Песнь о Старейшине Илина

Вернись, приди, побудь со мною, В тебе души моей покой. Я нареку сей мир тюрьмою, Если исчезнет облик твой.

      Вэй Усянь не мог точно сказать, которую по счету бутыль вина сжимал в руках. Сын трактирщика этой ночью отмечал совершеннолетие, по этому радостному поводу отец семейства не жалел угощений ни для приглашенных, ни для нечаянных визитеров. Заклинатель не запомнил, что именно произнес в качестве поздравления, но, судя по всему, виновнику торжества те слова пришлись по вкусу и мужчину нарекли почетным гостем. Велели ни в чем себе не отказывать, поэтому, покачивая хмельным напитком, зажатым в руке, Вэй Усянь старательно улыбался и задорно кивал каждому посетителю в трактире. Он был благодарен судьбе: радостное выражение лица дарило окружающим уверенность, будто заклинатель лучился счастьем совершенно искренне.       Но события в проклятом доме подкосили мужчину и тому существовало множество объяснений, кроме самого очевидного – усталости. С одной стороны, он осознал свое безграничное одиночество, неожиданно нанесшее душевному спокойствию просто сокрушительный удар. Не сказать, чтобы никогда раньше Вэй Усянь не оставался один, отнюдь, бо́льшую часть предыдущей жизни ему приходилось справляться с различными трудностями в одиночку: принятие смерти родителей, выживание на улице, роль вечного приемыша, а в конце концов, изгнание из мира заклинателей. Но на каждом этапе ему встречался по крайней мере один человек, с которым можно было разделить невзгоды.       А в этом новом мире возрожденному мужчине просто не существовало места.       Песней из далекого прошлого Вэй Усянь вел мертвецов по размытой дождем дороге, над головой мелькали сполохи света, небо остервенело рокотало, возможно, таким образом оно прогоняло скверну, проснувшуюся так не к месту и загубившую жизни простых горожан. Продвигаться вперед желания не было, поэтому темный заклинатель медленно тащился в конце колонны и все, что представало его взору – спины мертвецов. Невольно пришла в голову мысль: «А ведь я нежить, надевшая шкуру живого человека. С подобными мне самое место».       Действительно, всем участникам процессии пока было по пути.       Боковым зрением заклинатель заметил движение слева, оглянувшись, он увидел одного из двух мальчиков, что как раз смог поравняться с колонной покойников. Будто заслушавшись, ребенок повернул голову к Вэй Усяню и неотрывно наблюдал за ним. Если бы мужчина не знал, что душа мертвеца навеки утрачена, а сознание никогда не сможет пробудиться, он бы счел взгляд заинтересованным. Дымчатая муть в детских глазах отчего-то произвела сильнейшее впечатление на умудренного опытом темного заклинателя. Вспомнилась пылающая Пристань Лотоса и горы трупов маленьких шиди, которые в будущем мечтали стать заклинателями; Тропа Цюнци, где окончательно разбилась надежда на мирный исход в конфликте между Вэй Усянем и заклинательским миром; Безночный город, ставший последним пристанищем единственного человека, который вне зависимости от обстоятельств всегда верил и поддерживал презираемого обществом Старейшину Илина.       Если бы не разгулявшаяся непогода, щедро орошающая землю слезами скорби, мужчина наверняка утонул бы в завораживающем белесом омуте. И все же заклинатель не позволил себе ошибиться во время исполнения мелодии, но внезапно понял, как близок был к этому. «А мальчишка-то не промах, – подумалось ему, – наверняка остатки нереализованной духовной силы сыграли со мной плохую шутку».       Тусклый свет фонарей, мелькающий среди смирно шагающих впереди мертвецов, подсказывал, что храм поминовения душ усопших уже близко. Вскоре процессия оказалась у самого входа и Вэй Усянь усилием воли заставил своих попутчиков разойтись, каждого в своем направлении. С места не сдвинулся лишь тот самый мальчик, он равнодушно наблюдал, как его семья скрывается в тени мокнущих деревьев. – Часть тебя знает, что это конец, не так ли? – обронил заклинатель, отнимая флейту от губ, хотя конечно же, ответа не последовало, зато чрезвычайно серьезный взгляд снова устремился к мужчине. – Конец – это не обязательно плохо. По крайней мере, ты не будешь один. Даже такой исход достаточно неплох, если подумать, – успокаивающе произнес Вэй Усянь и мягко взял ребенка за ледяную ладошку. – Смотри, они все здесь, рядом. Если ты обнимешь свою семью изо всех сил, тебе станет спокойно, несмотря на разыгравшийся вокруг дождь и стужу.       Вести кого бы то ни было к могиле – тяжкое испытание даже для темного заклинателя, Вэй Усянь почти не осознавал реальность происходящего. С того момента, как проклятый дом с юными заклинателями ордена Гусу Лань исчезли в ночном мраке, все вокруг напоминало фарс и трагедию одновременно.       Из забытья во время праздника мужчину вырвали уже знакомые строки:

Довлеет Солнце, словно кровь Над городом, где ночи нет. И слышен смерти громкий рев – Она идет за Солнцем вслед.

