reversus vivit

×××

— Я прошу тебя только об одном: возвращайся живой. Холодные пальцы крепко сжимают её плечи. Джин почти не чувствует прикосновения через плотную ткань военной формы, но на душе все равно становится как-то легче и спокойнее. Блондинка улыбается краешком губ и порывисто обнимает стоящую перед ней женщину. Ей хочется как можно лучше запечатлеть это мгновение у себя в памяти. Потому что Джин знает: она не вернётся. И момент расставания, порою, бывает куда страшнее самой смерти. Ведь смотреть в полные любви и надежды глаза Лизы, прекрасно понимая, что делает это в последний раз — худшая из всех возможных пыток. — Хорошо. Джин произносит это с улыбкой на губах, однако сама едва сдерживает слёзы. Ей уж никак нельзя сейчас плакать. Лиза не должна мысленно похоронить Гуннхильдр ещё до её отъезда. — Нет, обещай мне, что вернёшься! Дрожащие руки плотнее сжимают ткань одежды, а в зелёных глазах стоят слёзы. И Джин потакает этому, наивному в своей детскости, желанию любимой девушки. — Обещаю. Врёт. Но так надо. — Что бы не случилось, я буду ждать тебя тут, в нашем городе. И Джинн нравится, как Лиза выделяет последние два слова. Потому что они всегда мечтали об их будущем, в их городе, с их счастьем в их душах. — Я люблю тебя, Лиза Минчи. — Говоришь так, будто прощаешься навсегда. Библиотекарша порывисто обнимает Джинн, оставляя лёгкий поцелуй на сухих губах. А та и сказать ничего не может — в горле стоит ком, от подступающих к глазам слёз. — Не неси ерунды. Просто мне показалось важным это сказать. Её голос не дрогнул каким-то чудом, однако по щеке всё же потекла одинокая слеза. Джинн спешно вытирает её незаметно от Лизы и, вновь широко улыбнувшись, сливается с Минчи в долгом и нежном поцелуе. Прощальном для одной и последним для другой.

×××

Должно быть, он куда смелее других, от новой взрощённой в нём колкой боли. Понятия чести и совести давно уж не ограждают Кэйю от пролития крови врагов и друзей. Ему глубоко безразлична судьба тех миллионов несчастных, что покинули этот мир по его воле и замыслу. Ведь цена вопроса за жизнь и смерть — людские идеалы и убеждения. Они то и ведут Альбериха к тому счастью, что, казалось бы, не за горами… Да только, где те горы? Быть может Драконий хребет? И Кэйа, сломя голову, несётся по заледеневшей дорогое, спотыкаясь о камни. Ещё секунда и он достигнет цели, ещё десяток метров и… Он обнимет Дилюка. — Я так скучал. — В его глазах блестят бриллиантами слезы-льдинки. Кэйе холодно до чёртиков, но сейчас это настолько не важно, что хочется рассмеяться. Наконец-то он рядом. Натлан, Фонтэйн, Ли Юэ и Сумеру — все пали перед ним — капитаном Ордена Бездны. Имя Кайи Альбериха боялись произносить люди по всему Тэйвату, уверенные, что он, словно Бог смерти, придёт и по их души. Однако, бывшему рыцарю нужна была всего «одна» душа. — Ты облажался. Дилюк смотрит на него не мигая. Когда-то искрившиеся любовью алые глаза, теперь источают лишь холод. Всё то живое и человеческое, что в нём оставалось, похоже, окончательно ушло в небытие. Кэйа, словно подкошенный, падает на колени у ног Рагнвиндра. Тело пробирает мороз, парень невольно ёжится и всхлипывает. — Прости… Умоляю, прости меня… Это я во всём виноват! Дилюк лишь фыркает, медленно опускаясь на землю рядом с Альберихом. Касается плеча и тепло мгновенно разливается по дрожащему телу Кэйи. — Действительно думаешь, что заслуживаешь прощения, мой милый Кайа? — Шепчет на ухо, аккуратно поглаживая капитана по руке. Его бледная кожа на солнце кажется ещё более светлой, почти что белой, а треснувшие от мороза, обкусанные губы, так и манят оставить на них лёгкий, едва ощутимый поцелуй. — Нет. Я уничтожил половину Тэйвата, обыскав каждый его уголочек, чтобы найти тебя. И пошёл бы дальше, рассекая мечом плоть и кости, если бы и тут потерпел неудачу. Но коль уж не видать мне прощения, то убей меня. Я хочу, чтобы это сделал именно ты, Люк. В его голубых глазах не осталось ничего, кроме отчаяния, а голос пронизан горечью бесконечной печали и сожаления. Кэйа действительно жаждет смерти. Потому что даже самая бесчеловечная пытка не сравнится с той колоссальной болью, что сжигает его душу изнутри. Ледяной огонь испепелил дотла всё, что было дорого его сердцу. И лишь Дилюк мог бы заполнить ту зияющую пустоту внутри… Но не стал. — Ну, зачем же сразу так радикально, Кэйечка. Давай-ка сделаем по-другому… Альберих вскинул голову, глядя на Рагнвиндра с такой надеждой, какой не увидишь ни в одних глазах этого мира. Дилюк был, есть и будет для него всем миром, и если он даст Кэйе шанс, тот его ни за что не упустит. — Я согласен! Понятно и без слов — слишком хорошо лицо Альбериха отражает все испытываемые им эмоции. Люк хрипло смеётся, медленно проводя горячими пальцами по скуле синеволосого. Кэйа, казалось уже рефлекторно, подаётся навстречу приятным касаниям, аки котенок, ластящийся к любимому хозяину. Как же ему не хватало этих прекрасных и таких желанных прикосновений. Рагнвиндр, усмехнувшись, провёл языком вдоль напряжённой шеи, руками поглаживая спину и плечи парня. А Кэйа только и мог, что рвано вздыхать, утопая в тепле его рук. Боги, как же ему этого не хватало. — Давай так,: я забываю обо всём том плохом, что между нами было, а ты взамен оказываешь мне маленькую услугу. — Что угодно! Я сделаю всё, чего бы ты только не захотел. Ведь я люблю тебя, Люк! Кэйа из тех, кто всегда достигает своих целей. А идти к ним по пути, устланном ромашками, или же трупами — значения не имеет. Он не сдастстя и, впредь, не облажается. Потому что вторую оплошность Дилюк ему уже не простит. — Уничтожь Мондштадт, Кэйа. И тогда, мы с тобой будем жить вместе долго и счастливо, как ты и мечтал.        «Продолжение следует»