Энвер

      — Ночная охота выпадет на кровавую Луну…— потирает подбородок шаман, чьего имени никто даже не знает, — Значит будет кровавая схватка. Альфы подерутся из-за самой желанной омеги, — растягиваются сухие губы в какой-то язвительно-презрительной усмешке. Тэхён закатывает глаза. Они на улице перебирают голубоватые цветки цикория, очищая от мелких сорванных случайно травинок, что утром насобирал Тэхён, вставший ни свет ни заря, чтобы успеть до того, как те закроются. Внутренняя лисица чует его ореховый и древесный оттенки, он потирает нос рукавом клетчатой зелёной рубашки, закатанной по локоть.       — Ну естественно, Кикван же будет участвовать, — это будет первая Ночная охота этого омеги, несмотря на то, что они с Тэхёном ровесники. Одну он пропустил из-за шибко болезненных течек. Бедняжка, только вот если бы так же пожаловался сам Ким его бы осмеяли ещё больше. Может это еще из-за того, что от детёныша вождя ждали таких же грандиозных задатков, какими наделены все его братья. Но увы, Тэхён похвастаться ничем из ценных для оборотней качеств не может.       — Кикван хороший мальчик, но я говорю не о нём, — продолжая безумно медленно, словно нарочно, перебирать цикорий, ухмыляется шаман. Ветер, обходящий их занятие стороной, не раскидывает цветки, но треплет оборванные на краях одеяния, что тряпками висят одно на другом. Зачем такое носить, есть же джинсы!       — В других стаях тоже много красивых омег, — фыркает Ким, его уже достали разговоры о том, какие все вокруг чудесные пассии для Чонгука.       — Красота не залог счастья, Тэхён, тебе ли не знать, — омега застывает с длинной деревянной ложкой над кипящей водой в котле, в которую будут кинуты голубоватые цветы и сварен напиток, помогающий сохранить бодрость на охоте, — Потому не отвлекайся, учись, пока альфа не утащил, — так же нарочно медленно смеётся шаман, кряхтя, поднимаясь со своего места. И не верится, что он это делает не специально, чтобы показать какой важный экспонат. У него под боком все доступные средства от любых болячек.       — Пф, — Тэхён снова закатывает глаза и убирает со лба кудрявую чёлку взмахом пальцев, этому он уже смог научиться, раздуваемую поднявшимся ветром, который его стороной почему-то не обходит. Продолжает перемешивать кипящую воду, скидывая с разделочной доски, что сделал лично для него Богом, все цветы разом, и из последних сил держась и не фыркнув, на постоянно бьющуюся об косяк дверь, которую почему-то нельзя закрепить на крючок или хотя бы камнем подпереть. Нет! «Мы не имеем права ограничивать свободу того, что не часть нас». Старый маразматик. И так во всём: сорвал гриб, ягоду, поблагодари природу за дары; а альфы над трупами зверей причитают, что те станут пищей, и их жертвы будут принесены во благо. Это может и правильно, но слишком уж долго. Тэхён и так духов леса приветствует, когда входит в чащу и благодарит на выходе, и считает, что этого достаточно. Добычи меньше других он по крайней мере точно не находит.       Когда омега выходит из хижины шамана, между прочим одного на все кланы в округе, потому и столь ценный, на небе уже ярко горят звёзды. Пока он не был оборотнем, ориентировался по ним, но отныне его ведёт личный зверь своим идеальным чутьём, а ещё у каменных блоков ступеней ждёт Богом, курит самодельную сигарету и пытается пустить дым кольцами. У альфы с каждым днём прибавляется новых шрамов, которые тот зализывает сам, никогда не приходит к шаману. Но если что, Тэхён готов помочь каждую секунду своей жизни, и ринется это делать, несмотря на то, что пока к раненым оборотням учитель его не пускает.       — Как твоё обучение, тебя совсем не видно, стало, — тихо спрашивает альфа, пока они идут по выложенным разноразмерными камнями дорожкам, вдоль горящих факелов и небольших фонарей на крыльце больших домов.       — Стоит на месте, полагаю, — пожимает плечами омега, проходясь пальцами по гладким листьям кустарников и огибая деревья, которые нельзя трогать без надобности.       — Готов к Ночной охоте? — поджимает губы Богом.       Тэхён пытается незаметно обнюхать себя, не воняет ли он очередным «полезным снадобьем, для… вот альфой обзаведёшься — узнаешь». Но вроде нет, вполне приятные духи двуногих. Хотя, может именно это его другу и не нравится.       — А ты? — Тэхёну не хочется огрызаться, ни к чему он не готов и не собирается.       — Можно сказать и так, — Пак отворачивается на какое-то время, поправляет на плече лук и стрелы в кожаном колчане расшитом угловатыми рисунками охоты. Всё ясно!       — Ты уже выбрал себе омегу? — не то чтобы это была ревность, но значит теперь и этого небольшого общения Тэхёна лишат. Он кутается в шерстяной кардиган, который пришлось вязать самому, чтобы никто не ткнул пальцем — от двуногих. Ночи уже прохладные, хотя только середина лета, но в их горах не бывает жаркого пустынного зноя, ели закрывают земли от сильных солнечных лучей. От того эти места двуногим и не интересны, что позволило всем стаям перебраться с веками сюда и крепко обосноваться.       — Да, уже давно, — резкий поворот в его сторону, но омега спотыкается о выкорчеванный мелкими волчатами камень тропинки. Лисица внутри ворчала о чём-то таком, но понимать её сигналы пока не особо получается.       — Оу… значит мы больше не сможем общаться? — Тэхёну от чего-то кажется, что его собеседник удерживается от закатывания глаз.       — Сможем, — как-то сухо и снова отвернувшись отвечает Богом, сжимая кулаки. Наверное, он опять что-то не так сказал. Ну конечно, какое общение, Богом обзаведётся омегой, у него появятся щенки и ему будет уже не до глупых игр. Пора становиться взрослым.       Дальше идут молча, обходят смеющуюся компанию с бутылками домашнего вина, куда их тоже зовут выпить, но такое добродушие точно не в его сторону обращено. Но Богом отказывается за них обоих. Тэхёну как-то грустно от этого, он бы с радостью выпил, и закусил вяленым мясом, послушал, пускай пьяные и пошлые разговоры альф, но хоть какая-то смена обстановки. Только его на такие сборища одного не приглашают.       — До завтра? — прощание у дверей дома выходит неловким. Он тянет серые рукава на костяшки пальцев и мнётся с ноги на ногу.       — Ага, — кивает какой-то погрустневший Богом, омега поджимает губы, но не хочет лезть не в своё дело. Он не привык и боится расспрашивать о личном. Не такие уж и близкие они друзья, альфа его просто оберегает как старший товарищ, не более.       Их дом самый большой в деревне: из огромного сруба секвойи, с каменным фундаментном, железной нависающей крышей, по которой начинает мелко постукивать дождик, и широкой углублённой верандой, где омега любит сидеть в кресле-качалке которую смастерил отец, под шерстяным пледом. Во всех окнах первого этажа горит свет, из трубы идёт дым, и слышится заливистый папин хохот. И как только он переступает высокий порог, с исписанными защитными угловатыми рунами — ᛉ ᛟ ᛞ, косяками, все мысли об этой странной ситуации с Богомом насильно выталкиваются из головы налетевшим на него папой.       — Что же ты так поздно, нам нужно подготовиться к Ночной охоте, — папа затаскивает его за руку в коридор, от чего оберег в виде букетика белых сухоцветов и мелких пушистых пёрышек колышется под потолком. Эти запахи зверобоя, можжевельника и вербены режут нос. Так и подмывает сказать, что он обратился, но не хочется расстраивать родителей лишний раз тем, в кого именно.       — Пап, она завтра вечером будет, времени навалом. К тому же меня всё равно никто не выберет, — пытается вывернуться из захвата Тэхён, скидывая свои кеды. Ещё одна причина нелюбви к нему в стае.       — Как это никто? А как же тот красавчик альфа, что всё время вертится рядом с тобой? — подмигивает ему отец и смотрит так хитро, что лис внутри визжит, тот что-то скрывает, отрезающий себе кусок ягодного пирога, что омега успел испечь утром. Раньше за большим столом в центре кухни, отделённой высоким порогом от гостиной, собиралась их семья. Но теперь остались лишь они трое. И Тэхён знает, что его тоже хотят поскорее спихнуть к альфе.       — Кто это ещё? — недоверчиво косится он на родителей.       — Богом, милый, — оборачивается папа, помешивая что-то в форме для выпечки, в духовке, из которой валит пар.       — Богом? Ты что, мы с ним приятели, не больше, — отец на это закатывает глаза, подливая себе ещё самодельного вина из глиняного кувшина.       — Вот отец тоже согласен, что ты всё не так понял. Правда? — он оборачивается к главе семейства ища поддержки, но как только тот собирается с мыслями, в дверь стучат. Отца зовут по делам, он как вожак никогда не может просто побездельничать.       А папа принимается греть воду и доставать все скляночки с ароматными маслами. Изначальная традиция в них была, чтобы запутать альф и сбить их со следа, не дать идти за истинным запахом омеги. Теперь все просто стараются пахнуть вкуснее и соперничают. Тэхён мало участвует в своём прихорашивании и просто угукает на бесконечный монолог папы. Пока тот подогревает воду и заполняет деревянную просторную ванную. Но не сопротивляется, ведь завтра он снова увидит красивого вожака соседней стаи, оно того стоит.       Все следующие утро и день, папа подгоняет очередную белую свободную тунику из прядей льна, непонятно зачем вышивая на ней гальдраставы, в которой он отправится на посвящение. Обмазывает его тело маслами и вплетает в волосы ромашки и васильки, чтобы отогнать нечистую силу чёрного леса. Тэхён скептически оглядывает себя в зеркале. Это всё в любом случае спадёт, как только он войдёт в чащу, но каждый раз как в первый. Это обычай.       Перед охотой на закате он с другими омегами идёт пускать по реке сплетённые венки. По традиции их нужно поймать внизу по течению перед тем местом, где будет проходить обряд. Если альфа уже заприметил тебя — он незаметно для всех добавит в венок какую-то деталь, в зависимости от своего рода и положения. Венок Тэхёна до этого вообще не доплыл, поэтому теперь, он заходит по бёдра в воду, одной рукой придерживая тунику, а другой срывает кувшинки вместе с корнем. И пока другие омеги хвастаются какие красивые букеты насобирали из цветов с дальних полей, он, усевшись на ствол старой ивы, что низко сгибается и касается своими ветками реки, отблёскивает перламутром листьев, плетёт его на скорую руку из белых цветов кувшинок.       Омеги соседних стай косятся на него, но ничего не говорят. Свои особо внимания не обращают, обхаживая Киквана, выслушивая красноречивый рассказ, как болезненные течки тот проводил под Чонгуком. А Тэхён под обезболивающими для двуногих, вот и разница между ними. Интересно, что бы сделал этот кровожадный вожак, если бы и Ким пришёл к нему с подобной просьбой? Захлопнул бы перед носом дверь, 100%!       — Чонгук обещал выбрать меня сегодня, не зря я вчера так старался, — поигрывает бровями Мингю, за что получает презрительный взгляд половины, что болеет за Киквана.       — Тэхён! Как ты считаешь, кого выберет Чонгук? — его мнение тут интересно исключительно как ученика шамана, того, кто уже, по их предположениям, должен предвидеть будущее. Но они ведь «друзья», он не может послать их к лесной Бестии — чудищу с головой змеи, телом рыси, и вдобавок шипастыми рогами, что живет в болотах и темных, заросших участках чащи и точно их обратно не отпустит.       