      «Снова они за песню в честь Старейшины Илина взялись», – пьяно всхлипнул заклинатель и спрятал лицо в ладонях, но перед глазами полоснуло воспоминанием о том, как этими же руками он сегодня закрывал глаза мальчугану, который, благодаря снятому проклятию, больше не станет принимать участие в массовых убийствах. «Они восхваляют Вэй Усяня. Боги, кто же более безумен – я или они?!» – дрожал от слишком сильных переживаний мужчина. Он интуитивно понимал, что алкоголя уже достаточно для одного вечера, но тело отказывалось слушаться и продолжало опрокидывать внутрь чашу за чашей.

Горит-пылает поле боя, И нет потерям окончанья, Не будет душам сим покоя, Лишь злоба вскормит их за гранью.

      В текст незаметно вплелась мелодия, словно венок из зеленых трав дополнили цветами лотоса. Заклинатель неосознанно взялся кивать в такт песне, хотя и признавал, что в танец подобный мотив не зазывает. Это был плач души, окаймленный эфемерным звучанием – на лице распустилась печальная улыбка, которая, впрочем, не осталась незамеченной.       Незнакомая, но миленькая девушка перехватила взгляд мужчины и стремительно смущенно отвернулась. Правила приличия предполагали, что Вэй Усянь должен подойти к ней первым, но этой ночью он совершенно не был в настроении для подобных игр. Намеренно посмотрев в противоположную сторону, заклинатель попытался сосредоточиться на содержании песни.

Осталась флейта на песке, Осиротела в своем горе. И злые слезы на щеке Рисуют горькие узоры.

      «Какое странное музыкальное сопровождение», – невзначай задумался Вэй Усянь. «Это что, гуцинь? Кто на нем играет? Кому вообще в голову пришла идея исполнять песнь о Старейшине Илина на гуцине? Безумец», – фыркнул заклинатель и осмотрелся вокруг, но исполнителя не заметил. Присутствующие продолжали петь, но каждый затягивал ноты, как считал нужным, в то время, как мелодия предполагала совершенно другой ритм. А еще, казалось, звучала за окном.       «Это совершенно точно Расспрос», – заключил про себя Вэй Усянь и глупо хихикнул. – «Но как же ровно ложится на слова. Наверняка именно им лучше всего будет сопровождать произведение о восхваляемом убийце». Лицо ребенка, исчезающее под комками мокрой земли, зарябило в памяти и мужчина резко поднялся с деревянной лавки. Чтобы оставаться в стоячем положении, пришлось приноровиться, но острый приступ боли в сердце не позволил заклинателю беззаботно напиваться на чужом празднике, он физически нуждался в смене обстановки. Так почему бы и не поинтересоваться, кого расспрашивает неизвестный музыкант под стеной дождя?       Первые два шага дались непросто, комната кружилась перед глазами, а еще не сразу нашлась дверь, ведущая наружу, но прохладный свежий воздух и бодрящая доза воды за шиворотом кое-как привели Вэй Усяня в чувство. Мелодия лилась мерно, но немного монотонно, судя по всему, человек наигрывал лишь одну фразу с небольшими вариациями. Передвигаясь на слух, заклинатель пытался предугадать, чего пытается достичь неизвестный музыкант, поскольку никаких следов темной энергии в воздухе не витало. Вероятно, Лань Сычжуй вернулся в город, чтобы пообщаться с душами умерших. У остальных адептов ордена Гусу Лань музыкальных инструментов при себе во время ночной охоты не обнаружилось, или опьяненный вином мозг чего-то уже не припоминал. Минуя очередную узкую улочку, Вэй Усянь посмотрел на крышу здания напротив, так как мелодия доносилась с высоты, а затем обмер.       Этот уверенный разворот плеч, эти идеально ровные волосы, это почти сверкающее в темноте, разбавленной лунным светом, ханьфу, даже гуцинь было невозможно не узнать. «Вот уж точно Белый Небожитель», – пронеслось в голове, но хмельное восхищение быстро сменилось подлинным ужасом. Если бы заклинатель, играющий Расспрос, знал, что перед ним застыл в нерешительности Старейшина Илина, техника его наверняка мгновенно изменилась бы в пользу смертельных струн. Он-то помнит события в Безночном городе лучше, чем жители провинциальных городков, которые на знаменательном поле битвы никогда не находились. Этот человек уж точно бы не стал поддерживать легенду о славном Старейшине Илина.       Следовало бежать со всех ног и скрыться в какой-нибудь непримечательной обители. Или сию минуту покинуть Хонсю, прежде, чем молодые адепты расскажут сиятельному Ханьгуан-цзюню, как боролись плечом к плечу с темным заклинателем. Несомненно мальчишек еще за подобное накажут. Где же такое видано, чтобы адепты ордена, наибольшей добродетелью которого являются чистота помыслов и действий, объединились с кем-то столь порочным?!       