Stranger Things

      Когда L пришёл в себя, он был уже вымыт и переодет в свободные холщовые брюки. Лайт лежал рядом, перебирая пряди его тёмных волос и глядя на него благоговейным взглядом алых глаз.              — Что? — L сел и нахмурился, пытаясь собраться с мыслями. — Лайт?              Нет. Это был не Лайт. Память мгновенно вернулась, и L уставился на Бейонда в полнейшей растерянности. «Как такое возможно, чёрт возьми?!»              — Он здесь, но в данный момент не слушает, — донёсся до него голос, наполненный знакомыми, тягучими интонациями. L невольно вздрогнул.              — Я не понимаю, — шепнул он, чувствуя, как длинные пальцы продолжают играть с его волосами. — Как такое могло случиться?              Бейонд со вздохом перекатился на спину, аккуратно сложил руки на животе и устремил взгляд в потолок, размышляя над вопросом.              — Полагаю, самым простым объяснением здесь является то, что Лайт Ягами — мой потомок. Очевидно, что наше кровное родство уходит своими корнями вглубь веков, однако я нахожу забавным, что ты влюбился в моего дальнего родича. Полагаю, это вполне уместно. Как только ваша с ним связь оказалась завершена, я смог овладеть им, но мне нельзя оставаться в его теле слишком долго. Если только ты сам того не захочешь… Я просто хотел снова тебя увидеть.              L нервно провёл языком по губам; его голова кружилась от обилия информации. Если он сам того не захочет? Как это понимать?               — Я и не подозревал, что душа существует на самом деле… — пробормотал L, нерешительно протягивая руку, чтобы дотронуться до лица Лай… нет, Бейонда. Он не знал, что думать и что чувствовать. Казалось, что всё, чего он когда-либо хотел — и чего боялся — само упало ему прямо в руки. — Я думал, что навсегда потерял тебя…              Бейонд печально улыбнулся, взяв его ладонь в свою:       — Я тоже так думал. Мне было так одиноко без тебя, Люциан. Всё, что я мог делать — это скитаться в небытие в поисках способа вернуться. Но теперь, когда я здесь, я совсем не рад. Теперь твоё сердце принадлежит ему, я это чувствую.              L не знал, что сказать. Он не мог лгать Бейонду и отрицать свои чувства, поскольку они были настоящими. Но лгать самому себе он тоже не мог. Он любил Лайта и любил Бейонда. Его сердце разрывалось на части.              — У тебя есть выбор, Люциан. Ты можешь отказаться от Лайта Ягами, и тогда его душа займёт моё место в небытие, либо ты можешь отправить меня обратно, и я больше никогда тебя не увижу, — Бейонд повернулся на бок, и L оказался захвачен его проникновенным, настойчивым алым взглядом. — Ты должен выбрать меня, Люциан. Ты сам это знаешь.              L не сразу сумел осознать смысл сказанных слов, но когда до него дошло, что именно Бейонд ему предлагает, его затрясло.              — Нет! Это слишком жестоко! Как ты можешь ставить меня перед таким выбором? — воскликнул он, понимая, однако, что делать этот выбор придётся. Часть него ликовала от того, что Бейонд вернулся, тогда как другая часть была напугана этим. Их связывала глубокая любовь друг к другу, но между ними была и не менее глубокая ненависть. А потерять Лайта…              — Я не могу сделать такой выбор. И не стану, — отрезал L, сползая с кровати. Его голос дрожал, но звучал решительно. — Прости, если ты ожидал иного, Бейонд, но я просто не могу. Лайт не заслуживает того, чтобы прозябать в небытие. А я не заслуживаю быть поставленным перед таким выбором!              L принялся ходить по комнате из угла в угол; по его щекам катились слёзы. Он чувствовал, как истончается связь между ним и Лайтом, и это причиняло почти физическую боль. И вместе с тем он ощущал гнев и разочарование Бейонда.              — А что насчёт меня, Люциан? — прозвучал его мягкий голос. — Неужели ты от меня откажешься?              — Бейонд! Разве ты не видишь, что всё изменилось? Мир стал другим! Я… Я люблю тебя, правда! Я оплакивал тебя каждый день своей жизни, но это… — L покачал головой, и с его губ сорвался горький смешок. — Это жестоко. Ты специально ждал, пока мы с ним переспим, верно? Ты тянул время, и в ту самую минуту, когда я наконец-то сумел испытать краткий миг счастья, решил, наконец, объявиться!              