Чонгук вправе поставить метку любому омеге, которого его душа попросит, но было бы хорошо, выбери он сына вождя. Это бы объединило кланы, возобновились старые доверительные отношения. Но увы, Тэхён реалист, на него Чонгук посмотрит только в случае, если других омег не останется, а у альфы начнётся гон. Да и не совсем самому омеге до Чонгука сейчас, он два месяца как обратился, ему бы с этой проблемой разобраться.       — Я… не думаю, что он вообще собирается кого-то выбирать. Он привык получать всё, что хочет, хотел бы — давно заполучил самого лучшего омегу наших земель, — но и не позлорадствовать всем тем, кого он действительно не выберет, Ким не может. Пусть мучаются, если для них это главное в жизни.       — А как ты относишься к нему? — хмыкает Мингю, ещё один любовник кровожадного вожака.       — Как к вожаку другой стаи, как же ещё, — пожимает плечами Тэхён, даже не поднимая голову, словно ему всё равно, но надеясь, что тайные, совсем невинные мысли о Чонгуке неизвестны никому, кроме, наверное, шамана. Тот всё знает. Может однажды и Ким сможет так же, хоть какая-то польза будет от него.       — Прекрати Тэ, не поверю, что ты тайно не мечтаешь оказаться в его постели, — хихикают омеги, вертя в руках наполовину готовые венки. И смотря на то как ветер развевает их волосы и подолы рубах, Тэхён не понимает, чем по сути отличается, чем он хуже.       — Для чего мне мечтать о подобном? — Ким откровенно и прямо в их дикие глаза врёт, но он знает, это выходит идеально. Он же лисица… Ах, вот в этом и отличие, запамятовал.       — Считаешь, что он недостоин тебя? Или может, ты себе двуногого присматриваешь, так часто к ним наведываешься? — скрещивает руки на груди Кикван, поджимая губы.       — Ходил бы я тогда на Ночную охоту, — ухмыляется Тэхён, продолжая осторожно сплетать кувшинки. Вообще не стоило из них делать венок, несмотря на то, что они сорванные, скорее всего, всё равно закроются, как солнце наполовину уйдёт за горизонт. Хотя, его венок и не приплывёт как в первый раз, он неудачник. Но всё же, пытается хотя бы попытаться найти прекрасное в этом волнительном для многих дне. Наслаждается размеренным шумом горной реки и тонкими переливами воды о торчащие камушки, стрекотом кузнечиков и трепетом крылышек стрекоз, что летают перед лицом, пытаясь усесться на него, а порой, самые смелые, приземляются прямо в кудряшки. Слушает пение птиц, хохот омег, что хвастаются своими нарядами и прическами, и подставив лицо под солнечные лучи, греется в его тепле закрыв глаза. Сливаясь с проснувшейся лисицей, наслаждаясь розоватым светом из-за закрытых век, релаксируя.       — Тогда почему же бедный Богом до сих пор тебя не словил? — не унимаются омеги, уже даже ближе подойдя. Он чуял и слышал их шаги даже прикрыв глаза, потому не пугается как обычно. И это уже начинают замечать…       — Богом мой друг, — Тэхён возвращается к зажатому в пальцах венку и больше не отрывает голову от своего занятия. Эти глупости ему надоели, они ведь всей сути их дружбы не знают, он не интересует альфу в этом смысле. Это ясно и понятно должно бы быть всем.       — Бедный Пак, — взрываются смехом омеги, а Тэхён ёжится, они считают, что Богом должен его из жалости что ли меткой наградить?       Но он решает не нарываться, а брать пример с так же присутствующего здесь омеги, которым Тэхён искренне восхищается и который с гордым видом заявляет, что не даст поймать себя никакому альфе, как и в прошлые разы. Юнги. Выглядящий довольно хрупким, но являющийся одним из лучших охотников в стае Чонгука. Странно, что тот не забрал его себе, но может Юнги действительно столь строптив, что не позволил бы подобному случиться. Что можно ожидать от альфы, который ни один вечер, по рассказам, не проводит в своей постели один. Ну уж точно не крепкую семью, всю жизнь наблюдая за тем, как в стае бегает десяток его бастардов-волчат. И слова Юнги обо всех альфах скопом достаточно красноречивы. Наверное, он должен был и сам родиться альфой, но лесные боги решили иначе. Тэхён хотел бы с ним подружиться, Юнги кажется безумно интересным, он уже довольно взрослый, ему двадцать, и у него можно многому научиться, хоть он и держится немного отстранённо и холодно. Но увы, он из другой стаи, и они не смогут часто пересекаться.       