Вэй Усянь, в последний раз бросив тоскливый взгляд на заклинателя, мастерски играющего на гуцине, развернулся, чтобы как можно незаметнее удалиться. Но мелодия плавно изменилась и в новой музыке мужчина узнал уже знакомый мотив, именно тот, который самому пришлось исполнять этим вечером чуть ранее. Темный заклинатель удивленно обернулся и осознал, что более ему не удастся скрыться без ведома господина в белом ханьфу. Тот внимательно всматривался в Вэй Усяня, и, хотя лицо его не выражало ровным счетом ничего, в глазах горело слишком много различных эмоций.       Сквозь дымку так некстати нахлынувших давних воспоминаний мужчина отчетливо ощутил, что однажды его уже награждали подобным взглядом. Обстоятельства и события оставались размытыми, даже временной отрезок не отзывался в сердце Вэй Усяня узнаванием, но невероятный накал чувств во светлом взоре бурлил тогда абсолютно такой же. И одно единственное слово, проснувшееся в подсознании, в ответ на такую глубокую привязанность: «Прочь!»       «Это я сказал?! Быть такого не может. Конечно, у нас были различные недомолвки, но…» – мелодия не прерывалась, а заключенная в нотах духовная сила исцеляла искалеченную темной энергией память заклинателя. Перед глазами всплыли неровные рельефы горы Луанцзан, мрак темной пещеры, что стала временным пристанищем, и даже в нос вдруг ударил удушливый металлический смрад. Но было еще что-то, столь прекрасное, но произнесенное в самый неподходящий, душераздирающий час: «Вэй Ин, услышь меня, пожалуйста! Пойдем со мной, я так люблю тебя…»       Но все его мысли тогда были заняты Стигийской печатью и острым осознанием необходимости ее уничтожить. Сознание уплывало из-за влияния темной энергии, и заклинатель явственно ощущал сырое дыхание смерти на своем лице. Отчего-то он знал, что не переживет разделение с собственным артефактом, разрыв связи безусловно приведет к фатальному исходу. Все это хотелось объяснить упрямому мужчине, который пытался спасти Вэй Усяня то ли с помощью меча, то ли силой испытываемых чувств. Но отравленное тьмой тело словно задеревенело, превратив владельца в послушную марионетку, способную повторять только: «Прочь. Прочь! Убирайся! Проваливай!» Сколько раз прежде Лань Ванцзи прогонял и бранился, столько самому пришлось выслушать в той проклятой пещере. Как же больно. Как поздно…       От мощи неожиданно обрушившихся страданий, Вэй Усянь обхватил себя руками, невероятным усилием заставил легкие рвано выдохнуть. Так вот как, должно быть, они распрощались в последний раз.       Запоздало мужчина осознал, что звуки музыки растаяли, а среди домов, утопающих в свете фонарей, шумел только дождь. Попытка успокоить заполошно бьющееся сердце не увенчалась успехом, но в следующий миг ситуация стала только хуже. – Вэй Ин? Что с тобой? – обеспокоено прозвучал совсем рядом глубокий, знакомый еще с прошлой жизни, голос. Вэй Усянь инстинктивно отшатнулся, он пока не решил, насколько безопасно подтверждать, что ужаснейший Старейшина, бесстыдный растлитель девственниц и повелитель лютых мертвецов успешно возвратился на землю. А особенно большие сомнения вызывала целесообразность сообщать об этом прославленному заклинателю, поборнику зла, уничтожителю пороков. – Где-нибудь болит? – попробовал тот снова, но и этот вопрос остался без ответа. «Нужно бежать!» – испуганно билось в голове заклинателя. «Как он узнал меня?!» – Пойдем, тебе необходимо согреться, – заключил Лань Ванцзи, а мгновение спустя Вэй Усянь оказался в кольце сильных рук, которые в довесок ко всему искрились от передаваемой духовной силы. Под влиянием светлой ци хмель немного отступил и думать стало несоизмеримо легче, но вместе с тем испытываемый ужас возрос в сотни раз. Объединяя в себе изящество и силу, Лань Ванцзи с легкостью нес на руках повстречавшегося ему мужчину.       Обстановка в постоялом дворе, где остановились адепты ордена Лань, ничем разительно не отличалась от того, который выбрал для себя Вэй Усянь в качестве ночлежки, хотя справедливости ради тут было заметно чище. Вместо хозяина по комнате величественно и чуть более суетливо, чем обычно, передвигался Ханьгуан-цзюнь. Он уже успел согреть воду, а потому отправил нерадивого, до сих пор не проронившего ни слова гостя отмокать. Не было похоже, чтобы за этой заботой таился злой умысел, темный заклинатель доподлинно знал: Лань Ванцзи никогда не слыл двуличным. А когда за ширмой разлился аромат сычуаньского перца, Вэй Усянь решил дать возможность диалогу произойти.       