Бейонд лукаво улыбнулся, и это стало достаточным ответом. Да, он ждал, потому что это всё, что он мог делать. Вселиться в тело Лайта он смог только после того, как связь между этим мальчиком и Люцианом сформировалась полностью. Но, признаться честно, Бейонд ожидал, что их долгожданная встреча пройдёт намного лучше, и Люциану будет нетрудно сделать выбор. Он явно недооценил те чувства, что Люциан питает к юному Ягами, и осознание собственной ошибки превратило всю его кровь в лёд.              — Как долго ты сможешь оставаться в теле Лайта, прежде чем вынужден будешь уйти? — спросил L, пытаясь справиться с дрожью в теле. — И может ли это нанести Лайту вред?              Бейонд зло сощурил глаза, не в силах поверить в то, что слышит.              — Я умер ради тебя, Люциан. Я умер ради любви к тебе, и вот какой вопрос ты мне задаёшь? — прошипел он, и L отшатнулся назад, словно получив пощёчину. На его затылке выступил холодный пот. Даже спустя века Бейонд всё ещё умел вселить в него ужас.              — Я… Я люблю вас обоих… — пролепетал он. — Я не знаю, что делать!              — L? У тебя всё в порядке? — прозвучал из-за двери голос, после чего раздалась серия громких ударов. L облегчённо вздохнул. Ватари, должно быть, почувствовал его смятение.              Он быстро пересёк комнату, собираясь открыть дверь, но замешкался. Его вдруг обуяло иррациональное желание спросить у Бейонда разрешения. Но он уже не был мальчиком, и это был его собственный дом. Опомнившись, L решительно распахнул дверь.              — Ватари! Кое-что произошло.              Старику хватило одного взгляда на вальяжно развалившегося на постели человека, на его высокомерную, пленительную улыбку, чтобы мгновенно всё понять. Там лежал не Лайт.              — Бейонд, — он приветственно наклонил голову. Тон его голоса был, как обычно, ровным и добродушным, но в нём сквозила явственная недоверчивость. — Прошло немало времени.              Бейонд лучезарно улыбнулся, сверкнув клыками.              — Я тоже рад тебя видеть, Древний, — отозвался он, поднимаясь с кровати. — Кажется, ты оказал мне более тёплый приём, чем мой драгоценный Люциан.              L ничего на это не ответил. Просто не мог найти слов. Ватари, чувствуя его метания, подошёл ближе и успокаивающе положил руку ему на плечо.              — Пойдём. Тебе нужно выпить, а после мы все вместе обсудим эту… хм, ситуацию.              L слабо улыбнулся, зная, что на самом деле Ватари сказал: «Ты не один. Я буду рядом с тобой. Ты достаточно силён, чтобы сделать выбор». Эти слова эхом прозвучали в его мозгу, и L согласно наклонил голову. Да, теперь он чувствовал себя достаточно сильным. В его долгой жизни настал, наконец, момент закрыть одну дверь и открыть другую…       

†††

      Подкрепившись искусственной кровью и полностью одевшись, L присоединился к ожидающим внизу Ватари и Бейонду. Сейчас он чувствовал себя чуть более собранным, однако всякий раз, стоило ему посмотреть Бейонду в лицо, его эмоции начинали бурлить, подобно штормовым волнам. Сидя рядом с Ватари, он с отстранённым интересом слушал, как Бейонд повествует о небытие и о том, что после смерти душа продолжает жить.              — Люциан, та секта изгоев, что тебя похитила, до сих пор существует, — сказал Бейонд, вдруг резко меняя тему. — Я бы хотел, по крайней мере, получить возможность отомстить им. Дай мне время, необходимое для того, чтобы стереть их с лица земли. Одного года мне хватит. Ты же знаешь, я предпочитаю медленную охоту.              L был потрясён той высокомерностью, с которой было высказано это требование.              — А что насчёт Лайта?! Я связан с вами обоими, и прямо сейчас я чувствую его смятение. Предлагаешь держать его сознание спящим, пока ты будешь добиваться своей мести? Это несправедливо по отношению к нему. Да и зачем тебе вообще это нужно, Бейонд? Что было, то было. Прошлого нам всё равно не изменить.              