Цветик

Цветок засохший, безуханный, Забытый в книге вижу я; И вот уже мечтою странной Душа наполнилась моя:

Где цвел? когда? какой весною? И долго ль цвел? и сорван кем, Чужой, знакомой ли рукою? И положен сюда зачем? На память нежного ль свиданья, Или разлуки роковой, Иль одинокого гулянья В тиши полей, в тени лесной? И жив ли тот, и та жива ли? И нынче где их уголок? Или уже они увяли, Как сей неведомый цветок?

***

— То есть, мы не подруги больше?.. — Произносит отрывисто, тяжело заканчивает предложение и льнёт ближе, проводя щекой о голое колено, — А кто тогда? Младшая смотрит на неё растерянно, бегает глазами, но останавливать не хочет. Наблюдает, что же будет дальше, пока сердце внутри уже кувалдой пробивает себе выход наружу. Бросает в жар, из-за чего две верхние пуговицы рубашки становятся расстёгнутыми, открывая взор на ключицы, по которым сразу же проводит чужая рука. Мурашки ползут по спине. Нет. Пробегают. А кто тогда?.. — Не знаю, — Отвечает на последнем дыхании. Света проводит языком по верхним зубам своим, скользит ноготком по цепочке, что висела на шее Цветика. Отрывается от глаз, заинтересованно рассматривая гравировку кулона, а затем ползёт ниже.. — А я зна.. *** — Иди ко мне, солнце, расплетай косы! Расплетай косы! — I got love fee-e-el! I got you my mi-ind! Дом содрогался от громкой музыки, что слышна была в каждом уголке их нескромной обители и за её пределами. Децибелы превышали допустимую норму, но девушек это сейчас особо не волновало. Тела двигались в активном ритме, полностью отдавшиеся мелодии. Сегодня у них был незапланированный выходной, которому пацанки были очень даже рады, полностью посвятив его себе. — I got love my ski-ill! — My la-la-la-la-lo-o-o-o-ove-e! Долиашвили подпевала вместе с Цветаевой, аккуратно прижимая подругу к себе за талию. Остальные одноклассницы танцевали рядом, тоже не отставая от них. Редакторы снимали пацанок для эксклюзива в их телеграмм канал, который начнёт пополняться совсем скоро, с наступлением осени. Сейчас был момент, когда можно было полностью забыться и оставить всё на потом. По-настоящему счастливый момент. — Я в последний раз так радовалась в детстве, когда меня конфетами сестра угостила, — Поделилась с Есенией Карина, максимально приблизившись к её уху, пытаясь перекричать песню, что подходила к концу. — Да-а, а я, когда мне куклу подарили, — Крикнула ей в ответ одноклассница, прижимая к себе Дольку ещё ближе. За такое короткое время они смогли заменить самых близких родственников, которые принесли столько боли в их жизни. Такие раненые души нашли друг в друге любовь и поддержку, которой им всегда не хватало, резвились, будто маленькие дети. Мелодия завершилась, позволяя девочкам немного передохнуть после импровизированных танцев и отдышаться. Большая часть коллектива ушла на кухню, среди них была и Есения, решившая, что стакан воды сейчас будет отличной идеей. — Еська-а, я тебя так люблю-ю, — Уткнулась ей в шею Айыллаана, в ту же секунду подняв девушку на руки, и начав кружить её вокруг себя. Цветаева заразилась громким хохотом, чуть ли не выронив бокал с прозрачной жидкостью в нём. — Ое-е-ел, прекрати-и-и, — Умоляла её подруга, не прекращая смеяться, схватившись за рукав чужой футболки. — Это что у вас тут за лобзанья? И без меня? — Их идиллию прервала Карина, внезапно обернувшаяся на парочку подруг, которым и дела, кажется, не было до других. — Присоединяйся! — Крикнула ей Макарова, улыбнувшись лучезарной улыбкой, — Мы не против, пупсик. — Кто бы мог подумать, что без алкашки можно так охуенно проводить время, — Произнесла Романова свои мысли вслух, заставив всех пацанок согласится с ней, а некоторых пустить смешки. — Мы такими темпами и пить бросим, — Её тёзка усмехнулась, выпив глоток воды из стеклянной кружки. — Я была бы не против. — Ну что, дорогие мои, какую песню дальше заказываем? — В помещение вошла Дарья. Женщина, что жила с пацанками круглосуточно в одном доме. Заботилась об их состоянии, готовила и стирала их вещи, была с ними во время съёмок и вне их. Есения очень полюбила Дашу, что всегда поддерживала её во время психологии, прижимая к своему тёплому плечу, разрешая намочить новую футболку горючими слезами наедине. Временами женщина проносила ей маленькие конфетки, подкармливая в тайне от всех худенькую