Красота с уродством

Проблем было океан. Поэтому Чимин увез Юнги на свою виллу у моря, где тот спокойно мог заниматься садоводством и отдохнуть от семейных распрей. Тяжелая доля единственного наследника, не оправдавшего ожидания. Родители Юнги были практически готовы валяться в ногах высшего общества, чтобы уладить конфликт и женить сына-ублюдка на какой-нибудь омеге-отщепенце, давно вышедшей из брачного возраста. Отчаянные часто нуждаются в таких же отчаянных, не понимая, что потонут ещё глубже. Вечерний алый закат куда лучше смотрелся на бледной коже альфы, чем на сером простирающемся небе. Чимин сидел прямо на земле, не боясь запачкать белые брюки, и любовался своим мужем. Чтобы тот не говорил и как бы не отнекивался. Юнги отныне некуда сбежать. Его смоляные пряди ласково трепетал прохладный морской ветер, заставляя Чимина задыхаться в необузданных порывах ревности. Он бы сам с удовольствием растрепал аккуратную прическу, зарылся в нее носом и вдыхал миндальный прогорклый феромон. Но альфу увлекали только чайные розы. Он уже несколько часов гулял по саду, играясь с цветами, оглаживая лепестки, вдыхал их легкий аромат, и, наконец выбрав жертву, остановился у высоких игольчатых красоток. Слабый запах зелени, плотные красные бархатные головки и острые шипы. Юнги бережно выбирал бутоны и, двигаясь кончиками пальцев по стеблю, срезал практически у основания. Чимин никогда не думал, что будет завидовать розам. — И зачем они вам? — Хочу поставить себе в комнату. — Вы хотели сказать, в нашу комнату, — фыркает Чимин. — Как по мне, в них нет ничего примечательного. — Они напоминают мне головку вашего члена, господин, — Юнги поворачивается, смотрит сверху вниз и подносит аккуратный бутон к своим губам. — Такие же красные, влажные и аккуратные. Запах великолепный. Чимина непросто смутить. Однако в противовес пошлых слов, сказанных спокойным хриплым голосом, в нем пробуждается нечто светлое, шипучее до щекотки по всему телу и легкое. Последнее время его захлестывает нереальное счастье. Словно все наконец находится на своих местах. Его альфа, которому безумно идут просторные черные рубашки со свободными рукавами, и он сам. Вечно, как шавка, следующий за Юнги. — Мне безумно льстит, что вы зовете меня господином, но уверяю вас, мое имя из ваших уст звучит намного слаще. — Я потерял статус. — Ещё ничего не решено. — Все предрешено и вы это знаете, — Юнги поднимает голову, реагируя на чудовищные крики чаек. Красивая шея, усеянная фиолетово-красными метками, заставляет Чимина чуть ли не урчать от удовольствия. Его. Отныне и навсегда. — Все это мне напоминает наши будни в пансионе. — Мы любили сбегать, — согласна кивает Чимин. Прошлое, наполненное противоречивыми, но судьбоносными решениями, проносится перед глазами вмиг: смазанная и перемешанная гамма чувств. Тогда, ещё совсем юные мальчишки, послушно идущие на поводу гормонов. За исключением Юнги, конечно. Тот чуть ли не с пеленок всегда был не по возрасту собранным, когда как другие ребята, да и сам Чимин, являлись самой настоящей головной болью преподавателей. В те времена Юнги часто и ласково называл его ублюдком. А Чимину думалось, что нет ничего на свете более веселого, чем издеваться, нервировать, выводить, дергать, истязать, глумиться, насмехаться над альфой. Над всего лишь каким-то бароном, семья которого находится на грани разорения. Его реакция всегда была до того не предсказуемая, что Чимин с упоением придумывал гадости все с новой и новой силой. Юнги был зазнавшимся выскочкой. Его ни разу не отчитывали, ставили в пример и периодически делали поблажки. Он никогда не плакал, имел идеальные оценки и не вступал в общее обсуждение аппетитных омег. Не проявлял никакого интереса даже к бетам, которым было дозволено учиться вместе с альфами. Чимин унижал его, смеялся, подтрунивал. Юнги редко не отвечал. Как правило он бросал такую болючую колкость, что альфе приходилось на время сбегать, зализывая прямое попадание в сердце. Или Юнги милостиво держал себя в узде, чтобы Чимин получил удольствие от непрекращающихся дискуссий. Чимин называл его неполноценным, старался укусить побольнее, портил вещи, не давал есть и постоянно, постоянно проигрывал на дуэлях по фехтованию. Юнги был его единственным спарринг-партнером. И, даже когда учитель предлагал поменяться, Чимин кричал как умалишенный, только лишь бы альфу не