Если подумать, с момента воскрешения мужчине не выпадало возможности хорошенько умыться. Уже благодаря этому он готов был простить Ханьгуан-цзюню вероятное требование вернуться в Гусу с последующей перспективой принятия справедливого наказания. «А еще могу разок все правила переписать. Интересно, сколько их сейчас», – усмехнулся про себя заклинатель, когда заметил сложенную возле бочки чистую одежду.       Но отбросить настороженность оказалось не так-то просто и, когда разомлевший от теплой воды Вэй Усянь появился в комнате, на вопрос: «Согрелся?» смог ответить лишь согласным кивком. Впрочем, это были уже позитивные изменения.       Ел мужчина в лучших гусуланьских традициях – молча. О чем говорить с этой новой, едва заметно улыбающейся версией Лань Ванцзи, мужчина не знал, хотя вопросов накопилось в уме превеликое множество. И стоило, наверное, приступить к первому из них, раз представилась такая возможность. Прежде, чем начать разговор, заклинатель предпринял попытку вдохнуть поглубже, а затем словно сорвался в омут с головой. – Как… как ты меня узнал, Лань Чжань? – отпираться больше не было смысла, поэтому Вэй Усянь решил прояснить в самом начале хотя бы это. Искорка невыразимого счастья промелькнула в глазах собеседника, но вскоре исчезла, сменившись уверенностью и спокойствием. – Мне подсказал Сычжуй, – просто сказал он, – убедил, что ошибки быть не может. – Постой, а он как это определил? – озадаченно отозвался заклинатель, принимаясь поспешно анализировать события прошедшего дня, но ничего в голову ему так и не пришло. – Подумай, – Лань Ванцзи как всегда изъяснялся излишне лаконично, – уверен, ты найдешь ответ. – Ладно. Хорошо, – задумчиво проронил Вэй Усянь, безуспешно пытаясь сообразить, но, судя по всему, в столь растрепанных чувствах ему не удалось преуспеть в разгадывании подобной головоломки. Ужин остался без внимания и бесполезно остыл бы, если бы не заботливая рука, придвинувшая исходящие паром чаши ближе к темному заклинателю. – Кстати, как те юноши? Как чувствует себя Лань Цзинъи? – поинтересовался мужчина, набирая побольше остро пахнущего риса. – Все хорошо, спасибо, – поспешил успокоить его Лань Ванцзи и тактично умолчал, что во время трапезы разговаривать запрещено. Темный заклинатель не знал, но второй нефрит отчаянно благодарил судьбу за возможность просто пообщаться, он не мог позволить себе перебивать гостя. – Они очень благодарны тебе за помощь в том доме. Как оказалось, первоначальные выводы не имели ничего общего с реальностью, дети могли серьезно пострадать. – Дом и правда оказался с сюрпризом, – привычно не зная, как реагировать на похвалу, Вэй Усянь уткнулся в чашу взглядом и бросил замечание просто, чтобы поддержать разговор. Теперь ему не терпелось изменить тему, но он совершенно не знал, как деликатно к ней подойти. Смерть – это всегда непросто. – Там были лютые мертвецы и много. Среди них нашлись убитые владельцы дома, а также заклинатель, – продолжил Лань Ванцзи, – Сычжуй сказал, все они ушли вместе с тобой. Вэй Ин, где сейчас покойники? – Эти люди похоронены возле храма поминовения душ усопших. Я вернул их обратно и заставил упокоиться, – тихо признался Вэй Усянь, но перед глазами оставался мальчик, который с последними клочками жизни не хотел расставаться даже после собственной смерти. Возможно, он самолично вернул себе сознание. Возможно, это было что-то другое. Но он совершенно не был готов возвратиться в сырую землю после того, как выбрался из нее. Наверное, что-то отобразилось на лице темного заклинателя, поскольку Лань Ванцзи обеспокоенно вопросительно протянул: «Вэй Ин?» – Я поступил правильно, – прошептал он и с усилием потер лицо, – я знаю, что сделал все верно, но боль не утихает ни на секунду.       