Солнцеворот

Мир манил резкими звуками и голосами, произносящими незнакомые слова, множеством новых запахов, вспышками какого-то неясного света, что бил в глаза прямо сквозь веки. Маленький бело-пятнистый котенок, точнее, кошечка, упрямо полз на этот свет, слепо тычась мордочкой и взволнованно попискивая. Там, ближе к "наруже", как называла мама, было прохладно и очень-очень странно! Дышалось свежо, и, хоть котенок пока не мог описать это ощущение словами, но туда так и тянуло! — Черепашка, не ходи туда! Хо-лод-но! — проворковал самый знакомый, самый родной во всем мире голос: это мама! Неожиданно что-то пушистое мягко подвинуло кошечку назад, и она снова ощутила тепло округлого материнского бока. Чья-то маленькая, как у нее самой, лапка, сердито отпихнула ее, и Черепашка, злобно пискнув, вслепую кинулась на обидчика, но что-то спать захотелось, и первый шуточный бой в жизни крох закончился даже не начавшись. — Мам, я хочу с ними поиграть! Ты говорила что пока рано, но может теперь уже можно? — пропищал резкий голосок котенка постарше. Мама говорила, что с ними в палатке живут еще трое малышей. Но что такое это "трое"? — Каплик, милый, я говорила об этом сегодня утром. Они с тех пор еще не успели подрасти. — устало откликнулся взрослый, более низкий чем у мамы, голос. Черепашка пока не понимала большую часть слов, но все равно слушать разговоры старших было очень увлекательно! — Но мне скучно! Шуметь нельзя! Наружу нельзя: ты говорила там холодно. Я так состарюсь от скуки, мама! А ведь Кедровочка, вон, уже открыла глазки! — надрывался малыш. Его мама вздохнула. — Сын! Чтобы стать настоящим воителем, нужно быть терпеливым! Ты же хочешь стать воином, да? — Да, мама, я понял. Я буду самым терпеливым котенком! — Молодец, хороший мальчик. Буроцветик, мама Черепашки и ее братика и сестрички, устало положила голову на передние лапы. Кедровочка два рассвета тому назад открыла глазки, и сейчас уже вовсю донимала ее своей возней, благо, только что она всего лишь мирно заснула. Другие двое же, Огонёчек и Черепашка, казалось, отставали от сестренки. Их глазки до сих пор закрыты! Если так пойдет и дальше, то Буроцветик придется обратиться к целительницам! Кошка не знала, нормально ли это: свою суровую соседку по детской, Полосницу, спросить об особенностях развития котят она, честно говоря, побаивалась. Несмотря на то, что она уже целую луну как стала королевой и переселилась сюда, юной и немного робкой Буроцветик было тяжело сблизиться со старшей соседкой. Еще кошка очень надеялась, что кто-то из малышей унаследовал ее голубые глаза. Да, возможно, это немного глупое и недостойное взрослой воительницы желание, но ведь и Буроцветик была не такой уж зрелой кошкой: всего сезона четыре назад покинула палатку оруженосцев. Всем известно, что у маленьких котят глазки серые, но все же можно предугадать их цвет: у тех, кто вырастет голубоглазым, они изначально более светлые. Кедровочкины же — темно-серого оттенка, а значит, их она получила от отца, Пылкого. Ну, другие два котенка были более похожи окрасом на маму, так что она возлагала на них большие надежды! Малышам всего около четверти луны, может чуть больше, но Буроцветик уже помнит наизусть цвет их шубок, каждую шерстинку, и даже примерно представляет какими ее дети будут, когда вырастут. Возможно, кто-то из них станет предводителем или целителем! А может, кто-то умрет рано... Думать о таких перспективах, конечно, совсем не хотелось, но в голову мысли ведь всегда без спросу лезут! Главное, наверное, чтобы ее дети выросли счастливыми и достойными котами. Ну, и чтобы дожили до старости — тоже хотелось бы. Жизнь котов-воителей все же трудна и сурова, поэтому стать старейшиной — своего рода достижение, доказывающее то, что ты живуч, умен, обладаешь крепким здоровьем и способен себя защитить. Также здесь есть и большая доля удачи: все же многие опасности поражают котов совершенно случайно, и не все в жизни зависит от тебя, тем более, когда ты маленький дикий кот в таком большом и опасном мире. Буроцветик раздраженно тряхнула головой, словно хотела этим прогнать невеселые мысли. Кедровочка, кажется, проснулась — она беспорядочно пихалась крошечными лапками, да так, что ее пришлось немного отодвинуть от пока что более спокойных братика и сестрички. — Мя... Мама... Потиму Те и Нёсик такие скутьные? — смешно пролопотала, хлопая сонными глазками, Кедровочка. Малышка приподнялась на передних лапках, пронзительно вглядываясь в мамино лицо. Кедровочка не пошла шубкой ни в маму, ни в отца: она была серенькая и пестренькая, с рыжими пятнышками, и по всему фону слегка проглядывали едва заметные полосы. Больше всего из своей семьи она, наверное, была похожа на Пестряницу — черепаховую мамину сестру. Еще Кедровочка была маленькой: Буроцветик была уверена, что она вырастет не крупнее Пылкого, который был самым небольшим в Грозовом племени представителем сильного пола. Он родился в сезон Падающих Листьев, и его детство выпало на голодные времена, поэтому они с сестрой выросли весьма миниатюрными. И хоть среди соплеменниц всегда были популярны более крупные коты, Буроцветик считала своего партнёра самым привлекательным! — Ну мама! — требовательно пропищала