Ventus flores

Изящный поворот — она уклонилась от врага, летевшего на неё. Меч аккуратно укладывается в ножны: ещё одно поручение на сегодня выполнено. Она была измотана, но в помощи отказать не могла. Не то, что орудовать, даже ходить иногда давалось ей с большими усилиями, тогда она ещё не знала почему. Вот и сейчас ее тело ослабло, лишенное сил после трудного боя. Как назло — пошёл дождь. Девушка, добравшись до входа в пещеру (что-то вроде временного укрытия в сегодняшнюю непогоду), остановилась, посмотрев в мрачное, покрытое темными тучами, небо. Она опустилась на колени, все ещё переводя дыхание, не заметив, как к ней подкрался один из охотников, которого, как оказалось, она не добила. Девушка поворачивается, но уже поздно: длинный кровавый порез на руке отдаётся жгучей болью в теле, и она нервно за него хватается. Следующий удар для неё мог быть последним, если бы не он. С особой жестокостью он проткнул врага насквозь, вытаскивая из мёртвой туши окровавленное копье. Он зол. Сердце бешено стучит, а к вискам подступает кровь, в голове пульсирует, и он, готовый сорваться, резко спрашивает: — Почему. Почему ты не позвала? Почему берёшь поручения, будучи в таком состоянии? Почему уходишь одна, не попросив о помощи?! Почему... — он не договаривает. Копье выпадает из его рук, ненужно ложась на пол, а его взор направлен на лицо: на закрытые глаза с подрагивающими ресничками, на мокрые волосы, что липли к ее лбу, на стекающие капли дождя, на ее губы, что страстно уволакивали его в поцелуй. Он отвечает ей, перехватывая инициативу, владея своим языком умело, полностью отдавая себя моменту. Он обхватывает ее лицо обеими руками: как бы он хотел, чтобы она принадлежала только ему, как бы хотел укрыть ее от чужих глаз и никому никогда не показывать, как бы хотел сделать ее счастливее, как бы хотел остаться с ней рядом на все оставшиеся ему века. Он отрывается, понимая, что она хочет усыпить бдительность. — Не смей так поступать! Что ты делаешь?!— впервые она отметила такую эмоциональность в нем. — А я посмею! — она наваливается на него, и они, теряя равновесие, падают на землю. Она лежит на нем, не собираясь отступать. — Ты могла умереть! Ты бы хоть немного думала о себе, о своём состоянии! — переходя на крик продолжал стоять на своём. Она оторвалась, до этого полностью находившись у него на груди, взглянув в его янтарные глаза. — Я не хотела, чтобы ты приходил! — тянется вновь к его губам, прильнув ещё ближе, чем была до этого. Он вновь отвечает, но, не готовый отступить, перекатывает ее на спину, нависая над ней сверху. Он смотрит, готовый продолжать конфликт, но она нежно смущается, отводя взгляд, видя, как близко он находится к ней. — Тогда почему... — она вновь не даёт ему говорить: покусывает его губы, проводя по ним языком, будто, спрашивая разрешения снова проникнуть в рот. Ее ладони тянутся к его груди, пробираясь под жилетку, что на нем находилась. Она ощупывает его тело, словно, впервые, разгоряченная, наполненная жуткой страстью. Она, мокрая, но сейчас уже не только от дождя: девушка жаждала его тело, полностью истосковавшись по их близости, по его жарким прикосновениям, по его рукам, по его шее. Так наплевать было сейчас до всего: до дождя, что сейчас перерастал в бушующий ливень, до грозы и грома, до раны на руке и до слабости в теле, которая, кажется, куда-то внезапно исчезла. Он не может позволить себе поддаться ей: — Заболеешь. Уже ранена. Она проводит ладонью в области паха сквозь штаны, тяжело дыша. Он терпит: не подчиняется ее провокациям, еле сдерживаясь, чтобы прямо здесь не взять ее. — Ты ведь обо мне позаботишься. Она вновь перехватывает инициативу — теперь сверху девушка. Она садится на него, ёрзая по его штанам, чувствуя уже давно упирающий бугор сквозь одежду. Он по-свойски дерзко впал к ее груди: — Играешься со мной, человек? Она лизнула его щеку. — А что, если и так? Игра в «гляделки» долго продолжаться