Дрожь напала на тело с новой силой. Вэй Усянь не желал, чтобы желудок преждевременно расстался с пищей неподобающим образом, поэтому отодвинулся от еды. Кажется, это будет преследовать его еще некоторое время. Возможно, это будут годы. – Там был мальчик, Лань Чжань. Ребенок. Он знал, что мертв, но осознавал себя. Я почти уверен, он все понимал, просто не успел адаптироваться. Некому было его обучить. Я привел его к храму вместе с остальными. Родители и брат мальчика вели себя послушно, их души разрушились из-за злотворного влияния дома и нечеловеческой боли в момент смерти. Души в малыше тоже больше не было, но остатки нерастраченной духовной силы продолжали бурлить в нем и, возможно, со временем сложились бы в сознание. Но я уже достаточно натворил в свое время: оживил Вэнь Нина, создал Стигийскую печать, управлял мертвецами. Оставить состояние мальчика без внимания означало подвергнуть жителей городка риску, а продолжить путь с ним… Я помню, к чему приводят подобные эксперименты, Лань Чжань. Хорошо помню.       Пришлось позволить себе тихий всхлип, чтобы продолжить дальше, и в то же мгновение Лань Ванцзи оказался рядом, спрятал его ладони в своих. – Я заставил духовную силу ребенка угаснуть. Тот взгляд, которым он меня одарил, прежде, чем упасть, словно тряпичная кукла, будет преследовать меня до конца второй жизни. Он знал, что я его пойму. И я понял. Но не позволил себе вновь ступить на столь кривую дорожку. Мне пришлось закрыть ему глаза и уложить в объятия матери. А затем с помощью мелодии флейты я укрыл землей их всех. Возможно, тот ребенок сотворил бы много зла, а возможно, он стал бы чем-то хорошим, чьим-то защитником. Мы этого никогда не узнаем. – Как ты и сказал, – проронил Лань Ванцзи, коря себя, что появился так поздно, и Вэй Усянь уже успел столкнуться с таким сильным травмирующим опытом, – ты несомненно поступил правильно. Он больше не был живым, не стоило позволять мертвому телу слоняться по земле.       Второй нефрит позволил себе легко обнять темного заклинателя и едва ощутимо гладил по голове, пока тот пытался справиться с чувствами. «Почему с ним все время происходят исключительно леденящие душу приключения?» – горько подумал про себя Лань Ванцзи. Несмотря на снова кристально чистую репутацию Старейшины Илина, мир оставался опасным местом для Вэй Усяня, он отчаянно нуждался в защите. Мужчина твердо решил, что в этот раз не станет уступать, и они вдвоем отправятся в Облачные Глубины, осталось как-нибудь преподнести эту здравую мысль самому Вэй Усяню.       Со временем дыхание мужчины успокоилось и он смущенно пригладил белоснежную ткань, чуть влажную от слез. Высококачественная материя кроме восторга вызвала еще волну размытых ассоциаций, которые заклинатель распознал не сразу, но вскоре аж подпрыгнул от вспыхнувшего огонька интереса. – О, Лань Чжань, можно задать вопрос? – протараторил он, выбравшись из теплых объятий, чтобы взглянуть в лицо второму нефриту. – Ты все равно его задашь, – отстранился Лань Ванцзи, но кивнул, – так что говори. – Знаешь историю появления песни о Старейшине Илина? – ответом ему служил еще один кивок, – есть один момент, который меня смутил. Кто такой Белый Небожитель? – Мой брат стал свидетелем его появления, – начал мужчина, теперь настал его черед превозмогать дурные воспоминания, – мне… пришлось тогда остаться в Облачных глубинах. Это и вправду был настоящий небожитель, бог войны Хуа Гуан Ву Шэн. Он всегда облачен в белые одеяния, именно поэтому люди его зовут иногда Белым Небожителем. Появление бога войны после резни в Безночном городе не удивило никого, главы кланов посчитали, будто тот явился отдать им честь за победу над Старейшиной Илина, но в действительности все произошло иначе. Хуа Гуан Ву Шэн винил себя, сетовал на то, что не успел явиться раньше, хотя и ринулся на землю, как только услышал громогласный рев Цзюнь У. Боги гневались, потому что война, несмотря на жертвы, должна приносить очищение. Высшую добродетель. Зло обязано быть повержено. Если же война не принесла ничего, кроме бед и смерти, то не существовало необходимости умерщвлять верных последователей военных небожителей – боевых заклинателей. По мнению Цзюнь У, борьба между заклинателями после победы над Вэнь Жоханем была бессмысленной тратой драгоценной крови. Впрочем, он остался недоволен и победившей стороной в противостоянии имевшим место в Безночном городе. Хуа Гуан Ву Шэн отдал брату сверток, в котором оказалось божественное сказание, которое перевернуло все понимание мотивов Старейшины Илина в мире заклинателей. А на прощание небожитель молвил всем признать свои деяния, иначе гнев Цзюнь У затронет каждого