Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
На Чана тоже не действуют ни святая вода, ни серебро, ни мат. Чанбин не пожалел о испорченных кроссовках.
Примечания
сегодня вышла up all night после стольких моих ночей дум о вампире Чане и она стала последней каплей
апд: объявляю сборником, будет пополняться, потому что они слишком чудесные
Посвящение
старательному домику
https://vk.com/chanchang
[🚩R] bonus
19 июля 2022, 12:57
Чанбин жмурится, ожидая боли, хотя за своё бурное детство не раз разбивал себе колени, нос, однажды даже сломал руку, и десятки нежных рубцов напоминают ему об этом, а Чану — о том, что в его руках тело ещё неприлично юное даже по человеческим меркам. Со знает, чувствует, что это боль другая, не яркая и красочная, предшествующая звонкому смеху и недельным насмешкам.
Призма, обволакивающая вампира, почти виднеется человеческому глазу, потому что Бан почти, твою мать, дымится в тепле комнаты. Вампир ждёт чего-то. Одобрения ли, просьбы ли остановиться, или ещё чего, но младшему кажется всё предельно ясным: он лежит под Баном, уже шустро закинув на его бёдра собственные колени, понимая, что этим согревает, даже призывно выгибается, открывая вид на посветлевшую от отсутствия солнца кожу. На чердаке прохладно последние дни.
Чан мешкает, не смотрит возлюбленному в глаза — только на выступающую вену, трепещущую и пульсирующую от частых сглатываний. Грубым движением Чанбин к себе притягивает, заставляет втянуть носом затмевающий разум горький аромат и не отпускает, зная, что Бан проиграет своим демонам, потому что те уже выпустили когти, истекают слюной, кружа перед добычей, совсем как их хозяин. Чанбин не добыча, вампир это понимает головой, но тот так умело маскируется, подставляется, собственный пульс разгоняет, зная, что этим лопает его терпение, почти заставляет, и такая самоотдача, совсем непоколебимое, исключительно человеческое доверие выбивают у Бана землю из-под ног.
Чуть ближе, чтобы коснуться губами горячей кожи под челюстью и почувствовать нетерпеливые поглаживания на спине. С Чанбином тесно, тепло, уже невыносимо, и Чан ни за что не бросит его, сколько бы они об этом ни шутили. Он, наоборот, цепляется за него пальцами, не думая, что скоро выпустит когти, уже сколько месяцев наполняет свою жизнь только им, понимая, что Со стал его новым смыслом существования, новой идеей и, как бы чревато для вампира это ни было, любовью. Той, о которой слагают истории, ту, что прославляют легенды, та единственная и неизлечимая, и Бан не верит себе прошлому, считающему любовь слабостью. Теперь он слаб только перед Чанбином, и младший это знает, играет с ним, перебирает волосы на его затылке, вздрагивая от пятна холодной слюны на шее. Кристофер шумно вздыхает, заставляя Со напрячься в ответ. Брюнет не видит лица старшего, уткнувшегося в изгиб плеча, но чувствует, как тот привычно уверенно прикусывает кожу над ключицей, так, будто ставит очередной засос, но он не продолжает, выпускает изо рта плоть.
— Ты уверен? — юноша встречается с ним глазами случайно и больше об этом не жалеет.
— Давай уже.
Колдун улыбается довольно, глядя как зрачки старшего смольными лентами развязываются, как ослабляется его самоконтроль, как дрожат его руки от желания. Себялюбие вместе с нежностью просыпается где-то в груди, потому что реакция вампира и возбуждает, и льстит, и радует.
Тонкая кожа легко расходится под давлением, острая боль в шее быстро стихает, но не искренний животный испуг в самом животе. Ощущать клыки внутри непривычно, странно, но Бан не шевелится, чтобы не сделать ещё больнее, и гулкая судорога расходится по груди. Уже не колет, только тянет, как большой синяк. Чанбин замирает, и вампир читает его чувства по впившимся в плечи пальцам.
Первый шаг сделан, в нос Чанбину бьёт железный запах, и ему страшно представить, что чувствует Крис. Ещё несколько мгновений Чан ждёт, знает, что если сейчас вытащит клыки, то кровь останется на зубах, потечёт из укусов, и осознаёт, что впился слишком глубоко. Поздно. И сил держаться больше нет — алая плоть касается языка, болезненно горячая от ран.
Колдун хочет поторопить, потому что с каждой секундой ему всё тяжелее, всё сильнее тянет в паху и запоздалая ломота в шее мешает повернуться; он несильным, но упрямым движением давит на плечи Чана, стараясь не открывать глаза. Тугое, низкое рычание передаётся ему вибрацией так, что Со снова замирает. Уже почти испуганно, немного растерянно, потому что он только сейчас осознаёт, насколько же хён тяжёлый, когда этого хочет.
