Ржавое небо

      Мы, вехиконы класса воинов, вне зависимости от альт-мода, никогда не завидовали шахтерам и их монотонной, рутинной работе. Лицемерие, скажете вы, ведь они кормили нас и давали топливо нашей мощной машине жизни под названием Немезис? Нисколько, отвечу вам я. Самим шахтерам было абсолютно не в радость работать в тех условиях, в которые их вгоняло командование, с таким-то графиком и в таких объемах. Зато у них была какая-никакая безопасность на работе и относительная свобода действий на перерывах. И если с последним все и так понятно (на Земле не нацепишь камеру на каждый камень, даже если ты Саундвейв), то вот первое имело… оговорки.       Уясним сразу: да, все прекрасно знали, что автоботы подворовывают у нас добытый энергон. Мы даже видели их там, не было ни разу, чтобы мы их не заметили: на подходе к шахте, в ней самой, около еще неограненных кристаллов или уже сформированных кубов, на всех этапах. Стычки случались только когда их замечало сразу несколько шахтеров, чаще всего случайно; в остальном же им очень «везло», что мы каждый раз позволяли им уйти. Почему?       Ну, причин было несколько. Первая и самая основная: нам было лень с ними драться. Не спешите нас осуждать — ремонт и восстановление, хоть и входили в наше расписание с переменчивой частотой, не очень приветствовались даже самим Нокаутом. Рейтинг смертности и так был просто сумасшедшим, а автоботы все равно никогда не брали даже одной десятой того, что добывали мы всего ради дня для Немезиса на орбите Земли.       А вторая… между нами был единый негласный консенсус, что начальство так попустительски относилось к случаям кражи энергона в обыденное время, потому что им зачем-то нужно было, чтобы Оптимус Прайм выживал. Мы не знали, зачем. Мы не знали, чья именно это была задумка: Мегатрона или кого-то еще. Просто они не могли не знать об их постоянных вылазках на шахты, учитывая, что само начальство распоряжалось оставлять не больше десяти вехикнов-воинов на страже двух сотен шахтеров, никто из которых понятия не имел, зачем им бластеры в руках вмонтированы.       Вот, как раз к этому факту я и вел: если тебе выпадала удача получить смену дежурства на шахте, считай, тебе выдали отгул.       Неудивительно, что абсолютно все рвались туда — ведь стычки с автоботами можно будет избежать абсолютно легально и почти всегда без последствий, а все оставшееся (немалое!) время посвятить оздоровительному безделью.       Попасть-то хотели все, но чаще всего сторожить шахтеров доверяли именно колесникам, и это было единственное наше преимущество над летунами. Их считали слишком «важными» юнитами, чтобы рассеивать по разным концам планеты: сидите, мол, все в куче, чтобы, в случае чего, всегда быть под рукой и немедленно навалиться на автоботов количеством… но я отвлекся. Понятное дело, что время от времени туда допрашивались и они.       Так вот, чаще всего охрана состояла из вехиконов, которые либо не знали друг друга вообще, либо — по абсолютно случайному стечению обстоятельств — знакомых очень тесно. Не стану уже вдаваться в подробности, но в условиях, когда ты даже не знаешь о понятиях «отпускной» или «увольнительный», вылазка на Землю, подальше от вездесущего Лазербика и его хозяина, становилась порой единственной возможностью побыть наедине без посторонних глаз, ушей и сканеров. И стучать друг на друга там было не принято, даже если автоботов все-таки засекали: это была наша «священная земля», компрометировать которую нельзя было ни в коем случае.       Мы с Хеппи были из таких же; поначалу пытались делать вид, что очень удивлялись, когда наши имена оказывались вместе в списке на дежурство, но потом, когда на нас перестали обращать внимание, тоже бросили спектакль. На удивление (в первую очередь, наших сослуживцев), обычно ничего такого мы там не делали — просто подолгу наматывали круги вокруг шахты и общались о том о сем. Собственно, так я и узнал о Хеппи все, что узнал: и о его позиции, и о взглядах на войну, и даже о сторонах конфликта.       — Тебе не кажется, что Лорд меняет планы чаще, чем масло, а затем просто делает вид, что предыдущих у него и не было?       Когда он внезапно спросил у меня это, я почесал голову, сидя рядом с ним на камне недалеко у входа в шахту:       — Ну, планы-то разные… один сделан, другой появляется…       — Да нет же, я не про это. Вот у нас изначально было что?       — Что?       — Большой План. Ну, мы-то, понятное дело, не помним его, но Брейкдаун рассказывал нам когда-то, что изначальной целью войны было сместить Совет и устранить кастовую систему.       — Ну, э-э… цель достигнута?       — Ага. Только вместе с Советом у нас теперь нет и Кибертрона вообще. Нас там даже никогда не было.       Я хотел ему что-то рефлекторно возразить, но смог только открыть рот и беззвучно закрыть его, как земная рыба. У меня не хватало знаний и контекста для полного понимания вещей, но даже если бы они у меня были… я чувствовал, что в чем-то он был прав.       — Ты хочешь сказать, что мы тут сражаемся… зазря?       — Ну почему зазря: как минимум половина бывших кибертронцев теперь расселена по галактикам и навсегда запомнила, во что превращаются лидеры, если не держать их в узде… И слепо идти за ними до конца. Платить за это, правда, приходится всем... как там Старскрим их называл? «Сопутствующим потерям». Землянам, в нашем случае.       Мне никогда особо не было интересно мнение местного населения о нашем присутствии — мы же никого из них не убивали, правда? Да и скрывались к тому же среди их технологий. Но, с другой стороны, я помнил, как с недавнего времени в приказы о поимке и уничтожении автоботов стали включать и их маленьких белковых компаньонов… которые существенно помогали им, разумеется. Но разве у них не было права не желать нашей войны на своей земле?       — Лорд Мегатрон с недавних пор обратил более пристальное внимание на место, где мы находимся. Последние новости знаешь?       — Ты о чем?       — Он якобы планирует вообще начать все заново, с нуля. Построить десептиконскую утопию здесь! Ты представляешь? На органической планете!       Я действительно слышал о чем-то таком недавно — об этом в последнее время стали шептаться в коридорах и казармах, но я думал, что это все просто инсинуации. У нас вообще шептались о чем ни попадя, слушать всех — время тратить. Но если о подобных вещах всерьез говорил даже Хеппи, тут я знал: у этого по-любому были веские основания!       Впрочем, обстановка в этом пыльном органическом мире и понятие «рая» в моей голове все еще были не вполне совместимы:       — Утопию? Здесь?..       — Я сказал «утопию»? Извини, надо было выразиться точнее: империю.       Вот это уже больше походило на старого-доброго Оллмайти, к которому мы с таким трудом привыкли. Настроение у меня тогда… ну, если честно, упало. Если раньше я беспрекословно выходил на бой с автоботами и утешался далекой мыслью, что, возможно, однажды это будет вознаграждено Великой Победой, что бы она из себя ни представляла, то сейчас…       Хеппи заметил это и внешне напрягся. Он подсел ко мне ближе, взял руки в свои, а затем совершенно внезапно притянул в объятия.       — Ты не расстраивайся, главное. Все будет в порядке.       — Хеппи? Ты чего?.. — я, конечно, приобнял его в ответ, но почувствовал, как он резко сжимает мои наплечные пластины. Очень быстро, едва заметно. Как будто пытался…       — Так, это что здесь вообще происходит?! — из-за угла совершенно внезапно вырос Брейкдаун, нависнувший над нами всеми своими грозными тоннами. Я от неожиданности вздрогнул: он что, слышал, о чем мы говорили? — Вы чем это тут занимаетесь, остолопы?!       — Сэр, простите, сэр! — Хеппи вскочил как ошпаренный и отсалютовал командиру. Я стоял позади него, отчаянно надеясь, что маска не выдаст мой растерянный и слегка напуганный взгляд.       — Мы тут, просто… отошли… случайно…       — Ах, случайно?! А ну марш отсюда, чтоб глаза мои вас здесь не видели!       Мы с Хеппи дружно переглянулись и, отсалютовав ему еще раз, едва ли не бегом скрылись в недрах шахты. Я чувствовал, как кулеры внутри меня выли едва ли не громче энегронного сверла, пока Хеппи, стоящий рядом, пытался унять дрожь в руках. У него это получилось быстро.       — Надо же, какой злой! Обычно он к нам приветливее, — на удивление, голос у него оставался ровным и спокойным, чего было не сказать о моем:       — Как думаешь, сколько он услышал?       — Не думаю, что услышал вообще. Я вовремя засек его, и он говорил до этого с кем-то еще.       Мы решили на этом оставить тему и больше не возвращаться к ней — как минимум, пока рядом бродят начальники. Но прежде, чем мы вернулись к нашей привычной имитации бурной деятельности, Хеппи сделал кое-что еще.       Он снова взял меня за руки и ненавязчиво обнял, пока никто не видел. Я не успел даже опомниться, когда он шепнул мне на ухо:       — Не бойся. Я нас тут так не оставлю.       И как ни в чем не бывало вернулся к обходу.