Пока все разговаривают, солнце начинает клониться к закату, и под его последними тёплыми лучами, что играют бликами на волнах быстрой реки, венки уплывают вниз по течению. За ними нельзя бежать и следить, хотя некоторые пренебрегают этим и скорее уносятся вдаль по мокрой траве. Но Тэхёну не интересно, он аккуратно подталкивает свой, не удерживаясь и прося лесных богов помочь перестать быть обузой своей семье и стае, стоя в ледяной воде, пока цветы не скрываются из виду, а потом просто отправляется на место посвящения. Ступая босыми ногами по земле, теперь так же отчётливо обмениваясь силами с миром даже в человеческом теле.       Небо окрашивается в розовый, местами лиловый, который до ночи так и не уходит, и наконец из-за макушек деревьев показывается действительно красная Луна. Несмотря на то, что Тэхён новообращенный оборотень, он уже получил дар предчувствия. Он знает, что будет что-то на этой Ночной охоте. Даже шаман сказал — крооовь…       И первое изменение в его плане тихонько поплакать в выбранном накануне обросшим мхом сухом гроте, в куче засохших листьев, терпит изменения. Его венок приплывает к берегу вместе со всеми остальными. Сначала он терпеливо ждёт, когда взволнованные, шепчущиеся омеги разберут свои, пока плескаться у песчаного берега не остаётся всего один. Тэхён сглатывает. Его кувшинки не то что не закрылись, их не видно за воткнутыми другими цветами: ярко-красными — означающими силу и власть, синими — мудрость и благополучие, фиолетовыми — тайное влечение и хитрость, зелёными — надежда и, конечно, розовыми — влюблённость. Под пристальными взглядами хочется утопиться в этой реке. Наверняка кто-то решил пошутить, но смешков не слышно, и под шиканье шамана, что машет ему корявыми согнутыми словно засохшие ветки пальцами, приходится поторопиться и идти к остальным, скользя по песку и уже довольно ловко перепрыгивая корни сосен, что растут вокруг их священной поляны стеной.       На вытоптанной веками поляне уже расставлены скамейки из цельных брёвен для старейшин, которые будут ждать их возвращения из леса, чтобы благословить. Ну или унизить пустыми взглядами как в случае с Тэхёном. Хорошо, что место охоты выбрано максимально близко к их деревне, ну или деревня к нему, не надо далеко идти, чтобы уйти ни с чем.       Венки укладываются на длинный стол с выжженными рунами — ᛏ ᛝ ᚱ ᚦ ᛃ, их созданные пары забирают после, можно оставить на память, засушить, повесить как украшение.       Альфы и омеги встают по разным сторонам огромного костра, обложенного чёрными камнями по кругу, куда шаман кидает шалфей и ольху, жертвоприношение плодородной охоте, чтобы как можно больше омег понесли после неё потомство, заставляя искры лететь во все стороны, а тяжёлый серый дым взвиваться ввысь к яркому ночному небу, где видны звёзды и зловещая красная Луна с прожилками чёрных пятен. В глубине чащи воют обычные волки, альфы смеются на это и хищно оглядывают Тэхёна, подставившего лоб под поцелуй папы, и идущего к косо смотрящим на него омегам других кланов.       Они стоят по разные стороны как два царства в чёрной бездне — огонь и холодный мрак. Хотя, все взгляды с половины альф устремлены на него, нет ощущения, что он желанен, хочется сжаться, превратиться в лису, зарычать на них, распушив в два раза хвост, чтобы казаться хоть чуточку больше и удрать. Ведь они осуждают, думают: «Кому такой нужен вообще, посмешище, зачем только пришёл». Он морщит нос от очередного взвивания костра и вылетающих искр, треска поленьев, ужасного жара вблизи и поползшего по поляне запаха мелиссы, которую он сам собирал и сушил. Шаман подмигивает ему жёлтым глазом. Они сговорились сегодня не иначе!       