малявка. Королева только сейчас заметила, что оставила вопрос без ответа. — Прости, доченька, что-то я задумалась... Понимаешь, просто ты появилась на свет первой, вот и немножко опережаешь их. Но обещаю, тебе недолго осталось ждать! — Буроцветик осторожно потерлась носом о маленькую дочкину щечку. — А знаешь что? Давай, научимся правильно говорить их имена? Вот они обрадуются, когда наконец откроют глазки! — Нуууу... — заворчала Кедровочка. — Давай! Скажи, "Огонёчек"! — Нёсик! — Огонёчек! — Онёсик! — звонко и весело выкрикивала кошечка, словно коверкать имя брата было для Кедровочки любимой игрой. — Ну ладно... Тогда, скажи "Черепашка"! — Те... Телешака? Телешапка! Хи-хи-хи! — Не "Черешапка", а "Черепашка"! — терпеливо, раз за разом, повторяла Буроцветик, но дочь была непреклонна. Черепашка сквозь сон услышала собственное имя. Какое-то странное ощущение во всем теле — и как, интересно, оно называется — заставило ее напрячься, прогнув спинку, и изо всех сил вытянуть лапки. Кедровочкины писки давным-давно уже должны были разбудить котят, но оба спали поистине богатырским сном. Где-то по правую лапку (Черепашка, конечно, еще не знала где у нее лево и где право), мягкая подстилка ходила ходуном от постоянного возбужденного топтания Кедровочки, для которой, похоже, мамины уроки были тем еще развлечением. С другой стороны же к ней прижимался, размеренно вздымаясь и опадая, теплый бочок Огонёчка. А мордочкой Черепашка зарылась в мамин мягкий мех, чей запах прекраснее всего на свете: молоко и еще что-то, очень доброе и светлое. — Мама! А если я... Ну, это... Опередю Телепашку и Огонёсика, то, полутяется, стану ученисей пелвой? — ляпнула Кедровочка. Ох, знала бы Черепашка, да и остальная семья, сколь часто такие поступки будут казаться прямо-таки главной чертой сестрицыного характера. Впрочем, малые котята всегда не думают что говорят: просто пока не умеют, даже если в будущем вырастают во вполне тактичных и разумных котов. — Ха-ха, во-первых, не опередю, а опереж... — — НЕТ! — завопила во всю мощь своих легких Черепашка. Где-то на фоне раздалось тоненькое хныканье Огонёчка: кажется, его только что жестоко разбудили, но кошечку сейчас это мало заботило. Как это, "опередю"?! Малышка не особо помнила значение этого слова, но весь разговор ей очень не нравился! Да как она посмела "опередять" Черепашку! Внезапно она почувствовала странное ощущение в веках: словно что-то распирает их, и держать глаза закрытыми больше нет сил, хотя прежде это было самым естественным состоянием. Черепашка напряглась, и мир вдруг словно осветился! — Ай! Мама, ярко! Потему все такое... болючее? — кошечка зажмурила глазки, как только в них хлынул поток света, а потом все же приоткрыла: хоть их все еще резало, Черепашка была очень любопытным котенком. Она обнаружила под ногами что-то мягкое, над головой — что-то, закрывающее сверху, вокруг себя — много кого-то, а из наружи распространялась яркость, цвета теплого, словно мамино касание. — Челешапка! Наконето ты будеф со мной иглать! — подскочила к ней кто-то неяркая, с голосом Кедровочки, и неловко ткнулась ей носиком в носик. Наверное, эта кто-то и была Кедровочка. Тогда, вот этот, который лежит по другую сторону, светло-теплой окраски — наверное, Огонёчек. Черепашка задрала голову. А эта, большая, наверное... Любимый запах исходил именно от этой большой кошки, но она была так ослепительно красива, что Черепашке даже не верилось, что она может быть ее мамой. Кошечка загрустила, что у нее не хватает словарного запаса, чтобы описать ее в своей голове, но она была светлая и с темным, а взгляд ее глаз, цветом похожих на то, что служило верхом снаружи, то, что сперва напугало кошечку своим ярком светом, так вот, этот взгляд был очень добрым и нежным. И каково же было Черепашкино удивление, что, когда эта прекрасная кошка открывала и закрывала рот, из ее узкой мордочки полился любимый мамин голос! — Черепашка! Я так рада, что ты открыла глазки! Моя ж ты маленькая! Теперь, котята, осталось дождаться Огонёчка! — Так ты мама? Красивая... — пробормотала Черепашка, чем, сама того не зная, заставила маму смущенно заулыбаться, щуря небесные глаза. Вообще, Буроцветик, наверное в силу неопытности, странно себя ощущала на первых порах материнства: всем известно, что котята, когда рождаются, словно чистый нетронутый снежный покров: что малышу дашь, чему научишь — таким он и вырастет. Но Буроцветик порой казалось, что с детьми нужно "познакомиться", словно это не они новые для нее, а она для них. Словно они уже в таком нежном возрасте — не мамины отражения, а маленькие личности. Это, конечно, здорово, но при этом Буроцветик почему-то даже смущалась собственных котят. Охота, да даже драки — воительские обязанности давно не вызывали у нее ощущения "самозванства", как если бы она только выбралась из-под маминого живота и пыталась делать взрослые дела. Но, неожиданно для себя, кошка обнаружила, что быть для кого-то авторитетом, самой мудрой, ярким солнышком в небе, словом, мамой — очень трудная задача. Буроцветик не была полностью готова к такого рода ответственности, и, вернувшись в детскую через полтора года после первого выхода из нее, почувствовала себя снова котенком.