Синдром Локи

В Управлении Временными Изменениями утро — ну, относительно. Вообще-то первое, что выучивают минутмэны — относительность времени, которая всегда может сыграть на руку или оказаться фатальной. У некоторых на первых порах разыгрывается пренеприятнейший временной синдром, подобный морской болезни — время качает их всех в своей дурацкой относительной колыбели, и от этого нестерпимо тошнит и мутит. Иногда Мобиус думал о том, как легко и приятно жить, не задумываясь обо всём этом. Должно быть, это освобождает — или даёт сладкую иллюзию свободы, о которой так любит рассуждать Локи. Искусственный свет имитировал робкие солнечные лучи на рассвете, только не грел совсем. Мобиус вяло прыскал себе в лицо ледяной водой и завязывал галстук. Слишком туго. Нервы, что ли, шалят? Именно в этот на бесконечность растянувшийся момент и послышался стук в дверь. Настойчивый. — Я не помешаю? Вот он, Локи — тот, кем заняты его мысли всё время, что они знакомы. Бог лжи и озорства, сын Одина, неудавшийся завоеватель, человек и пароход. Он зашёл, не дождавшись ответа, и Мобиус только безнадёжно вздохнул. Ему не особо интересны приличия, а чувство такта, кажется, неизвестно вовсе — и при всём этом безукоризненная вежливость и точность в подборе слов словно приросли к нему второй кожей. Будто подтверждая его мысли, Локи проговорил: — Ужасно выглядишь. Ты вообще отдыхаешь? На себя бы взглянул… Впрочем, на его лице не отображалось и следа усталости. Одет он был с иголочки, стоял так, будто владел этим помещением, и только взгляд выдавал какое-то неизведанное волнение. — Поотдыхаешь тут, — пробормотал Мобиус. — Что хотел? — Только не перебивай! Мобиус, — торжественно произнёс он, — мы с тобой прямо сейчас отправляемся в Эл-Эй, на побережье. Я согласовал наш выходной с Равонной, — протянул разрешение с узнаваемой размашистой подписью внизу. — Там будут твои обожаемые гидроскутеры — как ты тогда сказал? — идеальное единство формы и содержания. Я бы мог с тобой об этом поспорить, но уверен, ты превратишь это в скучнейший дискурс об относительности… Локи тоже был относителен. Он был богом обмана. И при этом был болезненно честен, когда дело касалось не его самого. Он раздавал всем и каждому непрошенные и острые замечания, и, обладая даром видеть людей насквозь, наслаждался вызываемым им раздражением. Ему было больше тысячи лет («Тысяча сорок шесть», — высокомерно уточнил он, будто пылинку с плеча смахнул), а вел он себя лет на двадцать. Попытался приударить за Равонной — совершенно очевидно, не из внезапно возникших чувств, а из надежды провернуть одну из своих очаровательных манипуляций. И сделал это самым несносным образом. Он начал декламировать, кажется, Киплинга, смешивая его с шекспировскими сонетами, а когда Равонна потеряла терпение и назвала его выскочкой и нахалом (зря!), сходу стал впутывать в стихи непристойные лимерики собственного сочинения, повышая голос на октаву с каждым новым четверостишием. Лимерики ещё пару дней отголосками слышались в разных уголках TVA, пока Равонна не пригрозила организовать для всех, у кого слишком длинный язык, курсы повышения квалификации с двухступенчатым экзаменом. Ещё Локи был злым. Не по-мультяшному злобным и строящим планы захвата мира (хотя не без этого), но по-настоящему озлобленным на весь мир. Готовым в любой момент ощериться и отгрызть протянутую навстречу руку. И при этом же он вдруг — Мобиус не ожидал такого — с сияющим лицом сообщал ему, что вот прямо сейчас они отправляются на побережье Эл-Эй, никаких возражений, он уже арендовал гидроскутеры и предупредил начальство. И Мобиуса укачивало в этой лодке под названием «Локи». Укачивало настолько, что он был близок к тому, чтобы потерять бдительность. — Я не просил об этом. Нам сейчас не до выходных, Локи! — Не сопротивляйся, — сказал он с какой-то нарочитой двусмысленностью, от которой у Мобиуса засосало под ложечкой. — Даже Равонна согласилась со мной в том, что тебе нужен выходной — она отпустит нас, если с нами пойдёт парочка минутмэнов, но это не проблема. И вообще, это был сюрприз! — О сюрпризах нужно предупреждать заранее! Локи на секунду нахмурился, а потом захохотал, чуть ли не сгибаясь пополам. Мобиус не сразу понял, что именно сморозил, всё ещё ощущая качку. Чёртов синдром Локи — Мобиус завяз в этом болоте, его то ли зачаровали, то ли он сам себе это внушил. Даже синдромы выдумывает, тьфу! Отсмеявшись, Локи с беззлобной издёвкой произнёс: — О’кей, капитан. Я пошлю тебе письмо за две недели до следующего сюрприза. А сейчас — собирайся. И, — он неопределённо взмахнул рукой, — надень что-нибудь другое, что ли. — Спасибо за совет, выйди вон. — Эй, а как же — поблагодарить? — Но я пока не знаю, за что. К тому же, я понятия не имею, какова твоя мотивация, Локи — ты ведь ничего просто так не делаешь. Локи недобро прищурился. — Я оскорблён в своих лучших чувствах, Мобиус. Не советую меня оскорблять. А если хочешь увидеть мотивацию — посмотри в зеркало, — добавил он и удалился. — М-да. Оскорблять он не советует. Мобиус открыл платяной шкаф, но кроме шести одинаковых костюмов в мелкий рубчик там ничего не было. «Будто ты этого и так не знал, дубина». Посмотрел перед выходом в зеркало — и тоже ничего нового не увидел. О какой мотивации тут идёт речь, неужто он хочет сказать, что таким образом заботится? Качка увеличилась, и Мобиуса начало по-настоящему мутить.