Есю, накладывала ей побольше еды, заставляла одеваться теплее. Брюнетка лишь умиляясь лишней заботой, называла девушку «мамой», которой она, к сожалению, лишилась в подростковом возрасте. Иногда и правда не хватало тёплых рук, что её по-родному к себе прижимали, нежных поцелуев в щёчку перед испытаниями, добрых фраз, заставлявших улыбаться. — Я знаю, я знаю! — Воскликнула Федоренко, подскочив со стула так, что он со звонким ударом упал на пол, — Еба-а-ать, девки! Такое щас включу! Тако-ое включу щас! — Она подбежала к Дарье и шепнула название песни на ухо, быстро отстранившись, после этого. Девушка только кивнула ей, слегка улыбнувшись, и начала вбивать его в поисковую строку на телефоне. — Сеньк, — Окликнула её шёпотом Карина, — Обещай мне, что мы после проекта с тобой тоже будем общаться, — Положила голову на стол, смотря на Сеню своими щенячьими глазками. Зрачки напоминали маленькие пуговки, радужка сияла светлым цветом, напоминая чем-то отблески серебра. Знакомая мелодия заиграла на всю громкость, заставив одноклассниц подскочить со своих мест, и начать подпевать слова наизусть. Маша взяла подушку, начав танцевать с ней вальс, Поцелуева вместе с Адаменко, как главная пара проекта, Алина кружила на руках сопротивляющуюся Веру, что звонко смеялась, во всё горло. Может.. это и есть тот дом, о котором они мечтали всё своё гнилое детство? — Обещаю, — Есения прилегла рядом, взгляда не отводя от подруги, — Обещай и ты мне. — Обещаю. Сейчас и не хватало этой детской клятвы, что в юные годы значило огромное обязательство перед человеком. Так взять, и оказаться на секундочку детьми.. поиграть в догонялки, обмазать соседа кашей невкусной, а потом получить ложкой по лбу. Съесть печенку, обязательно помочить её в топлёном молоке, оставить обмякший кусочек там, а потом ловить его от туда ложкой маленькой и наивно возмущаться. Всё то, чего они так и не дождались в раннем возрасте. То, что у них когда-то отняли, заставив повзрослеть и столкнуться со страшным миром. Девушки прониклись друг другом за такой короткий промежуток. Карина Есению берегла, не хотела, чтобы отношения их дружеские заканчивались. Общение складывалось легко, без какой-либо наигранности. Ещё с первого дня, когда Цветаева подошла к ней познакомится, заметив неприметную девушку, сжавшуюся в уголке клетки. Она не нашла здесь человека добрее, чем Долиашвили, которая одним своим видом пробуждала тёплую улыбку на лице. С ней хотелось общаться ещё и ещё, и странно было то, что за такой короткий промежуток времени они стали друг другу родными. Горе действительно сближает. — Только.. давай не будем ссориться? — Карина улыбнулась наивно так, словно ребёнок маленький, протянув ей мизинец для скрепления клятвы. — Никогда, — Цветаева приподняла уголки обкусанных губ, приняв скромный жест, и рука сама потянулась к шевелюре Долиашвили, что блаженно прикрыла глаза. — То-о-олько-о-о, — Послышалось совсем рядом, — Рюмка водки-и на сто-оле-е, — Поцелуева пела во всё горло, перекрикивая, кажется, даже Лепса, который играл из колонки. — Ветер плачет за окно-ом.. ти-и-ихо-о-о, — От неё не отставала Федоренко, подпевая девушке в беспроводной микрофон. От куда у них, блять, микрофон? — Болью-ю отзываются во мне-е-е.. Их дуэт решила разбавить Лиза, запрыгнув на Макарову со спины, что явно не ожидала такого. Обе пацанки повалились на пол с громким хохотом, изредка похрюкивая. — Этой молодо-ой Луны..кри-ики-и.. — Обезьяны, — С каплей насмешки произнесла Есения, что в туже секунду подпрыгнула со своего места, потащив Карину за собой, желая влиться в этот бардак и стать его целенаправленным участником. — Тогда уж свиньи. *** Мысли путались, совершенно не обращая внимания на остальных девушек, что сейчас изливали свою душу. Спина, по которой пробежали мурашки от холодного ветра, сгорбилась, руки сильнее укутали тело в тёплый плед. Подруги, что сидели по обе стороны от неё, синхронно склонили головы на плечи Есении, желающие разделить её горе между собой. Все трое сидели под одним покрывалом. Пацанки находились на очередной психологии, выворачивая свои рваные души наизнанку, делясь своими проблемами со всей Россией. Любовь Розенберг сочувственно глядела на, сидящую напротив неё, Алину, которая делилась печальной историей из своего детства. Жалость пробирала до кости, хотелось