит вечер. Расположившиеся ближе к кострищу Терни и Даниель все еще спали с по-детски довольными физиономиями. Справа в очертания деревьев всматривался Альбур, в правой руке размеренно покручивая зеленоватый флакон. В противоположном конце лагеря, облокотившись о дерево, стоял Дуэро, которого Талард определил исключительно по контурам широкой шляпы, так как из-за тумана исбанец представлял из себя лишь темный, растворяющейся в полупрозрачной пелене силуэт.       — Проснулся? — с наигранной вежливостью спросил Альбур, увидев, что спутник покинул лежачее положение.       Талард вопросительно посмотрел на араба, тот же смотрел скорее укоризненно.       — Знаешь, куда мы забрели?       — Догадываюсь.       — И чего же ты, идиот, ничего не сказал нам?       — Слишком поздно сообразил, эффект уже начал действовать. Раз ты такой всезнающий, то тебе можно задать такой же вопрос.       — Я, в отличие от тебя, не местный, и здешней географии не знаю. О бродячих Вингергских лесах только мельком читал на четвертом курсе. Сейчас вспомнил, потому что этой ночью те события мне приснились, с идущими уже после прочтения приятными процессиями.       Альбур понюхал горлышко зеленой емкости, после чего закрыл ее и убрал во внутренний карман халата.       — Помутнение приходит периодически, нужно выдвигаться, пока мы сохраняем трезвость мышления, — начал Талард. — Иначе из этого леса мы не выберемся.       — Взгляни вокруг! Мы уже по уши в этом тумане и, как следствие, в дерьме. Независимо от наших передвижений, мы придем сам знаешь куда.       — Бывали случаи, когда люди выбирались. Иначе бы некому было писать твои учебники, или откуда там ты вычитал про такие места.       — Это исключение из правил, от нас никак не зависящее. Будь у нас возможность по своему желанию выбраться, я бы уже давно вывел всех отсюда посредством магической навигации.       — Что-то я от тебя никакого волшебства еще не видел. Может, ты никакой и не маг, а обычный шарлатан? — шутливо спросил Талард, тут же уловив меняющееся лицо Альбура. — Ладно, шучу, шучу. Касательно наших действий, я бы предпочел выдвигаться сейчас. Возможно, дойдя сам знаешь куда, мы сможем уничтожить сердце леса. Слышал я об одном таком случае.       — Ага, знаю я про него. Только фигурирующие там путники имели при себе целую повозку с восточными пиротехническими изделиями, а из всей группы выбраться удалось только двоим, так как остальные сгорели в устроенном собой же пожаре.       — И все же шансы есть.       — Слушай, — начал араб после недолгой паузы, — для человека с такой угрюмой миной ты мыслишь слишком позитивно. Я думал, ты будешь поумнее. Впрочем, пожалуй, ты прав. Прийти сам знаешь куда и все там уничтожить – единственный наш шанс.       — Я просто взвешиваю все доступные опции, — ответил Талард, задетый фразой про позитивное мышление. — И, раз ты со мной согласен, почему мы все еще стоим тут?       — Не будить же тех двух, — Альбур движением головы указал на Даниеля и Терни. — Вполне вероятно, они сейчас видят свой последний хороший сон.       — А ты, я погляжу, сентиментальный.       — И еще, — араб как будто не заметил последней фразы собеседника. — Остальным про сложившуюся обстановку ни слова. Все равно без знания ситуации они ничего не сделают, будут только нервничать и лишний раз огрызаться.       