Когда все собираются и медленно умолкают, старейшина начинает свою тихую и длинную речь о том, что они потомки Фенрира — гигантского волка, дитя Локи и великанши Ангрбоды. Они высшая ступенька эволюции, они дети леса, но отнюдь не его хозяева. Ну вот например Чонгук из рода Чон поспорил бы с ним, у альфы это на лице написано. Он тут единственный хозяин, так он считает. И всё же остаётся таким привлекательным для Кима.       На груду камней с плоским на вершине — место поклонения, которое младшие омеги старательно начищают перед действом, укладывают тушки животных — свершается жертвоприношение и кровь ручьём течёт к подножью первых елей чащи. Тэхёну это кажется выброшенными на ветер силами и вкусным мясом, которое он мог бы приготовить — пальчики оближешь. Теперь всё это будет лежать и тухнуть оставшееся время, и вонять… он усмехается в кулак и тут же дёргается. Взгляд кровожадного вожака устремлён на него, не даёт шелохнуться. Тот улыбается, обнажает острые клыки, стоит расслаблено и наклонив голову в одну сторону. Тэхён пытается боковым зрением увидеть, на кого тот смотрит, ну не на него же самого. Кикван. Ну конечно, стоит по правое плечо от Кима и строит Чонгуку глазки. Все хотят стать омегой такого красивого вожака такой сильной стаи.       В нос резко бьёт запах петрикора, но от кого именно, Тэхён не может проследить и определить. Точно справа, но тут столько альф, что разглядывают его голые бёдра из-за слишком короткой туники. Какова вероятность, что это не кто-то давно обзавёдшийся омегой и, что вообще будет участвовать в Ночной охоте. А какова, что он захочет ловить Тэхёна? Он его преследовал, но это не означало, что… да ничего это вообще не означало. Но этот альфа сейчас здесь и чутьё подсказывает омеге, что за ним пристально наблюдают.       Из-за окрашенных красным цветом от кровавой Луны облаков, и всего пространства становится не по себе. Глаза альф начинают подсвечиваться желтым и от этого тоже как-то передёргивает. Будто на жертвенный камень сейчас самого Тэхёна положат. Он переступает с ноги на ногу, устав и замёрзнув стоять на уже не обогреваемой солнцем холодной земле.       — Кикван, мне кажется, он глаз с тебя не сводит, скажи, Тэ? — шепчутся рядом омеги его стаи. Гордо задравший голову омега другой, фыркает на это и отворачивается. Юнги ржёт. Но Тэхён только кивает, что ему остаётся, и мнёт в руках белый подол украшенный голубыми лентами и бисером. Внутри поднимается обида, чем он и правда хуже остальных?       — Ты можешь даже не убегать от него, прямо тут тебя завалит, — еле сдерживают восторженный писк друзья Киквана, то и дело смотря на зевающего Чонгука. Тому же в свою очередь друзья тоже советуют над пойманным омегой не сжаливаться и быть наоборот пожёстче. А лучше вообще обратиться в волка и волчьим же узлом повязать. Покрасневшие уши Тэхёна каждый их мелкий вздох улавливают, какие же эти альфы мерзкие существа!       — Дети леса! — наконец громким окриком привлекает внимание молодёжи старейшина, — Благословляю вас на удачную Ночную охоту. Желаю каждому найти свою пару, и продлить наш род! Ступайте, пусть чаща принесёт вам удачу! — он взмахивает тлеющим букетом пряных дымящихся трав, что почти заставляют голову Тэхёна закружиться, а сознание помутиться.       