сжать девочку в своих объятиях и поделиться с ней своей любовью, так сильно им всем необходимую. Сложно было представить чего она только натерпелась за свою жизнь, сколько боли пережила от родных ей людей. И вес не делал её хуже других, она была добрейшим человечком, которому, как и другим одноклассницам, не повезло с жизненной судьбой. — Алина, — Прошептала Цветаева, пытаясь через простое слово передать ей свою поддержку. Она потянулась через ряд, чтобы обнять Буслаеву, и пацанка приняла эту заботу, уткнувшись в чужую шею и заревев горькими слезами, не пытаясь сдержать их, — Ты очень хорошая девочка, ты не виновата.. В какой-то степени их истории были похожи. Это пугало. Пугало то, что половина всего, что сейчас рассказывала Алина была и у Есении. — Мне тяжело, Сень.. — Прошептала ей в ответ коротко стриженная, попыталась успокоится, даже отстранилась от приятельницы, тяжело дыша и изредка всхлипывая, от нахлынувших воспоминаний. — Ты не одна, мы рядом, зайчик. Сеня окончательно отстранилась от одноклассницы, приподняв уголки губ в грустной улыбке. Сердце истекало жалостью и обидой на этот мир, несправедливость которого хлестала из открытых щелей. Почему такие солнечные люди вынуждены страдать от гнусных, недостойных внимания? Глаза намокли от боли, что кипятилась внутри, подушечки пальцев закололи. Есения переводит свой взгляд на Сёмину, что сидела рядом, а затем мельком пробегается по другим, смотрит глазами своими, хлопает ресницами печально, сталкиваясь взглядом с ней. Токарову разряд тока ударяет резкий, больной такой. Внутри неприятно стало, она взором своим кратким смиряет подругу, а в нём обида читается. Сердце падает, словно с моста срываясь, но блондинка только нервно сглатывает и прячет всё. Злость внутри Свету ест, колит сильно иглами. Она отворачивается от брюнетки, смотрит куда-то на землю и кажется, что уже все догадались о том, что между ними происходило. Но девочки только Алину успокаивали, всё внимание своё на неё переводя. — Вы друзья до сих пор? — Шепчет Токаровой на ухо Романова, поддерживающе гладит по спине рукой. — Не знаю, — Мотает головой из стороны в сторону, теряется, — Я уже ничего не знаю, Маш. Цветаева садится на место, к подругам своим, но чувствует, как затылок её чей-то взгляд снова прожигает. Это она. Еся знает. Еся чувствует, но ничего сделать не может. Боится. И хочется сейчас посмотреть назад, улыбнуться и словить такую же добрую улыбку.. но не может. Айыллаана ободряюще хлопает по плечу, прижимая к себе девушку. В макушку целует, запах волос свежий вдыхает. Карина ложится на Есению телом своим и обнимает крепко. Становится спокойнее немного, теплеет что-то внутри. Сеня улыбается благодарственно, чувствует их заботу и каждую в щеку целует. — Сень, ты так поддерживаешь своих одноклассниц. Может, позволишь им поддержать себя? Расскажешь, что было у тебя? — Розенберг удобнее усаживается на стуле, переводя свой взгляд с одной ученицы на другую. У Цветаевой всё падает, как только она своё имя слышит. Что-то подобное она чувствовала, когда в детстве выходила к доске в школе, но даже это были цветки. Еся не любила себя жалеть. Не любила, когда её жалеют. Она могла отдать всё другим и не оставить ничего себе. Потому что не считала, что она чего-то заслуживает. Потому что слёзы – это слабость. Потому что если ты слабый, то никому не нужен. И сейчас, сидя на стуле, чувствовала себя уязвимой, никому не нужной. Боялась заплакать. Боялась показаться слабой. Сдерживала всё в себе, не хотела показывать кому-то свои шрамы на душе, рассказывать о том, от куда они взялись. Сеня опускает глаза в пол, воспоминания застилают разум, не оставляя свободного места и сжимают в своих мёртвых тисках боли. — Ну.. — Мямлит она и на стуле ёрзает. Любовь смотрит на неё своим выжидающим взглядом терпеливо, не торопит девочку, — Это были слова девочки из параллели. Слово в слово, она мне тоже самое говорила, — Она натягивает на себя улыбку бессовестно яркую, через которую сочится столько отчаяния к этому грязному миру. *** Половицы скрипят под ногами девушки, что оглядывается, рассматривая комнату. Яркие постеры, картины нарисованные собственноручно, разукрашенная мебель. Всё пестрело, не было свободного места на стенах. На полу валялись пустые коробки от медикаментов, шприцы, пластыри, в