не могла: сейчас кто-то сдастся, уступит. Девушка медленно касается его шеи, горячо дыша в неё. Она знала: это последняя капля, которую он больше не стерпит. Она тихо шепчет его имя на ухо, и он сдаётся, — адепт, что тысячелетиями никому не проигрывал, сейчас поддался провокациям одной девушки, что так нагло просила и жаждала его. Но он и сам давно уже изголодался; по ее изгибам, по ее рукам, вырисовавшим узоры на его теле, по ее нежным губам, по ее стонам, по ее голосу, что выкрикивал его имя на пике возбуждения. Он срывает с неё одежду: больше не может терпеть, берет ее властно, подтягивая к лицу, отодвигая трусы в сторону. Ее тело вытянуто, а ноги подкашиваются, она закусывает губу, в предвкушении. — Попробуй расслабиться. Он лишь слегка дотрагивается до неё языком — она томно стонет. Он плавно начинает с передней спайки губ, слегка посасывая, двигаясь медленно: он видит спектр эмоций на ее лице, и это его заводит. Он продолжает исследовать ее, добираясь до клитора, горячо в него дышит, отчего ее ноги сами по себе подрагивают. Он не ограничивается лишь одним движением: мягко массирует, постепенно проникая во влагалище сначала языком, позже — пальцем. Он проводил влажные дорожки по внутренней части бедра, а она томно смотрела на него, моля о большем. Он сдерживался, дразнил ее, не давая того, чего она так жаждет, однако и сам был на пределе. Девушка больше не может терпеть: без разрешения стягивает с него уже давно ненужные штаны, нащупывая член, но он запрещает. Он властно развернул ее к себе спиной, прижимаясь сзади, все продолжая ее изводить. Она не хочет признавать, не хочет говорит вслух — стыдится, но принимает своё поражение. Ласки Сяо не останавливаются ни на секунду — она понимает к чему это приведёт. Однако он слегка ее опередил: развернул к себе, поднимая на руки, прижимая ее к стене. Она поддаётся ему навстречу, закидывая ноги на поясницу, скрещивая их у него за спиной. Он крепко держит ее за ляжки, кажется, завтра на них появятся синяки. Но он не проникает в неё, будто, назло, лишь томно водит по клитору. Девушка прижимается ближе, вцепляясь ему в шею, шепча: — Сяо... Он хочет, чтобы она сказала вслух. —...я хочу тебя. Кажется, он ждал лишь этих слов. Он начинает двигаться, сначала медленно, протяжно, словно, вновь пробуя ее на вкус, но постепенно наращивает темп, отчего она лишь сильнее сжимает его. Адепт продолжает покрывать ее тело будоражащими ласками: в какой-то момент вкус ее тела смешался с каплями дождя, потом и кровью, что отдавалась на языке железным привкусом. Он чувствовал полностью: ее разгоряченную возбужденную плоть, ее томное дыхание и тихие стоны, которые, как бы тщательно она не пыталась скрыть, все же срывались с ее уст. Они страстно целовались, не желая переставать быть друг для друга единым целым. Их языки обжигали, дарили тепло, будто, в этом укрытии чувствовался только жар вместо холода. Их губы, пухлые, давно раскрасневшиеся от многочисленных покусываний, вновь воссоединялись, не желая быть друг от друга отстранёнными. Когда все закончилось, Сяо робко поцеловал ее в щеку, как бы, извиняясь, беря ее на руки, хлопотно одевая. Добравшись до Ван Шу, медленно укладывает на кровать, избавляя ее от мокрых вещей, попутно набирая горячую ванну. Он несёт, такую маленькую и хрупкую, словно, ребёнка, усаживая ее в тёплую воду, собираясь уйти, дать личное пространство. Но она придерживает его за одежду. — Сядешь ко мне? Он почему-то смутился. — Адепты не могут заболеть. Она угрюмо отворачивается, явно недовольная ответом: — И что..? Он раздевается, вновь ведясь на ее провокацию, вновь уступая, садясь к ней ближе, приобнимая за плечи. Но он вовсе не против. Кладёт голову ей на ключицу, отчего она невольно покрывается румяном. — Ты слаба, по крайней мере, сейчас, — зачем-то начал он, — хотя бы... побудь слабой для меня, только для меня. Девушка, наклоняясь, целует его. Для него она побудет кем угодно...