неповиновавшегося, а также их семьи и родных. Больше с тех пор Хуа Гуан Ву Шэня никто не видел, но многие верят, что Старейшина Илина вернется, а воля Цзюнь У будет исполнена его руками. – Ничего себе, Лань Чжань, – потрясенно произнес Вэй Усянь, – да ты за обе жизни столько слов мне не сказал, – вероятно, оскорбленный Лань Ванцзи покинул бы комнату со словами: «Крайнее убожество», если бы не оказался схвачен и утянут обратно на подушки. Бесконечный поток: «Прости-прости-прости» оказался дополнительным смягчающим средством. – Извини, я действительно немало удивился и ляпнул первое, что пришло в голову, – еле сдерживая смех и растягивая гласные, объяснялся темный заклинатель. – Не сердись.       Ханьгуан-цзюнь больше не пытался ничего сказать и угрюмо отмалчивался на все шутливые тычки со стороны Вэй Усяня. Темный заклинатель с удивлением отметил для себя, что от недавней подозрительности в сторону Лань Ванцзи ничего не осталось. Время в их отношениях будто остановилось в одно мгновение, а затем двинулось в обратную сторону, минуя стадию серьезной, откровенной вражды. – А нет, постой, – вдруг тон Вэй Усяня сделался серьезным, – мои воспоминания о событиях после Безночного города крайне расплывчаты, но я уверен, что умер в пещере. Помню, как все мысли были лишь об уничтожении печати. Так почему небожитель явился в Безночном городе? – Вероятно, он должен появляться на поле битвы, – предположил Лань Ванцзи после непродолжительной паузы. – Думаю, если бы он появился на Луанцзан, не было бы никого из живых людей, способных получить свиток, а затем рассказать о нем миру, – и себе развил мысль Вэй Усянь, но смущенно запнулся. Мелодия, которую напевал Ханьгуан-цзюнь в пещере Сюань У, возродила в памяти еще одно потерянное воспоминание. Оно было слишком бесстыдным, чтобы обсуждать в первую же встречу тринадцать лет спустя, но, с другой стороны, если озвученные тогда чувства остались неизменными, их ни в коем случае нельзя игнорировать. Не то чтобы когда-либо Вэй Усянь чувствовал себя обрезанным рукавом, но испытываемые им уважение и восхищение по отношению к Лань Ванцзи заставляли его по крайней мере достойно ответить на сердечные признания без третьей стороны в виде темной энергии. – Знаешь, Лань Чжань, – чуть залившись краской, начал темный заклинатель, а голос его то и дело норовил опуститься до шепота, – на Луанцзан тогда мной по большей мере овладела тьма, но кое-что я все-таки вспомнил.       Он надеялся хотя бы на малейшую помощь Ханьгуан-цзюня в столь щепетильной ситуации, но неловкое молчание затягивалось: продолжать придется самому. – То, что ты сказал, – сделал он невнятную попытку, но вдруг пожалел, что завел этот разговор. В конце концов, прошло много лет и у самого Вэй Усяня не представилось возможности расспросить Лань Ванцзи о том, как сложилась его судьба. А если он давно и счастливо женат? Как же будет стыдно! – Ну, в общем…       Ах, если бы они говорили о чем-нибудь другом в той проклятой пещере. – О том, что я люблю тебя? – напряженно переспросил Лань Ванцзи, и Вэй Усянь, подняв до этого момента стыдливо опущенную голову, заметил ярко пламенеющие уши мужчины. Эта картина оказалась столь умилительной, сколько смущающей. Голос мог снова подвести заклинателя, поэтому он для начала кивнул. – Я не отказываюсь от своих слов, любил, люблю и продолжу любить всегда, – твердо произнес Ханьгуан-цзюнь, но смотрел больше на собственные скрещенные пальцы. – Хотя ты должен знать, что дружбы мне тоже вполне достаточно. Просто хочу иметь возможность быть рядом, помогать и поддерживать тебя. Если ты не… чувствуешь ничего в ответ, это нормально. Я пойму.       По венам темного заклинателя словно пустили огонь, после оглушающей волны смущения новые ощущения казались еще более обезоруживающими. Если бы он уже не сидел, вероятнее всего ноги бы отказались держать потяжелевшее тело. Дыхание тоже решило предать хозяина, а руки взялись мелко дрожать. До чего же оказывается могущественным заклинателем является Ханьгуан-цзюнь, если несколькими словами способен заставить Вэй Усяня потерять покой. Возможно, искрящееся счастье в отрочестве от того, что вечно холодный и собранный Лань Ванцзи обращал на него крохи своего внимания, как раз говорило о том, что чувства всегда были взаимными?       