углу одиноко забился мяч. Посредине комнаты стоял, потёртый временами, кофейного цвета диван. Напротив него тумба, занятая небольшим телевизором. Еся неспешно разглядывала каждый сантиметр, находя кое-какие сходства со своей комнатой. Те же наклейки, картины, рисунки, заклеенные заместо скотча жвачками. От такого подобия мурашки заскакали на худом теле. Не хотелось снова вспоминать тот дом. Внезапно, телевизор заработал. Свет освятил помещение, заставляя пацанку неприятно морщиться, и на экране показалась низенького роста девушка. Светленькое зализанное каре, неприметные черты лица, синяк на скуле, серёжка в носу. Цветаева склонила голову вбок, ожидая дальнейших действий, разглядывая особу. — Я тебя ненавижу, — Заговорила она, — Я ненавижу тебя и буду ненавидеть до самой смерти, тварь, — В глазах читалась горящая ненависть. Либо девушку действительно что-то сильно обидело, либо она очень хорошо умела играть, — Ты мерзкая сука, ты противная, поняла? Решила, что тебе можно все? Нет. Я знаю, что ты сдохнешь в канаве вместе со своим папашей!.. а.. да. Я совсем забыла, — Её лицо озарила наглая ухмылка, — Он уже давно там. И ждёт те.. Удар. По плазме прошлась крепкая рука, оставляя неприятный след, а затем какая-то бита, которая попалась в том же углу, где лежал мяч. Изображение исказилось, голос был не таким, как раньше, слова было уже невозможно разобрать, но ярость не уходила. Есения избивала несчастный телевизор, не желая оставить на нём и следа живого места. Она узнала. Узнала эти слова. Слова, которые принесли ей столько боли в подростковом возрасте. Слова, из-за которых она провела в подушку три ночи подряд. Редакторы позаботились, даже одежду ту же выбрали ей, суки. Обида захлестнула большой волной, Есения будто ощутила всё снова. Снова стояла там и выслушивала всё заново, только вместо того, чтобы принести боли обидчику, она сейчас причиняла вред экрану телевизора, желая избавиться от ненависти, прилипшей едкой слизью внутри. Только когда телевизор был полностью разбит, она обратила внимание на свои руки, тянущие от сильной боли. Из ладони сочилась кровь, оставляя за собой мелкие капельки на полу, стекая по локтю..окрашивая собой деревяшку, что уже валялась где-то рядом. Видимо поранилась, когда треснула по экрану рукой, только вот моральная боль превосходила физическую, из-за чего брюнетка не сразу поняла что произошло. *** — Она шпиняла меня до четвёртого класса. Ну, могла избить, если было плохое настроение, — Сжимает скулы, чтобы не выпустить рвущиеся наружу слёзы, — Я терпела. И приходила домой с синяками, с садинами и молчала, потому что она меня вечно запугивала, — Шмыгнула носом, ощутив на колене руку Макаровой, что поддерживающе сжимала кожу, — Потом я не выдержала. Рассказала обо всём папе, он пошёл к директору, чтобы во всём разобраться и с того момента меня возненавидела вся паралелль и несколько классов постарше. Эта пиздючка настроила всех против меня, понимаете? — Она подняла свой, полный растерянности взгляд на психолога и увидела такой же, только сочувственный, — Старшеклассники об меня тушили бычки сигарет, срывались, одноклассники могли запереть в кабинке и сказать, что я прогуляла урок. Это были годы ада. Я хотела, чтобы эти суки однажды они забили меня до смерти, а потом поплатились за всё. А потом я познакомилась с нехорошей компанией. Очень нехорошей.. но хорошей, — Она снова улыбнулась, словив на себе грустный взор от Карины, что успокаивающе водила по спине своей ладошкой, — Они меня и курить научили и пить, заступались за меня, показали, как правильно отпор обидчикам давать. Мне тогда было только четырнадцать. Научили драться, — Притихла, — Я помню от туда Сашу. Саша, привет, если ты это смотришь! — Она помахала рукой в камеру, разбавляя угнетающую атмосферу, вызвав смешки у некоторых, — В школе я стала, типа, авторитетом. Вечно ходила с этими ребятами и меня не трогали. Меня, типа, стали уважать. Тогда я поняла, что значит место в социуме. Пиздила, издевалась.. но слабых я никогда не трогала. Слабых наоборот защищала, — Облизнула обветренные губы, размышляя, — И знаете, не смотря на то, что это были очень мерзкие времена, они мне понравились больше всего из моей жизни, — Закончила она. — Скажи, а что ты чувствовала, когда мстила всем, кто тебе принёс столько боли? Что ты чувствуешь сейчас? — Любовь заинтересованно склоняет голову, слегка тряся своими блондинистыми кудрями. — Ну-у, типа.. не знаю. Превосходство над ними какое-то. Типа, нихуя, смотрите чё могу.. я тоже вас пиздить буду.. и..