***

      Туман стоял тяжелый, как послесвадебное похмелье, и густой, как заготовленное тесто. Видимость была ограничена до такой степени, что, казалось, на путников обрушилась метель невероятной силы. Плотная молочная пелена обволакивала все вокруг, уже на расстоянии нескольких шагов переходя в непроглядный слой.       Ориентировались по мху на деревьях, так как солнце уже давно было полностью закрыто туманом. Хотя, по правде говоря, ориентирование было слишком сильным определением для действий группы. Как и вчера, Дуэро судорожно метался правой рукой между левым предплечьем и рапирой, вглядываясь в окружающую его мутную пустоту. Терни, аналогично исбанцу, шел в никуда, сохраняя молчание и каждые несколько минут кардинально меняя степень выражения удовлетворенности жизнью на своем лице. Альбур что-то бубнил себе под нос, Даниель насвистывал насколько это возможно не музыкальную мелодию. Талард же шел сквозь туман и деревья, в действительности находясь глубоко в своих мыслях и не обращая внимания ни на окружающие заросли, ни на выбранное группой направление.       Из-за невозможности увидеть солнце создавался тот же эффект, что и в игорных заведениях в самых продвинутых постоялых дворах, залы которых не имели окон. Восприятие времени полностью пропало. Ни Талард, ни кто-либо другой не был в состоянии ответить на вопрос: «день сейчас, вечер или утро?»       Извилистые, колючие очертания преимущественно безлиственных деревьев появлялись и исчезали где-то во мгле, в глубине расплывающихся полупрозрачных стен. Воздух становился все тяжелее и холоднее, запахи, наоборот, все больше пропадали, вытесняясь влажным прохладным духом. Скоро они должны были прийти в место, про которое говорил Альбур – в самую глубь леса.       Чары культа темных магов из Королевства Румении были не больше, чем очередной политический ход, интриганский трюк, превентивная атака на Вингергскую Империю до того, как такая же превентивная атака направится на них самих. Но, по канону всех историй про большое скопление ученых или магов, в особенности занимающихся чем-то темным или плохо изученным, все пошло не так.       Обычно, претворение плана в жизнь можно описать довольно просто, используя лишь черно-серо-белую палитру. Сработал – не сработал, вот и все крайние точки при измерении степени исполнения и последующего успеха. Однако, в случае операции темного культа, такая примитивная система даже близко не могла описать его реализацию. План не провалился, и уж тем более не сработал. Все пошло в совершенно другую сторону. Заклинание глобальной порчи, как кинутый в стену резиновый мяч, отлетело в самих же отправителей, навек прокляв королевский род Румении, из-за чего государство пришло в упадок и вскоре погибло, оставив за собой лишь жалкую свору обнищавших герцогств, грызущихся между собой в попытках заполучить ресурсы для преодоления очередной зимы. Но Вингергской Империи, первоначальной цели группового заклятия, пришлось еще тяжелее. Ее территорию и часть земель соседних стран заполонили вещи и сущности, самой своей концепцией противоречащие этому миру. Живые трупы, мосты, по которым можно пройти только в одну сторону, нематериальные монстры, сотканные из теней, неизвестно кем возведенные таверны, к утру исчезающие вместе со всеми зашедшими переночевать странниками. В этом немаленьком списке числились и бродячие Вингергские леса, в один из которых Таларду с его спутниками не повезло зайти.       Бродячими их назвали из-за их месторасположения, а, если быть точнее, из-за непостоянства этого фактора. Лес, еще вчера обыкновенный, мог внезапно стать зачарованным, или, наоборот, зачарованный внезапно оказывался совершенно обычным.       Попавший внутрь такого леса рано или поздно натыкался на негустой, вполне обычный туман. С этого момента он уже практически не имел шанса покинуть лес живым, ведь туман этот был, как и органом чувств леса, так и его оружием. Вскоре туман сгущался, начиная дурманить разум. Тонущий в самых ярких и радостных воспоминаниях, странник начинал бесцельно бродить, неизбежно приближаясь к источнику тумана – к сердцу леса.       