Темный заклинатель преисполнился уверенностью, что ни одно другое признание в мире не заставило бы его загореться так ярко, и теперь уныло-смиренное выражение на лице Ханьгуан-цзюня приносило страдания. Не так они с этого дня обязаны смотреть друг на друга.       Преодолев возмущение ослабленных мышц, Вэй Усянь аккуратно приблизился к застывшему мужчине. Боги, внутри просыпалось нечто жадное и очень голодное, оно хотело ласкать этого великолепного заклинателя до изнеможения, но излишний напор наверняка испугал бы его. По времени прошло наверное не больше нескольких фэнь, но мужчина не помнил, был ли когда-либо в первой жизни настолько возбужден. Словно плотина, которая сдерживала столь разрушительную мощь, одним взмахом топора была уничтожена. Держать себя в руках, в отличие от второго господина Лань, он никогда не умел.       Рваный вздох подавить не получилось, загипнотизированный взгляд напротив заставлял жажду внутри становиться все губительней. Как же сладко и мучительно. Вэй Усянь тягуче приблизился к лицу Лань Ванцзи, взволнованное дыхание старшего мужчины согревало его собственные губы. «Наброситься бы и терзать его», – опьяненно думал темный заклинатель. «Боги, что ты успел со мной сделать?».       Первое касание губ получилось более, чем невинным, каждый из мужчин боялся своим напором испугать другого. Впрочем, удовольствие даже от столь осторожного единения оказалось сокрушительным, неторопливые ласки и нежные вздохи сводили с ума. Взаимное притяжение заставило их резко сократить расстояние между телами, Вэй Усянь под влиянием собственного бесстыдства, разведя ноги, уселся на колени Лань Ванцзи. Тот с готовностью обхватил его за поясницу и с силой прижал к себе. – Лань Чжань, – беспомощно выдохнул темный заклинатель, когда почувствовал чужую твердость в том же месте, где подобная твердость была и у него. «Безумие», – сладко подумалось ему. «Что мы делаем?»       Поцелуй продолжился, они все еще лишь нежно сплетались губами и не пытались продвинуться дальше, но ладони Вэй Усяня с наслаждением изучали сильную спину и широкие плечи заклинателя, гладили прекрасное лицо, хватали второго мужчину за руки. Лань Ванцзи однажды подался навстречу бедрами, что вызвало у обоих удивленные вздохи. – Ох, Лань Чжань, – простонал Вэй Усянь, повторив движение за ним. – С тобой так хорошо. М-м-м. Да, давай вместе, – промурлыкал он, потираясь о внушительную выпуклость в штанах мужчины и чувствуя ответные толчки. Он без устали целовал каждый цунь кожи возлюбленного. «Хочу заниматься с тобой этим всегда», – лишь успел он подумать, но словесно оформить не успел, поскольку рот был атакован поцелуем, о котором оба мечтали с самого начала. Крепкий, на грани жестокости, но крайне желанный, он заставил темного заклинателя обессиленно хныкнуть и прижаться сильнее, несказанно пожалев, что оба так и не сняли раздражающую одежду. – Вэй Ин, – прошептал Лань Ванцзи, желая познать разрядку, смотря в любимые глаза, – мой Вэй Ин. – Да, Лань Чжань, да, ты заполучил меня, – заклинатель жестко опускался на член любимого, представляя, как однажды они сделают это как полагается, в каком диком ритме будут двигаться, как жарко будет двигаться внутри каменная плоть, как болезненно будет давить разгоряченный мужчина на точку удовольствия и как, в конце концов, они оба потеряют голову от взаимного блаженства. Всему свое время, но уже сейчас безумная фантазия захватила его естество или же... Небожители, еще с юности Вэй Усянь неосознанно желал отдаваться своему личному божеству. – Мой, – со стальными нотками в голосе прошипел Лань Ванцзи и вцепился зубами в мягкую кожу шеи темного заклинателя. Столь яростная и грубая ласка поразила мужчину, а миг спустя он с восхищенным вскриком бурно излился. Некоторое время Вэй Усянь пребывал в почти бессознательном состоянии, что, впрочем, не помешало Лань Ванцзи использовать его тело для собственного удовлетворения. Сознание к возлюбленным вернулось лишь, когда они оба обнаружились на полу, тяжело дышащие и безмерно счастливые. – Что же, – первым пришел в себя Вэй Усянь, хотя дыхание оставалось прерывистым, – к подобному я смогу привыкнуть, Ханьгуан-цзюнь. Как думаешь, сможешь с такой же страстью обладать мной каждый день?       Наглая улыбка темного заклинателя натолкнулась на хитрый прищур в глазах Лань Ванцзи, но прежде, чем ответить, он мягко коснулся губ своего соблазнителя. – Мы и на сегодня пока не закончили, – раздался тихий шепот на ухо.