Снова приятная вибрация из самой груди, о которой Чанбин и не подозревал раньше, считая это фишкой исключительно нечисти, имеющей с животными бо́льшую связь. Она щекочет Со нервы, потому что Бан прямо сейчас похож на зверя — на знаки колдуна не реагирует, а дыхание шатена ощутимо ускоряется, хотя мёртвое сердце никакой роли не играет. Он наслаждается запахом крови.
«Малыш», — когда острые зубы покидают тело, а в ответ уже стабильное рычание, и Чанбин не успевает почувствовать холод на влажной шее, Кристофер впивается в его бок пальцами, второй рукой поглаживает горячую шею и дёргающийся кадык, играет с ним когтями, приникая губами к свежим ранам. Ощущения странные.
Тёплыми поцелуями, нежными прикусываниями по коже, требовательными засосами, но совсем не больно — и Чанбина это поражает. Спина, прижатая к кровати, покрывается мурашками, заставляя поёжится. Юноша чувствует, что горит, горит плоть, как от сильного ушиба, полыхает, но вампир холодными губами успокаивает, и только частые сглатывания напоминают Со о том, что происходит. Глаза сами закрываются под тяжестью возлюбленного и накатывающей сонливости от размеренных ласк. Бан валится на него сверху, всем телом льнёт, наконец расслабившись, и младший чувствует, что тот не может насытиться. И он совсем об этом не думает.
Перед глазами плывут цветные пятна, поглощаются бессознательной мглой, на которой выступают новые — бледнее предыдущих. Словно пересмотрел на солнце. Или вампир вместе с клыками под кожу залил неведомый яд, который тяжелеющие мысли осадил железным привкусом на стенках. Тесный вздох вырывается сам, когда мышцы затекают, но затуманенный мозг не даёт сигналов пошевелиться или сказать что-нибудь, а организм ярко ощущает потребность в поддержке.
Новый забавный обсценный возглас — когда Чан царапает его кожу неосознанно и с трудом приподнимает голову, демонстрируя алые пятна на лице. Чанбин еле находит силы открыть глаза — и цепенеет от возбуждения, глядя на чужие расширенные зрачки и красные измученные губы. Только сейчас отдалённо напоминает о себе боль, и Чанбин её не слышит. Вампир смотрит с заботливым любопытством, но на дне чёрных глаз читается чёткое желание, определённое, непреодолимое почти, ведь только Со хватает ртом побольше воздуха, закидывая голову назад, только мягко тянет на себя, как Кристофер снова к клейму на шее приникает, с новой силой упиваясь долгожданной близостью. Холодными руками забирается под толстовку, к палящей плоти, на которой играют россыпи мурашек, вдоль рёбер колючих.
Чанбин не сразу осознаёт, только чувствует в груди насколько болезненных стенаний, сердце испуганно сжимается, а пять острых когтей впиваются в кожу ровно напротив, рискуя порвать. Со не может объяснить, но понимает, что трясти его начинает от элементарного, почти нечеловеческого страха, что Бан сейчас проломит его рёбра, словно хищник, чтобы выжать юношу до последней капли, растерзать пульсирующий очаг жизни, а колдун не сможет даже помотать головой.
Кровь у младшего густая, концентрированная до предела, приносящая с собой не только сладкое насыщение, но оставляющая горячее послевкусие. Она сворачивается быстро, с трудом тянется из широких укусов, но причины медлительности Со всё равно не замечает — вздрагивает всё чаще, беспокойно водит ногами по постели, прежде чем окончательно обвить ими бёдра Бана, доказав полное доверие или же пытаясь подавить звериное желание закричать и успокаивая себя. У Чана вырывается довольное рычание, когда новые глотки мельчают — наелся. Чанбин под ним мычит, прося чего-то, чего сам не разбирает, жмурится до потери сознания, пальцами впивается в плечи — и подмечает, что последние силы покинули его. Тело расслабилось.
— Поцелуй меня, — шёпотом, с недвусмысленным поглаживанием по плечу и слабым толчком навстречу. Чан не может поверить, что Со на грани, ведёт носом по горячей гематоме, тоже шёпча в ответ:
— Будет невкусно. Я весь в крови.
— Быстрее, — брюнет не открывает глаз, и спустя секунду улыбается в хрупкий поцелуй, еле касаясь тёплых губ, с которых ощутимо стекает, собирается в уголках чанбинова рта капля пахучей жидкости. — Будет неправильно, если я сейчас кончу?
— Что у нас вообще было правильно? — и Чанбин смеётся, заглядывая в глаза, но Чан не может оторвать взгляда от кровавых губ, от красных пятен на чанбиновых зубах.
— И правда, невкусно, — фыркает колдун. — Ты похож на животное.
— Обидно.
— Мне нравится, — Бан чмокает брюнета в нос, и тот в попытке отвернуться пачкает собственной кровью щёки и челюсть, и ни один из вампиров поблизости не посмеет подойти, напуганные судорогой в животе от сильных импульсов в воздухе из чанбиновой комнаты. Чанбин даже не осознаёт, насколько с Чаном безопасно, а Минхо не скажет о том, как ясно врезалось в его память волнительная агрессия Бана при их первой встрече.