Сибирская язва

      Руслан шумно втягивает носом прожаренный воздух, поправляет воротник рясы. Ему кажется, что всё вокруг трещит и журчит от неимоверной духоты и гулкого бубнежа. Он весь пропотел и уверен, что если постараться, то отдраит весь монастырь даже не используя воду – так, отожмет с подрясника. У него слипаются глаза, но он заставляет свои губы шевелиться, вторя хору шепотов рядом, заставляет себя стоять с ангельски-спокойным лицом, заставляет раздражённый недостатком сна мозг не отвлекаться на тяжёлое свистящее дыхание позади себя. Опять пришёл, чтобы над душой постоять.       Руслан встретил его спустя жалкие пару дней, как приполз сюда, в пеклую южную глушь на берегу Богом забытой речушки. Сначала думал – мерещится, галюны ловит, может, это у ладана эффект побочный на неподготовленных, да Бог его знает, что ещё, но потом понимает, что нет, правда это. Правда, что по монастырю шатается тёмным силуэтом огромный мужик и что всем вокруг на это глубоко наплевать. Познали дзен, то же мне.       Ему и самому поначалу наплевать было – первые две недели или около того; другие планы были, например, выжить, не попасться, влиться в рутину, не вызывая ни у кого вопросов. Было как то не до странных мужиков                  Руслан пытался максимально не подозрительно прикопаться к остальным монахам по этому поводу, спрашивал невзначай, не бывало ли здесь странного чего, но те только косились на него странно и головами качали, мол всё спокойно здесь, брат Ростислав, какие тут странности. Руслан покивает-покивает и отстанет, больно надо ему, чтобы из-за какого то хуя его сумасшедшим считали.       У мужика задушевно убийственная дыхалка – то ли дед при смерти, то ли Боинг с парой птиц в двигателях. Он, обычно, слишком близко не подходит – стоит метра за два-три , исподлобья смотрит, но не двигается, не спешит подбегать и душить, внутрь Енисейского тоже, вроде, лезть не собирается, и на том спасибо.       Руслан фокусирует взгляд на иконе Богоматери прямо перед собой и сталкивается с двумя красными глазами в отражении стекла. Они смотрят внимательно, как будто не враждебно, но сердце под слоями ткани всё равно заходиться ходуном; Руслан сбивается с ритма, путается в словах молитвы. Он жмурится, нечисть сзади хмыкает и барахтящее дыхание пропадает.       Енисейский начал понимать, что мужик – не от мира сего, когда сопоставил все смущающие его факторы и наконец заметил на его башке две неровные шишки, симметрично расположенные и зарытые в темные волосы.       Он приходит опять, когда Руслан копается в огороде и поливает огуречно-помидорные грядки. Смотрит издалека, привалившись аккуратно к монастырской стене, так, что его и не заметишь сразу. Наблюдает осторожно, ближе не подходит, хотя они одни. Он всегда такой – тихий, незаметный, хотя по комплекции как-будто должен быть не лучше полтергейста. Руслан чуть дух не испустил, когда секундно выпустил его из виду, пока смахивал какую-то дрянь с очередной овощной грозди. Мужик появляется неожиданно рядом, чуть ли не за спиной пыхтит, Руслан резко оборачивается и окатывает ему обе штанины струёй воды из шланга. Демон на него смотрит удивлённо. Стряхивает ногой, на месте топчется. Пыхтит.       Руслан, спохватившись, направляет трубку в грядку; у него нет затаенных фетишей на таскание полных вёдер с водой по жаре, в случае выговора за растрачесское поведение. – Ну спасибо тебе, порождение нечистой, теперь воды уйдёт на куст больше. – тихо, и неожиданно даже для себя, выплёвывает Руслан.       Мужик пялиться на него немигающим взглядом, дышит загнанно и, внезапно, хриплым прерывистым басом, впервые отвечает: – Не по Божески это, монах Ростислав, с нечистью балакать. Разворачивается и уходит, оставляя тянущийся между грядками мокрый след.       Этой ночью Руслан молиться особенно рьяно и даже воодушевленно, чётки у него между пальцев, кажется, стучат со второй космической, а мужик не приходит больше недели.