Он, перепрыгивая через подожженные старые листья, проходит тем самым обряд очищения души и тела, окутанная жаром и пламенем лиса вопит внутри, рвётся наружу, царапая грудную клетку коготками, но Тэхён прекрасно удерживает её и чтобы успокоить, как можно скорее несётся вместе с остальными в чёрный лес, по пока что видным тропинкам и вытоптанным полянкам, под красной луной. Альфы кричат им, свистят, воют, хохочут, выжидают ровно минуту, прежде чем кинуться следом, но для Кима этой минуты недостаточно, чтобы убежать далеко, он видит впереди спокойно идущего Мингю, а за собой бегущего в таком же медленном для того темпе Киквана. Позади слышится рык, вой, хруст поломанных веток и топот, словно семейство кабанов на водопой вышло. Ким ускоряется и постоянно оглядывается. Видит жёлтые волчьи глаза и их огромные тушки. Первым бежит огромный, смоляной словно демон волчара, чья шерсть блестит, как чёрный опал, от все больше скрывающейся за макушками деревьев Луны. Видимо, это Чонгук, хочется узнать его запах, отныне Тэхён может это сделать, но тут их теперь так много.       Омега спотыкается о торчащие корни, лес сгущается, нужно прекращать оглядываться, но как это сделать? Волк проносится мимо всех омег, что застывают на месте, его самого отшатывает от силы и скорости, и мимо Мингю с Кикваном тоже, перепрыгивает глубокий овраг, скрываясь на другой стороне, откуда воет и он уверен, слышал человеческий смех.       Тэхён перебегает через шатающийся висячий мост, что отделяет земли их лесов от территории соседних стай и его трясёт, потому что кажется, что позади слышится топот. Он бежит, боится превращаться, поскальзывается босыми ногами на сырой от росы земле и только благодаря врожденным инстинктам огибает в последний момент деревья.       Он знает, что эта Ночь закончится, как и предыдущая: он с позором и гордо вздернутой головой выйдет из леса один, без альфы, без метки. Тэхёна просто никто не замечает, как омега он не представляет ценности, слишком слаб и беспомощен. Возможно и нашёлся бы любитель лисиц, его отец же нашёлся, но только вот вся с годами накопленная спесь и то, что омега ставит себя выше других, ему помощи не оказывают. Но это лишь защитное оружие против слухов об одиночестве.       И всё же, как бы не было унизительно остаться без пары к утру, не хочется, чтобы его обрюхатил в эту ночь первый попавшийся альфа, потому он и несётся, постоянно падая и разбивая себе колени в кровь. Он знает, что ему уже восемнадцать, его течка и так позже чем у других началась, в шестнадцать, и это не показатель того, что закончится она позже. Срок, когда омега может послужить обществу достаточно короткий по сравнению с их бесконечной жизнью. Но как же не хочется стать добычей того, кого он знать не знает.       Когда силы начинают покидать, а красная Луна снова появляться прорезающими тьму лучами, он наконец на секунду тормозит и обращается. Но времени нет, бежит дальше. Чтобы себе не надумывал по поводу заполненного другими цветами венка, несётся, чёрт знает куда, не стоит перенапрягаться, тело лиса ещё очень слабое и несмотря на то, как тайком тренировался, перевоплощение спадает. Он кашляет, сглатывает и шумно дыша продолжает идти, по ощущениям даже покидает знакомую территорию.       И когда падает в очередной раз, понимает, что всё, это его предел, доползает по мокрой и холодной земле до раскиданных предками валунов, прикрывая глаза. Грот, где хотел спрятаться, остался далеко позади, а здесь неизвестные земли и никакой защиты. Но пока что вокруг тишина, лишь где-то вдалеке слышен вой и рядом уханье совы.       