сейчас.. мне просто плохо, — Хорошенько задуматься над этим вопросом заставили. — Но в этом же нет ничего смешного. Почему ты сейчас улыбаешься? — Розенберг нахмурилась, не сводя глаз с ученицы. — А чё мне плакать что-ли? — За больное тронули. Цветаева начала сильнее на стуле ёрзать, собирая на себя все взгляды находящихся тут. — А почему нет? Разве люди улыбаются, когда чувствуют себя плохо? Молчит. Молчит и хочет провалиться под землю, лишь бы не отвечать на такого рода вопросы. Стыдно. Непонятно. Страшно. Отчаяние бьёт где-то в районе груди, Сеня просто не знает, что ответить. Что ответить на вопрос, ответ на который ты не знаешь сам? — Хуй знает, — Поджимает губы, рассматривая носы своих чёрных сапожек и гнусавым голосом продолжает, — Мне в детстве говорили, что плакать плохо. У Долиашвили, кажется, сейчас слёзы из глаз покатятся, настолько было больно и знакомо это слышать. А Любовь недовольно головой мотает, сжимая губы в тонкую полоску. Недовольна она ответом. — Слёзы – это наша базовая реакция, Еся. Я хочу, чтобы ты поняла, что плакать абсолютно нормально, — Теперь она обратила своё внимание на всех, — Чем больше вы, девочки, сдерживаете себя в эмоциях, тем больше риск урона на психическое и физическое здоровье, — И снова смотрит на ученицу проницательным взглядом, — Кто тебе говорил, что плакать плохо? — Отчим, — Слишком тихо и растерянно. — Он когда-нибудь показывал при тебе свои слёзы? — Нет. — Вот именно. Наши родители порой хотят из нас вырастить стойких и храбрых людей, но у них это не выходит, потому, что когда-то в детстве они так же были лишены поддержки. От таких же родителей. Они включают запрет на эмоции в надежде на то, что это поможет нам в будущем, но это только вредит, родная, — Она сочувственно глядит, поправляя на себе плед. Любовь выглядела божьим ангелом, что в любой момент может спуститься к тебе и оказать свою помощь. Прекрасная женщина. — Порой родители хотят нас огородить от жестокого мира, но запирают нас в нём, сами того не замечая. Я хочу, чтобы ты это поняла, Есь. Сейчас ты не одна. Оглянись, посмотри сколько девочек тебя сейчас поддерживают. Сеня уверенно кивает головой, всё больше и больше вникая в слова психолога, чувствуя сейчас поддержку от каждой, кто здесь находится. Некоторые одноклассницы положили руки на плечи Цветаевой, чтобы показать: «Мы здесь. Мы рядом». Карина обнимала одной рукой, Айыллаана другой, в поддерживающем жесте скрепляя вторую на колене у подруги. — Ты справишься, котёнок, — Шепчет откуда-то сверху Сёмина, крепче сжимая чужую кожу. — Мы тебя любим, — Согласилась с ней Диана, которую Есения неоднократно поддерживала, позволяя намочить свою рубашку слезами. — Столько человек, которым на тебя не все равно. Твои проблемы не заслуживают смеха. Их не стоит обесценивать. Ты помогаешь всем и ты заслуживаешь взаимной помощи. Ты можешь плакать, не беспокоясь о том, что тебя кто-то осудит! — Подводила Розенберг итоги, — Я хочу, чтобы ты, Еся, сейчас дала мне обещание. Я хочу, чтобы сейчас все девочки дали мне его. Пообещайте то, что вы никогда больше не будете ставить себе запрет на эмоции. Что вы никогда не будете строить из себя сильных людей, если вам по-настоящему плохо. Из разных мест послышались краткие «Да», «Обещаю», и Еся поняла, что она находится в правильном месте. Аня не зря подала за неё заявку, не зря отправила её на проект, не зря уговаривала её полторы недели. Здесь ей помогут. Здесь её понимают. Сама сначала не заметила, как по щекам что-то потекло, оставляя за собой мокрые дорожки. Только потом дошло, что это слёзы. Слёзы, изливать которые она запрещала себе с тринадцати лет, ссылаясь на слабость. Лёгкий страх дёрнул её внутри, испуганно девушка тут же подняла руку, чтобы их смахнуть, пока никто не заметил, но чья-то крепкая рука остановила её, не позволяя этого сделать. Айыллаана отрицательно мотнула головой, развернув лицо подруги к себе. — Не надо, Сень, — Еле слышно произнесла она, бережно принимаясь сама стирать чужие солёные капли с лица, — Не надо, пожалуйста. Прижимает одноклассницу к себе ближе, позволяя