Это ведь L был тем, кого секта безжалостно пытала, однако он сумел примириться с произошедшим. Он стал достаточно сильным, чтобы преодолеть свои ночные кошмары, и смог сосредоточиться на том, чтобы делать мир лучше. Бейондом же, казалось, всегда двигала только месть — то искажённое, уродливое желание, которого L не замечал в нём до тех пор, пока не стало слишком поздно. Но теперь он уже не был так слеп. Ватари, приютивший его после смерти Бейонда, открыл ему глаза на жестокое обращение, которому L подвергался от рук того, кого так сильно любил.              Бейонд безрадостно усмехнулся:       — Я иногда забываю, что ты уже не мой мальчик, Люциан. Ты стал мужчиной, и говоришь, как мужчина. За прошедшие века ты повзрослел и ожесточился. Я умер ради тебя!              L выдержал его взгляд, не дрогнув.              — Это был твой выбор, Бейонд. Ты больше не можешь контролировать меня или заставлять идти против моей воли, и я не позволю, чтобы ты использовал свою смерть, как рычаг давления. Я люблю тебя, Бейонд, но вместе с тем глубоко ненавижу. И ты знаешь, почему, — L закрыл глаза, вспоминая ту минуту, когда его любовь к Бейонду впервые запятналась ненавистью. Это воспоминание долгое время было похоронено в глубинах его памяти, но сейчас целенаправленно рвалось на поверхность, словно знало, что это поможет ему принять решение.              — Бейонд, пожалуйста! — взмолился Люциан, хватая своего сира за рукав и изо всех сил пытаясь удержать его на месте. Бейонд шёл в приют с одним единственным намерением — убить.              — Они ведь просто дети, Бейонд! — продолжал молить Люциан. — Мы можем поохотиться ещё где-нибудь…              Бейонд с рычанием развернулся и прижал Люциана к стене.              — Ты только послушай своё жалкое хныканье, Люциан! Или ты до сих пор человек? Ты слаб, дитя моё, и ради твоего же блага я хочу помочь тебе избавиться от этой слабости. На континенте обосновалась секта мятежных Носферату. Они убивают птенцов. Если бы они поймали тебя… Долго бы ты не прожил. Я делаю это ради тебя, любовь моя. Ты должен быть сильным! А теперь идём.              Люциан мрачно последовал за ним в тускло освещённый факелами приют. За его стенами шёл снег, но дети спокойно спали в своих кроватях, в тепле и безопасности, не подозревая о подкрадывающейся к ним смерти.              — Бейонд, — шепнул Люциан, пытаясь сменить тактику. — Мне не хочется крови детей. Может, пойдём в таверну? Я убью там любого, кого ты скажешь…              В тишине прозвучал басовитый, густой звук — Бейонд смеялся.              — Двуличный сопляк. Тебе предстоит пройти долгий путь, прежде чем ты сможешь хотя бы надеяться солгать мне; и ещё более долгий, прежде чем у тебя появится право менять моё мнение. Сегодня ты будешь пить кровь невинных, Люциан, и с каждым брошенным на землю трупом ты будешь избавляться от своей затянувшейся любви к человечеству. Но хватит разговоров. Вот дверь в спальню девочек. Дамы вперёд, не так ли? Ты войдёшь туда и осушишь каждую из них досуха.              Люциан в ужасе затряс головой:       — Н-нет, я не могу! Бейонд, пожалуйста! Пожалуйста, не ставь меня перед таким выбором! Я не хочу тебе перечить, но я, правда, не могу этого сделать!              И тогда Бейонд приказал ему войти в ту комнату и разорвать горло каждой маленькой девочке. Люциан, бессильный противостоять ментальному приказу своего сира, мог лишь горько плакать, когда его тело, которое уже не подчинялось ему, положило конец каждой маленькой жизни…              L вздрогнул, силой заставив себя вынырнуть из воспоминаний. Он старался никогда не думать о том, что тогда произошло, и держал пережитый ужас в самых дальних уголках своего сознания. Но теперь всё вернулось, и L вновь чувствовал на своих губах вкус невинной крови, слышал крики и мольбы о пощаде…              «Я так сильно любил его до той ночи, как раз перед тем, как меня схватили. Он может расценивать это, как попытку меня защитить, но он причинил мне такую боль, какую я себе и представить не мог. Бейонд принадлежит смерти. Он служит ей. Даже сейчас всё, чего он жаждет — это убивать. Но я жив. И я служу тем, кто жив. Я — L. Я — Справедливость».              