***

— Я же сказал, чтобы ты оделся по-другому. — Я и оделся. Видишь, галстук другой. — Гениально, — кивнул Локи. Побережье было пустынным, шум прибывающих волн казался потусторонним и притягательным донельзя. Сонное солнце с каждой минутой светило всё жарче, солёный воздух с океана чуть облегчал дыхание. Мобиус снял сначала пиджак, потом ослабил удушающий узел галстука и закатал рукава рубашки. Локи, косясь на его манипуляции, самодовольно усмехался. Сам-то достал откуда-то футболку, наколдовав на ней кривую надпись: «Доверять можно только себе». Интересно, это предупреждение, или он вспомнил, о чём они говорили в первый день знакомства? Мобиусу не очень хотелось думать об этом — он уже мечтательно смотрел на ряды гидроскутеров. Но спросил: — Скажи всё-таки, зачем это? Что ты задумал? — Я задумал… Покататься на этих мидгардских штуковинах и понять, почему ЭТО ты называешь идеалом. Когда в Асгарде есть, например, заколдованные колесницы… Что за несправедливость? Мобиус засмеялся: — Асгардские колесницы тоже по-своему идеальны. Но это не то. — Я могу заколдовать ковёр, чтобы он стал летающим, а ты в восторге от какой-то кучи металла на дизельном топливе! — Мы ещё посмотрим, кто от чего будет в восторге. — Неясная растерянность заставила его спросить ещё раз: — Так значит, никакого второго дна? Просто выходной? — Я не собираюсь говорить тебе: «Доверься мне». Вот, можешь прочитать, что у меня написано, — Локи обогнал его и ещё раз продемонстрировал надпись на футболке. Поразительная откровенность от бога обмана. Вопросы кончились, осталось только нетерпение и передавшееся от Локи волнение. Чёрт бы его побрал. Они шли молча к самому концу пляжа, и время растянулось на бесконечность океана. В этой прозрачной безмятежности мог пройти целый час, а потом оказаться, что всего лишь пять минут. Мобиуса не укачивало.