шᴘᴀмы

Смерть — единственный выход из ситуации. Ну, а как умереть если ты бессмертное существо. Ответа нет.  Мисаки проходит вдоль серых стен храма. Аматэрасу пьет зелёный чай. Который к слову хранительница ненавидит. Запах настолько неприятен, что хочется плакать. Богиня расплывается в улыбке от одного только запаха.  Кицунэ сдерживает себя. Хранительница просто устала, каждый день чувствовать один и тот же запах зелёного чая. Он такой едкий, люди точно что-то в него намешали. Она устало смотрит вдаль, и замечает белого лиса. Нет сил бороться с самой собой, ей необходимо поговорить с ним, но у нее возникло ещё больше вопросов. Что он делает у нее в крыле? Вход в него разрешен лишь некоторым богом и их хранителям, у Нанами нет таких привилегий.  Может он пришел, чтобы увидеться с ней? Лёгкий ветерок развеял собранные в низкий хвост волосы. Богиня все-таки подсунула ей чашечку чая и та с наигранным удовольствием пила из столь нежной чашки. Казалось от одного неверного движения она способна разбиться. Подняв голову вверх, кицунэ испугалась. Прямо перед ней стоял лис.  Приятный запах. Больше похоже на запах печенья с шоколадом с ароматом ванили. Разве можно иметь запах прекраснее этого? Точно нет.  — Мисаки, ты мой соулмейт. Мы не должны прятаться друг от друга. — эти слова в корень обескуражили хранительницу.  Она не видела его столько лет. Боялась его столько лет. И после всего, что он сделал. После того как оставил шрам, он решил все просто обновить, будто ничего и не было.  — Не буду с тобой спорить, ты прав. Нам не нужно прятаться.  Молчание. Подонок, он даже не думает извиняться или вообще, что-то говорить. Лис, просто поставил ее перед фактом. Аля:  «Мы соулмейты и должны быть вместе, так предрешено судьбой». Чертовски раздражает.  — Пойдем прогуляемся? — предложил лис та положительно кивнула.  Аматэрасу никуда не денется. Взрослая девочка, если что-то понадобится ей стоит лишь назвать ее имя, чтобы она появилась.  Было неловко идти с ним в неизвестном направление, в полной тишине. Лиса взялась за запястье, оно неприятно пульсировало. Боль от порезов очень сильно тянуло кожу. Кажется, что она вот-вот порвётся.  Приятный запах исходивший от Томоэ успокоил Мисаки. Боль утихла. Он будто кот взял ее руку и начал поглаживать. Как бы это странно не выглядело, боль утихла.  К чему он так старается? Ему  точно от нее что-то нужно. Ну не может кто-то влюбиться за одну встречу.  Поцелуй. Он впился ей прямо в губы. Какого черта происходит? С ним точно, что-то не то. Лис медленно сминал ее губы, а она не поддавалась. К чему весь этот цирк?  — Ты что творишь? Почему ты ведёшь себя вот так? Господи, ты что подросток? Почему просто нельзя поговорить, как взрослые люди? Ты думаешь, я могу вот так просто простить тебя? Ну уж нет, ты сделал мне больно, все эти шрамы из-за тебя одного, они никогда не заживут. — лиса закончила рукав кимоно, указательным пальцем показывая, то что она так долго скрывала, страшные шрамы их было больше пяти, будто дикий зверь разорвал, — Все потому что ты наслал проклятие, в этом всем виноват только ты. К черту все эти милости, ты сделал мне больно одним лишь своим появлением. Из-за тебя я не могу другим богам в глаза смотреть, чтоб тебя.  — Извини, я правда не могу подобрать нужных слов. Я не мог тебя забыть, поверь мне, я изменился. Я исправлю все что натворил. Если ты не хочешь видеть меня, позволь хотя бы поесть с тобой мороженного на прощание.  — Так и быть. — неуверенно кивнула Мисаки.  И все-таки спустя несколько часов общения, Мисаки поняла. Томоэ странный. Томоэ настоящий говнюк. Томоэ гений. Томоэ веселый. Томоэ добрый. Томоэ красивый. Томоэ приятно пахнет. Он улыбается, показывает ровный ряд белоснежных зубов. Они сидят на лавочке и медленно едят мороженное. Медленно все, кроме Мисаки. Такое ощущение, что она целиком запихнула его в рот… Может даже с оберткой.   Клубничное — любимое мороженое для Мисы. Яблочное — любимое мороженое для Томоэ. У него даже шампунь яблочный.  Они возвращаются в храм, после целого дня проведенного вместе. Много смеются, улыбаются друг другу. Томоэ всегда смотрит в глаза, а Миса смущается. Томоэ внезапно, нежно, чисто случайной прикасается к больной руке, а Миса смущается корчиться от приятных чувств, но не отдергивает ее, улыбается и теперь смотрит в глаза. Она простила, а он лишь играет, совсем скоро она это поймет. — Ты вкусно пахнешь, — лис приблизился к волосам лисицы, от неожиданности та даже пискнуть не успела. — Лаванда.