L резко открыл глаза, пристально посмотрел на Бейонда, и внезапно тот нежный флёр молодой любви, то милосердие, тот голос, что сладко шептал ему на ухо разные глупости — всё это исчезло. Впервые за множество веков L смог увидеть Бейонда таким, каким он был на самом деле.              Чудовищем. Монстром, который воспользовался отчаянием голодающего юноши и его самонадеянностью. Монстром, который обратил его, когда L был ещё ребёнком. Монстром, который управлял им при помощи любви и страха.              И оказалось вдруг, что выбор очевиден. Не пряча слёз, L встал, приблизился к Бейонду и опустился перед ним на колени, осторожно взял его руки в свои и нежно сжал.              — Я выбираю Лайта Ягами. Я всегда буду любить тебя, Бейонд, но не могу тебя выбрать. Я больше не потерплю ни твоего господства, ни одержимости мной. Я уже не тот впечатлительный ребёнок и не новообращённый птенец. Вернись в небытие, Бейонд, и обрети покой. С нашим прошлым покончено.              — Нет! — гневно зарычал Бейонд, крепко стискивая руки L. — Я твой сир, Люциан!               — Ты дух, вселившийся в тело нового возлюбленного Люциана, — слова Ватари были холодны, как лёд. — В этом мире у тебя нет власти. Я долго ждал, когда же Люциан, наконец, осознает свои истинные чувства к тебе, и верю, что сама судьба послала ему Лайта Ягами. Благодаря этому смертному он обрёл силу, необходимую для того, чтобы сбросить с себя оковы прошлого. Освободиться от тебя.              L со слезами смотрел на то, как красные радужки Бейонда начинают понемногу тускнеть, сменяясь хорошо знакомым янтарём. Лайт вновь обретал контроль над своим телом.              — Ты разбил мне сердце, Люциан, — хрипло проговорил Бейонд, изо всех сил стараясь задержаться в этом мире. Он чувствовал, как его тянет прочь и понимал, что всё безнадёжно. Люциан ему больше не принадлежал.              — Значит, мы квиты, Бейонд, поскольку ты так же разбил моё. Я отпускаю тебя. Найди покой в небытие и верни мне Лайта Ягами… — L поколебался, но всё же наклонился, чтобы подарить Бейонду последний поцелуй. — Прости. Я люблю тебя.              Загадочная энергия души начала покидать тело, свет в комнате замерцал, и L отпрянул назад, боясь возмездия Бейонда. Он ощутил, как сзади его обнимают руки Ватари, и запрокинул голову, глядя в его доброе лицо.              — Всё хорошо, L. Ты успокоил этого призрака. Видишь? Он уходит. Ты сумел это сделать, и я очень тобой горжусь, — ободряюще проговорил Ватари, целуя его в щёку. L вздрогнул: лежащие на столе бумаги взметнулись в воздух, стулья опрокинулись, а пышная сансевиерия Лайта погибла: её толстые, зелёные листья почернели и рассыпались в пыль. Бейонд был в ярости. Комнату сотряс последний всплеск энергии, сбитая на пол фоторамка разбилась на осколки. И наступила тишина. Жуткая тишина.              «Бейонд исчез? Ушёл навсегда!» — L оглядел разгромленный кабинет, не зная, что чувствовать: то ли грусть, то ли облегчение. Что-то бурлило внутри него, что-то освежающее омывало и успокаивало его разум. Позже L определит это чувство как свободу.              — L?              Взгляд детектива метнулся к Лайту. На него смотрели знакомые, немного растерянные янтарные глаза.              — L? — повторил Лайт. — Что случилось?              L беспомощно обернулся к Ватари.              — Лайт-кун… Думаю, тебе не помешает сначала выпить чаю. Мы должны рассказать тебе нечто… удивительное.              Лайт пристально посмотрел на L, сосредоточился на связи между ними. Казалось, она стала намного ярче. И, возможно, сильнее. Это из-за того, что они переспали или… Глаза парня изумлённо расширились.              — Бейонд вселился в меня! Он был у меня в голове!              — Теперь его там нет, — сказал Ватари и ушёл готовить чай. L почувствовал, как вокруг него снова обвиваются руки, и счастливо погрузился в объятия того, кого выбрал…