зарыться в её одежды и слышит глубокий рваный выдох, за которым следуют тихие всхлипывания. Еся благодарна. Но благодарить сейчас сил нет, Макарова всё прекрасно понимает. Карина успокаивающе гладит по голове, пытаясь скрыть от ненужных объективов камер, что были направлены на неё. Некоторые встают со своих мест, позволяя себе поддержать брюнетку. Сёмина целует в макушку, Романова, что не первый раз видит слабость девочки, поправляет выбившиеся из причёски пряди, Адаменко шепчет успокаивающие слова на ушко. — Сенечка, ты такая хорошая, — Подбадривает её Диана, оставляя лёгкий «чмок» на лбу, — Ты можешь плакать столько, сколько захочешь, я буду рядом с тобой, как ты со мной. Сеня медленно поднимается с чужого тела, вытирая покрасневшие от горя глаза, подмечая, что все сейчас снимают только её. Шмыгает носом, хлюпает, облизывая обсохшие губы. Не любила она это лишнее внимание, но сейчас было жизненно необходимо выпустить рвущиеся наружу чувства. Они здесь. Они рядом. Её никто не осудил, и никто не сказал, что она нытик. Даже Маша, которая уже видела её в таком состоянии. Еся понимает, что это первый раз, когда её слёзы так открыто снимает объектив, и что многие одноклассницы впервые видят её такой. Уязвимой. От осознания проносится по коже разряд, приносящий мимолётную боль и жжение, но Еся отмахивает их так быстро, и выравнивает дыхание, благодарственно улыбаясь всем, кто к ней подошёл. Даже Поцелуева сзади хлопает по плечу, тоже в стороне не осталась. Такое количество внимания к своей персоне даже заставляет потеряться на несколько секунд, пока психолог не возвращает её в реальность. — Видишь? Никто не отвернулся от тебя. Всем бывает тяжело, Еся, — Женщина лучезарно улыбается ученице, через которую ей, словно жизненные силы передаются. Она медленно кивает, — Я хочу, чтобы ты дала мне сейчас то же обещание. Постарайся не скрывать от других свои слёзы. Постарайся не скрывать их от себя, в первую очередь. — Хорошо, спасибо. Я постараюсь. *** — Сенёк, принеси ножи, пожалуйста! — Попроси Дашу, я сейчас занята! Очередной день, а значит, что очередные съёмки. Камеры включены, свет настроен, девочки работают. На территории дома пацанкам устроили небольшое испытание. «На выдержку», как назвала его Цветаева. Большой усатый дядечка, появившийся из ниоткуда на их небольшой полянке, познакомился с ними без особого энтузиазма, разделил их на должности общепита, объяснив, что сейчас девушкам предстоит обслужить гостей, которые должны придти с минуты на минуту, и вести себя ученицам нужно будет подобающе, как настоящий персонал. Есении досталось почётное место метрдотеля, о существовании которого она не знала до сегодняшних дней. Ей кратко объяснили кто это и что входит в обязанности этой профессии, но это было уже за кадром, перед основной подготовкой. Основное уловила, а значит не проебёт. Хотя, пессимист внутри неё подсказывал о том, что брюнетка слишком уверенная в своих действиях. В качестве гостей к ним пожаловали престарелые люди, достаточно придирчивые к действиям пацанок, всячески пытающиеся вызвать их на эмоции. Но по крайней мере пока что всё шло хорошо. Еся отлично справлялась с, возложенной на свои хрупкие плечи, задачей и умело руководила подчинёнными, лишь изредка принимая особо важные заказы. — Вы заказали овощи на гриле и белое полусухое вино, я правильно вас услышала? — Повторила заказ Цветаева миловидной на вид женщине, что сидела за столиком со своей подругой. — Да, всё верно, — Кивнула головой та и развернулась, чтобы продолжить разговор со своей приятельницей. Есения быстро прошмыгнула в сторону кухни, что находилась у них на соседней поляне недалеко от гостей, и передав им свой заказ, направилась к бару, чтобы получить заветный бокал вина, который сейчас сама бы с удовольствием выпила. — Белое.. полусухое, — Продиктовала брюнетка Айыллаане, стараясь не смотреть в глаза её «коллеге». Света стояла рядом, скрестив руки на груди. Её взгляд безразлично метался по земле, рассматривая каждую травинку, нога выводила непонятные узоры, когда сама девушка была абсолютно спокойна. Снова. Всё опять катится в пизду, хотя казалось, ниже некуда. Они всё уже обсудили в тот вечер, решили остаться друзьями. Рассудили, поняли, что между ними нет и не может быть никаких чувств. Тот вечер был лишь глупой