***

      Озарение, пробившее меня едва ли не до слез на той лесной опушке, продлилось недолго — уже сразу, как мы пересекли земной мост, я почувствовал панику. Вот прямо, как описывают в книгах: к горлу подкатил приступ тошноты, голова закружилась, конечности задрожали, я почти готов был спрыгнуть с рук Хеппи на хромовый пол автоботской базы и завопить от ужаса.       Мы сбежали с Немезиса. Вдвоем. Одни. Мало того, что сбежали — еще и присоединились к автоботам, к нашим, ну типа… противникам. Дезертировали!       Собственно, я что хотел, то и сделал: стоило земному мосту закрыться, как я задергался и неуклюже свалился на пол, прямо лицом в стык железных пластин. Закричать, правда, не успел — меня тут же схватил под мышки Хеппи и крепко-накрепко взял за плечи.       — Успокойся. Страви воздух. Раз-два, давай, как я учил, — он смотрел на меня в упор, усиленно стараясь отвлечь от осуждающих взглядов вокруг. На автоботской базе, где бы она ни находилась, было тихо, как в могиле: эхом отдавался даже его неразборчивый шепот.       — Хеппи… Хеппи, нас найдут… найдут и убьют нас, Хеппи…       — Успокойся. Никто нас искать не будет. Кому мы там нужны, скажи мне? Кто вообще заметит пропажу?       — Саундвейв. Саундвейв заметит сразу же — наверное, уже заметил… о боже, он наверняка доложит о нас, и тогда…       — Ну и что тогда?       Я притушил оптику. Под маской, к счастью, было не видно моего перекошенного от страха лица — иронично, что именно его отсутствие и помогло мне его тогда сохранить.       Я представил, как спустя пару земных часов нашу недостачу первыми обнаружат соседи по казарме. Еще какое-то время — будут списывать на то, что мы, может, куда-то отошли, где-то прохлаждаемся вместе, а, может, даже выпросили отгул на шахте. Это купит нам еще максимум день. Повезло, что у нас нет перекличек… но даже если бы и были, Саундвейву они все равно не нужны. Он знает все обо всех и без этого.       Поначалу, когда я за что-нибудь сильно злился на Хеппи, меня очень порывало сказать ему: мне, мол, интересно с тобой только потому, что любопытно узнать, как далеко в своем свободомыслии ты сможешь зайти под носом у Саундвейва. Это, хотя правдой и не было, по идее должно было привести его в чувства — но я ни разу этого не произносил, и сейчас благодарен себе за это. Впрочем, ни секундой я не тешился иллюзией, что эта безликая тень, опутавшая детекторами каждый дюйм Немезиса, не пролезла еще в наши процессоры. Я даже иногда, пускай и испытывал к нему уважение, но, бывало, тихонько злорадствовал, когда думал, каким количеством по-настоящему конченных знаний он обременен по нашей коллективной воле.       Но сейчас мне было не до злорадства. Саундвейв заметит, если уже не заметил, и тогда об этом узнают в каждом ряду, об этом узнает и Мегатрон, и Старскрим, и тогда даже Нокаут не сможет защитить нас. А автоботы? А что автоботы… они уже смотрят на нас, как на мусор, как на низший класс из низших — поразительно, но так мы себя чувствовали и дома. Просто здесь нам как будто впервые говорили об этом прямо.       — Угомонись, Шифт. Мы никому не уперлись дома — сколько нас таких, безликих и безымянных, пропадает каждый день на поверхности этой планеты? Сколько гибнет просто потому, что попали под чью-то горячую руку?       — Ну явно больше, чем дезертируют, Хеппи…       Я обреченно махнул рукой в сторону автоботов, подчеркивая, что таких же как мы, вехиконов, здесь не видно.       — Так, подождите, минуточку: какой еще Саундвейв? — в разговор встрял медик, прославленный в наших байках и сплетнях Рэтчет. — За вами что же, слежка? Мы на это не договаривались.       Со стороны Арси, Смоукскрина и Уилджека послышались согласные возмущенные крики. Я все еще стоял, парализованный от шока, но Хеппи снова взял все в свои руки:       — Нет никакой слежки. Нет и не будет. Да, за нами приглядывали на Немезисе, но делалось это просто для галочки, никто из них даже не знает наших имен.       — Совсем никто или никто из начальства?       Вопрос — как удар под дых. Я видел, как снова напрягся Хеппи, слышал, как задрожал его голос. Что ему хотелось сказать? Начать заверять их, что нас не выдадут? Но ему неоткуда было знать это наверняка. Кто-нибудь что-то да слышал.       Даже такому дураку, как мне, было понятно, что этот допрос велся не ради нашей сохранности. Автоботы абсолютно справедливо опасались за местонахождение своей базы: толку не будет встречать нас на другом краю Земли, если на нас стояли нацепленные с момента активации маячки. Словно услышав мои мысли, Хеппи визуально просиял — ему в голову пришла гениальная идея.       — Эта проблема легко решается.       Секунда — и я почувствовал, как что-то прохладное быстро скользнуло по моей грудной пластине. Это острые пальцы Хеппи провели три резких линии там, где до этого приглушенным лиловым светом мерцал мой десептиконский знак. Спустя пару секунд он погас — и то же самое Хеппи сделал со своим.       — Вот и все! Проблемы нет.       Арси не выдержала и снова тяжело вздохнула: по ней было видно, как же сильно она устала. Не конкретно от нас… а, хотя, в некотором смысле, и от нас тоже.       — Дурак, надо было сделать это до того, как мы вас сюда привели! Секундное промедление может стоить нам…       — Арси, хватит.       Голос впервые подал Оптимус Прайм. Я заметил его с самого начала, как мы пришли, стоящего у стены чуть поодаль. Он внимательно изучал нас, вперившись глазами прямо в наши, как будто мог смотреть сквозь мою маску и сканировать душу.       Раньше я видел его только один раз, года три назад, да и то издалека, сражающегося с десятком остальных наших сослуживцев. Больше мне с Праймом посчастливилось не пересекаться — только с его остальными, ничуть не менее опытными воинами. Он и тогда казался мне размером с гору — сейчас я готов был поклясться, что он царапает шлемом потолок.       Но Хеппи, очевидно, видевший его куда чаще, моего благоговейного трепета не разделял. Он бросил на него слишком уж красноречивый в своей благодарности взгляд — у ботов, не носящих масок, не принято так ярко демонстрировать эмоции. Но мы были из другого железа.       — Я знаю, что тебе тяжело поверить десептиконам еще раз, — продолжал Оптимус, подойдя уже ближе к ней и всем нам, — но они не такие, как Старскрим. У них нет никакой сторонней выгоды менять фракцию и они были созданы здесь, на Земле.       — Вот в этом вся и проблема! Мы не знаем, зачем они здесь! С чего вдруг переметнулись, когда все уже решено?       — Потому что другого выхода нет… — начал, запинаясь, Хеппи, но Арси не дала ему закончить:       — Все знают, что вы неисправимые болваны. Вам что скажут, то вы и побежите исполнять, как послушные скраплеты. За все эти долгие годы на этой планете уже можно было все трижды понять про Мегатрона и Старскрима и что-нибудь сделать с ними изнутри, но вас все устраивало!       Повисла долгая пауза. Я не знал, что ответить ей — каждое жалящее по совести слово было болезненной правдой. Действительно, можно было. Правда же, устраивало. Я сник и повесил голову, но передо мной снова встал Хеппи — как будто защищая собой.       — Ты права, среди нас больше нет тех, кто понимал бы все так же, как осознали мы. По крайней мере, никого заметного — я потратил всю свою жизнь на поиски.       Сто двадцать лет. Хеппи было тогда сто двадцать лет, а мне было восемьдесят. Я и забыл, каким ничтожно юными мы были по сравнению с ними.       — Однако это не значит, что я желаю и дальше оставлять все, как есть. Я не прошу доверять нам — мы не такие глупые, как вы думаете, и прекрасно все понимаем. Мы всего лишь просим возможности быть на правильной стороне истории. Для того, чтобы когда… если мы отстроим Кибертрон, — я бы голову поставил: судя по его выражению лица, он очень пожалел в тот момент о том, что спрятал маску, — наших имен не было в списке ошибавшихся.       Это не уняло напряжения в воздухе, но земной мост Рэтчет все-таки закрыл. Балкхэд и Бамблби бросали в нас недоверчивые взгляды, Арси и Уилджеку больше нечего было сказать, а Смоукскрин вообще почти сразу куда-то ушел. Наверное, прятать ценные вещи, подумалось мне тогда.       Нам сказали, что заряжаться мы можем в самом дальнем отсеке, у выхода — платформа там одна, но мы мелкие, поместиться должны были. Меня такой расклад даже устраивал; судя по тому, как дрогнули крылья Хеппи, его тоже.       И только усевшись перед рем-платформой Рэтчета со своим вывихом, я заметил, как Оптимус, уходя, едва заметно улыбнулся нам одними уголками рта. Не разобрать было — то ли мне, то ли Хеппи, а, может, всем нам вместе взятым. Тогда я был свято уверен, что мне просто показалось: причин для улыбок было не очень много. Я убедил себя, что это просто тень, игра света пошутила над визорами.       Но теперь я точно знаю, что эта улыбка действительно была, пускай и на самую долю секунды. И почему-то, вспоминая ее, у меня на губах до сих пор расползается собственная.