поставили в пару с кем-то другим. Он мечтал смешать его с грязью, чтобы тот смотрел на него с мольбой и, плача, просил благосклонности. Даже в настоящем времени, когда Чимин вбивается в крепкое тело альфы, тот никогда не выглядит пораженным. Юнги всем своим видом мог заявить, что он владеет положением и никто, и ничто не способно этого изменить. Чимин восхищался им. И вместе с тем ненавидел. И однажды, гуляя вечером по саду, в надежде освежить голову после изнурительных уроков, увидел то, что до сих пор является ему в кошмарах. Юнги был увлечен кем-то, кто не был Чимином. Он аккуратно приобнимал какого-то сучонка, осторожно целовал костяшки и ещё долго смотрел в след уходящего мальчишки. Как позже выяснилось, тот был восьмого года обучения, сын уважаемого в обществе виконта. Но он все ещё являлся ребенком четырнадцати лет. Какой-то мелкий ублюдок, совершенно уродливый, абсолютно не раскрывшийся. Когда как сам Чимин был красив, имел статус, мозги и, в конце концов, ему было шестнадцать. Он знал Юнги с первого класса, всегда был рядом, постоянно привлекал его внимание. Он следил за ним коршуном, но как-то сумел проворонить выблядка. На следующий день Чимин предложил дуэль. Он требовал поцелуй за победу. Юнги же просил свободы. То, что никогда Чимин не мог ему даровать. Спарринга не случилось. Как и в следующий раз, как и в другой. Чимин боялся. Глотал в общем душе слезы с горькой проточной водой. Менял партнеров, чтобы улучшить свои навыки, стирая руки и портя свою нежную кожу мозолями. И каждый вечер ходил в сад следить за Юнги. Только тот отныне всегда был один и любовался цветами. В конечном итоге, его заметили. Юнги обернулся на шелест, расфокусированно пробежался глазами по местности и, поймав чужой взгляд, заглянул прямо в душу. Сквозь ветви кустов, словно его раскосые глаза действительно обладали кошачьей остротой. Чимин не мог не сбежать. На утро он нашел записку с приглашением. Гордость взыграла, и он пришел в тот же вечер открыто, не таясь, совершенно не готовый к тому, что альфа выкрал из учебного зала рапиры. И, завидев подходящего Чимина, кинул на влажную землю одну, приняв стойку без слов. Чимин поднял оружие с дрожащими руками. И время будто замерло. Шелест травы, листьев, жужжание насекомых и прерывистое дыхание Чимина. Альфа стоял на месте, боясь сделать шаг и спровоцировать начало спарринга. Юнги смотрел расчетливо и холодно. У Чимина не было сомнений, что он проиграет. Стоило Юнги двинуться, как альфа с отчаянием сделал решительный выпад вперед. А тот даже не пытался отбить. На юном мальчишечьем лице расцвела наглая ухмылка, а потом Юнги заливисто рассмеялся, сотрясая плечами и показывая невинную десенную улыбку. Ноги Чимина ослабли и он пал перед ним на колени, не веря в произошедшее. — Вы не пытались даже парировать. — А зачем мне это? — с усмешкой спросил Юнги. Его голос, давно окрепший, без ломающихся нот, звучал в вечерний тиши до волнующего живо. Чимин с дрожью и наслаждением упивался чужой хрипотцой и шипением. — Я никогда и не думал сопротивляться вам. Это вы затеяли столь скучную игру. — Я видел вас с другим. — Без должного контекста вас должно быть сломал тот эпизод, но уверяю вас, ничего предрассудительного, — Юнги замолкает. Его губы растягиваются в нежную улыбку, а взгляд теплеет. О таком Чимин только мечтал. Происходящее кажется сном. — Я не понимаю. — Это ничего, — Юнги, не задумываясь, сам падает на колени, из-за чего они оказываются на одном уровне, и притягивает к себе за затылок. Грубо, по-альфьи, не давая шанса отстраниться и жестко сжимая другой рукой основание шеи. Чимин сразу же вцепляется в хлопковую рубашку, прижимаясь и вдавливаясь в тело сильнее. — Я вас не оставлю, — шепчет он. Юнги ослабляет хватку. Ласково поглаживает, кончиками пальцев залезая под чужой атласный ворот. Он читает альфу как открытую книгу, переделывает играючи строчки и видит в них истинную мольбу. «Не оставляйте меня». В тот раз он промолчал. Сейчас же, отнимая взгляд от закатного неба, он смотрит на развалившегося в кустах Чимина и улыбается нежно на характерно вздернутую бровь. — Словно мы одни в этом мире, — он кладет срезанный стебель к другим. — И мне можно любить вас. Как забавно получается, думает Чимин. Он давно смирился, когда как Юнги пытался бороться с неподвластными чувствами. Возможно, Чимин выиграл не один спарринг. А сотни.