картинкой, что действовала с помощью алкоголя. Но с каких пор они снова начали избегать друг друга? Токарова не помнила. Помнила лишь то, что сейчас они вроде как должны быть подругами. Вот только глазки мечутся каждый раз, как только они стараются подать эти «признаки дружбы». Может им просто не хочется друг с другом общаться? И кто всё это испортил? Цветаева, которая затеяла всю эту игру в «дочки матери», дав блондинке роль своей подруги? Или блондинка, которая ею совсем не хотела быть? А кем тогда хотела? — Как дела у тебя? — Вырвалось изо рта быстрее, чем Света успела об этом вообще подумать. Блять. Девушка после осознания резко прикусила себе язык, ощутив сильную боль и лёгкий привкус металла. Глупо. Еся от такого сначала даже поперхнуться воздухом успела, переводя взгляд с бутылки спиртного, что Макарова разливала по стаканам, на одноклассницу. Хлопает своими ресницами, ушам своим не верит. Вечно непослушные блондинистые волосы спутались ещё сильнее, вызывая острое желание расчесать их рукой. Глаза смотрели так проницательно, что казалось, сейчас разденут её полностью, узнают все секреты её, и от того мурашки побежали по бледной коже. Пухлые губы искажали еле заметную улыбку, которую она на себя натянула лишь ради приличия. Смиряет её оценивающим взглядом, ждёт ответа на свой вопрос. — Нормально, — Только и говорит Есения, так и не осмелившись ни на что большее. Быстро забирает свой готовый бокал с алкоголем и ретируется, так и не поняв что сейчас произошло. Что она хотела услышать? А Токарова и сама не знала, что она хотела. Сенька чувствует, как сердце начинает колотить в три раза сильнее, отбивая тревожные молоточки, а во рту пересыхает всё, пока она несётся с этим заказом к нужному столику. И кто её вообще просил, блять? Нахуя вообще это было спрашивать? Столько дней не общались и тут ты решила жест доброй, блять, воли оказать? От возмущения, что потихоньку накипает внутри, становится жарко. Размышления только путают её, заматывая в свой несвязный кокон, голова кипит от количества мыслей, что в ней начинают вариться. Желание подойти и высказать всё однокласснице растёт с каждой секундой. Чего ей, блять, нужно? «Но ты сама же заварила эту кашу, предложив остаться друзьями».. «А между друзьями бывает такая хуйня?».. «Нет, только между па..» — Сенёк, помоги мне, пожалуйста, — Кричит из другого конца поляны взволнованная Долиашвили, которой должность управляющей явно пришлась не по вкусу. Бедная девочка металась от одного стола к другому, и каждый требовал от неё чего-то. Благо, находилась под верным крылом помощи у Есении, что хоть и не работала в общепите, но чувствовала себя намного увереннее, чем Карина. Мысли уходят на второй план, напоминая, что сейчас она находится на задании, и единственная ошибка может завершить её пребывание в школе Пацанок. Но маячок с изображением Светика всё ещё мельтешит перед глазами, не давая полностью сосредоточиться, что начинает потихоньку выводить из себя. Закончив со своим заказом Есения мчит к подруге и помогает ей разобраться с очередной проблемой, умело стараясь избегать конфликтов с гостями. — Сень, ты лучшая, — Хлопает её по плечу Долька, мягко прижимая к себе в знак благодарности. — Да ладно тебе. Главное нам это всё закончить, — Обнимает её в ответ Цветаева и тут же слышит недовольное фырканье за своей спиной. — Девушки, а нам долго ждать, пока вы наобжимаетесь? Я, например, зову вас уже третий раз! — Ворчит недовольная женщина сзади, заставляя их резко отпрянуть друг от друга и нахмурить брови. — Что вы хотели? — Есения терпеливо сжимает губы в тонкую линию, сглатывает ответ, что так хотел вырваться наружу. Ещё немного и она не выдержит... *** — Давайте, бабоньки, за нас! Очередной стакан залпом проливается внутрь, заставляя всё тело расслабиться ещё больше и отдаться музыке, что лилась из колонок. После тяжёлого «рабочего» дня девушки решили, что им необходимо расслабиться, а значит, смести всё, что у них осталось на столах после гостей, которые ушли рассерженные, голодные и недовольные сервисом. Девушки не справились с этим испытанием, но поводов для уныния не видели. Наоборот, были даже очень рады, когда обнаружили, что алкоголя осталось предостаточно и можно устроить свою импровизированную вечеринку, тем более, их никто не останавливает, а