О том, что скрывают такие леса, стало известно относительно недавно, когда группа торговцев фейерверками забрела в один из таких. Они же стали и первыми, кто, хоть и в не полном составе, но покинул такое место живым. Рассказы о скрывающемся внутри побудили несколько магических коллегий к проведению исследований. Высланные туда скорее были смертниками, сильно провинившимися членами коллегии, которые посредством магических артефактов передавали информацию пока, в один момент, не переставали выходить на связь. Каждый отправленный в конце попадал в одно и то же место, в самую удаленную часть леса, в его сердце. Все они видели огромное, неизвестное науке древо, похожее на очень широкий дуб, корни которого впивались не в почву, а в груду костей завлеченных туда жертв. Радость прошлого и мечты о будущем усиливались при приближении к дереву. Каждый пришедший сюда оказывался у подножья широкого ствола и обрекался на слияние с корнями и погружение в мир грез, откуда дороги назад уже не было.       Путь продолжался, туман сгущался, а рассудок все больше терялся и плутал в посторонних мыслях. Наконец, обогнув несколько мертвых деревьев, тропа вышла на небольшую округлую поляну, мгла в которой резко обрывалась. Талард бы понял, куда они пришли, однако осознанные мысли уже давно покинули его.       В самой середине поляны, на небольшом холме из почерневшей земли, корней и костей, высилось огромное дерево, шире любого городского колодца и даже некоторых башен, с противоестественно, на инстинктивном уровне отталкивающе растущими ветвями, отличающимися от нормальных, как здоровая рука отличается от оной с двумя открытыми переломами. Издалека бросалась в глаза кора, неимоверно толстая и, несомненно, твердая, при этом сморщенная, как кожа на свежем ожоге. Все пятеро пошли вперед.       Сначала ближе всего к дереву шел Даниель, уже ничего не насвистывающий. Он дошел до зыбкого холма, ноги начали медленно пропадать в корнях, костях и рыхлой земле. Когда ноги пропали, полностью скрывшись под холмом, его перегнал Альбур, пробивающийся к стволу. В руках он сжимал полупрозрачную зеленую склянку, почти полностью опустошенную. До того, как Даниель успел полностью пропасть под нагромождением грязи и корней, а остальная группа погрузиться выше колен, Альбур дошел до ствола и, отпив из зеленой емкости, прикоснулся к нему.       Мягкий щелчок оборвал тишину и утонул в ней же. Вскоре раздалось протяжное нарастающее шипение, по воздуху начал витать запах гари, земли и химических испарений, возникающих только в алхимических лабораториях. Ствол дерева, подобно намокающей ткани, лавинообразно менял свою структуру, начиная от точки прикосновения Альбура. Кора и скрываемая под ней древесина затвердевали, высыхали и рассыпались комками грязи и земли, предварительно обильно выделяя пар, из-за чего через полминуты казалось, что древо горит изнутри. Корни, к некоторым из которых уже подступал пар, вдруг начали извиваться, выкручиваясь и выгибаясь. Туман начал медленно развеиваться.       Через несколько минут большая часть древа обратилась в высушенную землю и грязь, из-за чего широкий ствол под собственным весом начал накреняться вбок. Ясность мысли снова вернулась.       — Что ты сделал? — спросил Талард, подойдя к Альбуру. — Все воспринималось как будто с бесконечной глубины, но я отчетливо помню тебя, подходящего к этому дубу.       — А ты как думаешь? — спросил араб, стряхивая с походного халата остатки корней и земли. — Я уничтожил сердце леса, как ты и предлагал утром.       — Я про другое. Как? Ты просто подошел и прикоснулся, а потом…       — А ты что думаешь? — сзади послышался голос Терни. — Магия. Уж не буду спрашивать, что за дерьмо ты только что поборол. Судя по вашей беседе, вы оба знаете, что это было, и то, что этому был положен конец.       — Да и коту ясно, что магия. Мне интересно какая.       — Это – моя собственная разработка, — начал Альбур, гордо задрав нос и самодовольно ухмыльнувшись. — Магия на стыке метаморфозы и алхимии, превращающая любую материю в грязь и землю.       — Ты забыл упомянуть, — дополнил Терни, — что разработана она была в результате попыток найти способ превращать что угодно в золото. Иронично, не находишь?       — Не нахожу. Если бы не я, то вы бы все уже лежали под тем деревом. Вам повезло, что моей настойки хватило, и я смог сдерживать помутнение до того, как мы подошли к сердцу леса.       — Ладно, ладно. Выдвигаемся дальше, а то мы на этот дуб и так слишком много времени просрали.