Когда сердце восстанавливает ритм, мысли уже одолели. Он снова выйдет из леса под пристальными взглядами старейшин совсем один. Все будут злорадствовать и тихо хихикать. Но хуже всего, что другим будет наплевать, иногда кажется, даже сочувствие принял бы за положительную эмоцию. Он уже так много раз хотел сбежать, но куда? Вокруг акры лесов, горных рек, болот, неизведанных скалистых местностей как эта, и опасных, враждебных кланов, которые никогда прежде не встречал, потому и не знает, что от них ждать. А он слишком слаб для схватки. Путь быть помеченным лишь бы кем его так же не устраивает. Вот и остаётся — стоять посреди толпы голым и бесконечно одиноким. Туника осталась болтаться на каком-то суку, в момент обращения и просто слетела. Теперь, когда пот уже ручьями не льётся, становится холодно. Омега обнимает себя руками и закрывает глаза. Нужно настроиться и не обращать внимания на холод, не думать о плохом, просто дождаться утра.       Но не успевает он хоть немного перестать дрожать, как сбоку хрустит ветка. Что безусловно сделано специально, оборотни на Ночной охоте не идиоты. Тэхён сглатывает, распахивает загоревшиеся зелёным в панике глаза. Он вдруг понимает, что запах петрикора обволок его полностью, словно даже воздух вокруг стал маслянистым и густым. Он медленно и опасливо поворачивает голову.       Волк.       Тот. Самый. Волк.       Он слишком близко для просто наблюдения. Из темноты видна лишь хитрая морда и те самые жёлтые глаза.       — О нет… помогите, — шепчет севшим и охрипшим от бега голосом Тэхён, отползая назад, но упираясь спиной в обросшие мхом камни. Хаотично водит руками по земле, ища хоть какую-то палку, может в глаз получится ткнуть.       Волк отступает назад на пару шагов и перевоплощается. Только лишь часть его тела остаётся освещённой кровавой луной, лицо скрыто в тени. Он дышит тяжело и безумно медленно. Он достиг своей добычи.       — Никто тебе уже не поможет. Я найду тебя даже если ты убежишь за границу наших лесов, — слышит лишь смех из темноты в ответ. Этот голос знаком, они когда-то где-то встречались, но из-за страха и поднявшегося ветра, омега никак не вспомнит кому он принадлежит. На него никто не кидается и не ставит метку, нужно бежать, но ноги словно онемели.       — А что… там за границей? — Тэхён не знает как ещё оттянуть время, пока невероятное, гениальное решение не придёт в его голову. Если бы он смог добежать до ручья, что шумит где-то вдалеке и уже прямо по его течению удрать. Но удержится ли он в этом потоке на ногах? И хоть ещё лето, но и ночи уже холодные, а он выдохся.       — Не пытайся заговорить мне зубы, лисичка, ты попался. Я тебя уже никуда не отпущу…— гораздо серьёзней отвечает альфа. Но как бы страшно не было, он не может пошевелиться, неужели гипноз? Его отец прекрасно владеет им, посмотрит на двуногих в поселении и те отдают все вещи без платы. Но неужели и сам омега может быть подвержен этому? Насколько же силён этот оборотень?       — И никому не отдам, — вдруг рычит альфа, а Тэхён только и успевает как обернуться на появившийся сзади запах, к ним приближается ещё один волк. Коричневая шерсть — Богом, это точно он. Но что он здесь делает?       И тут Тэхён икает, неужели вся эта помощь, их игры, разговоры были правдой, это всё означает, что… Слышатся мягкие шаги за кривыми елями, ещё раз поворачиваясь, становится виден третий волк, что стоит в пяти метрах, его шерсть грязно-серая, в каких-то листьях и множестве веточек, он подошёл для омеги совсем незаметно. А Тэхён голый… зачем он чёрт возьми превратился в лисицу и потерял тунику! Позади из-за камней утробное рычание. Ещё один, и освещённый красным ещё, но какой-то смущённый…       Волки встают в круг, смотрят то друг на друга, то на самого Тэхёна. Что делать в такой ситуации никто не учил! Но, а стоило бы самому поинтересоваться! Шаман же предупреждал! О лесные Боги, если он выйдет отсюда живым, больше никогда не усомнится в величии своего учителя, дурного слова ему не скажет и не подумает даже! Из темноты усиливается запах петрикора, шорох трав, альфа обратился и не выжидая ни секунды кидается на освещённую красным поляну с прибитыми к земле травами, прямо на Богома. Шерсть его смоляная, и блестит в свете Луны как чёрный опал.