***

*** – Ханьгуан-цзюнь, насколько высока вероятность, что в годы юности ты звал меня сюда, желая защитить, а не с целью предать справедливому суду? – спросил Вэй Усянь, наслаждаясь осторожными движениями гребня. Лань Ванцзи, несмотря на загруженный график, ежедневно возвращался в Цзинши ближе ко времени змея, поднимал своего блистательно нареченного из постели, помогал ему одеться и собраться, а затем они вместе или порознь отправлялись по делам. Хлопот в последнее время накапливалось невероятно много, так как свадебная церемония должна была пройти через сутки. Почти все гости уже прибыли, люди сновали по Облачным Глубинам бесконечно, и днем, и ночью, чем неимоверно выводили из себя Лань Цижэня. – Первое было единственным моим мотивом, – лаконично отозвался Лань Ванцзи, вооружившись красной лентой, он взялся сооружать на голове возлюбленного аккуратный пучок. – Вот ведь, – недовольно цокнул языком Вэй Усянь, – с этого дня всегда говори со мной прямо, ничего не скрывая, Лань Чжань. Подумать только, сколько времени мы ошибались насчет испытываемых чувств друг к другу. До самого конца первой жизни я оставался уверенным, что ты ненавидишь меня больше, чем лютых мертвецов. – Хорошо, теперь всегда буду более внимательным к Вэй Ину. А еще мы вместе позаботимся об этом, – с этими словами Лань Ванцзи взял руку темного заклинателя в свою и поцеловал три рубца, оставшиеся на теле Мо Сюаньюя после кровавого обряда: его последняя воля, которая пока была загадкой. – Вместе, – повторил, а затем тепло улыбнулся Вэй Усянь. Одиночества больше не существовало, со всеми будущими проблемами они обязательно разберутся общими силами. Прежде, чем отойти, Лань Ванцзи закрепил некий тяжелый предмет на голове будущего супруга. Нелегким он был лишь от непривычки, но темный заклинатель все равно нахмурился. – Что это, Лань Чжань? – исследовав украшение пальцами, оказалось, что в прическу была вплетена увесистая заколка с богатым узором, кое-где угадывалось наличие камней, возможно драгоценных. – Гуань, – тихо ответил он, но решил объяснить. – Глава Цзян отошел в лунные земли раньше, чем наступило твое двадцатилетие, а позже подарить его и вовсе оказалось некому. Так не должно быть, в день совершеннолетия родители или ближайшие родственники должны подарить молодому мужчине гуань, поскольку принимают его как взрослого, целостного человека. Для брата ты уже стал частью семьи, Вэй Ин, поэтому это его подарок для тебя. – Лань Чжань, – только и смог прошептать Вэй Усянь, боясь встать с кресла, чтобы незамедлительно неизящно не рухнуть на пол. Кто бы мог подумать, что Облачные Глубины смогут стать для него истинным домом, убежищем для измученной души, а вместе с ним найдется самая настоящая семья, где поймут и согреют. Примут. И все это благодаря человеку, который в это мгновение опустился перед ним на колени и взял слабые ладони в свои. – Люблю тебя, Лань Чжань, – дрожащим голосом вымолвил темный заклинатель. – Боги, знаешь ли ты, как сильно я тебя люблю? – Больше всего на свете люблю Вэй Ина, – клятвенно произнес Ханьгуан-цзюнь и бережно поднес костяшки пальцев своего будущего мужа к губам, чтобы трепетно поцеловать. Даже в самые лучшие дни прошлой жизни Вэй Усянь не чувствовал себя счастливее. Его родственная душа пообещала, что отныне они со всеми невзгодами будут справляться сплоченно. Вместе.