значит, что правилами это не запрещается. — Дах, подлей мне ещё немного, — Обращается к Поцелуевой Цветаева, обнаружив у той в руке бутылку со спиртным. Девушка, в свою очередь, выполняет просьбу, и чокается бокалами с одноклассницей. — Бля, пиздец мы работники конечно, — Блондинка отпивает глоток, расслабленно улыбается, — Щас опять нахуяримся в дрова. — Да похуй, сегодня можно, — Есения повторяет за ней действия и откидывается на стену, стоящую сзади. Дарья только кивает на её слова, выискивая кого-то в толпе глазами. — Что у вас с Дианой? — Спрашивает неожиданный, даже для себя, вопрос Сеня, ловит удивлённый взгляд приятельницы и тут же жалеет о сказанном, — Бля, прости. Хуйня вопрос, наверное. — Всё ок. Мы просто расстались, — Не знает почему, но хочется кому-то выговорить всё, что на душе накопилось за время долгое. Пусть даже и Цветаевой, у которой на личном фронте у самой не всё гладко, — Она решила, кажется, что компания Веры её больше привлекает. Мне это не понравилось, — Довольно спокойно объясняет она, в очередной раз прикладывая губы к бокалу. Еся усмехается, вспоминая, как Адаменко активно интересовалась раньше её личной жизнью. Спрашивала, как у них со Светой, придиралась, что они такие глупенькие, разобраться не могут. Давала различные советы, подталкивала к первому шагу обеих. У самой то, как оказалось, всё не лучше. Конечно, нужно было разобраться в ситуации лучше, а не судить с одной колокольни, но выпившую брюнетку это сейчас несильно волновало. Кажется, она нашла себе собутыльника на оставшийся вечер. — Охуеть. Типа изменила тебе? — Хлопает глазами, делая их размером с монеты пятирублёвые и тоже начинает в толпе взглядом Диану искать. Находит. В компании Федоренко, приобнимающей одноклассницу за талию. — Не, она мне не изменяла. Мне просто это не понравилось, — Поясняет Даша, печальным взглядом обводя парочку, — Она мне ещё потом доказывала, что между ними ничего нет. Ну я не знаю, короче. Хуйня полная, — Делает ещё глоток. Еся улыбается, а в груди мелкими комками ни с того, ни с сего начинает наседать жгучее чувство неприязни, причину которого она определить так быстро не могла. Недавно спокойные и положительные эмоции сменяются тревожными, угнетающими, подгоняя под неё страшные тучи, которые девушка, словно назойливую муху отгоняет от себя. Брюнетка поддерживающе хлопает блондинку по плечу, слегка сжимая. Не знает, что в таких ситуациях говорить надо, а Поцелуева в них и не нуждается, кажется. Разговор идёт абсолютно непринуждённо, словно они так всю жизнь общаются и ничего особенного нет, но что-то мешает. Что-то мешает. — Бабы, что с них взять, — Только и произносит она, чтобы совсем не утонуть в пучинах собственного волнения, засевших глубоко внутри. Она оглядывается по сторонам, словно ищет кого-то. Пытается сфокусировать взгляд на одной точке, но с каждым разом получается это всё хуже. В голове, словно нитка на моток, на Есю мотают одну единственную мысль. Что-то должно произойти. Что-то должно произойти.. Всё слишком быстро и резко, нет большего времени на размышления. Просыпается океан, волнами начиная разносить всё изнутри в щепки. Брюнетка закусывает больно губу, чтобы хоть как-то начать успокаиваться, привести себя в чувства, но всё тщетно. — А у вас как с Токаровой? — Слышит она и дергаётся незаметно от упоминания фамилии. Взгляд сам начинает искать её, пока девушка неосознанно генерирует ответ в голове, но не справляется, потому что глаза не могут найти беловолосую макушку. Блять, где она. — Никак. Мы не общаемся, — Бросает первое, что приходит на ум, совершенно не обращая на это внимания. В голове заевшей пластинкой играет образ блондинки, которую она не может поймать своим взором. Её просто нет на поляне. И ничего в этом страшного нет, Еся понимает. Но болванчик внутри о стену бьётся, кусает её до боли, нервничает, — И где она вообще? Что-то должно произо.. — В дом пошла вроде, — Отвечает ей Даша, не замечая её волнительного предчувствия, — По хорошему вам поговорить нужно, Сень. Опять одна и та же пластинка, зазубренная ими, и уже сотый раз играющая. Брюнетка недовольно цокает, но немного успокаивается, когда слышит весть о том, что та находится в помещении. А что она там делает? А почему ушла? Понимает, что её впринципе ебать такие вопросы не должны, отмахивается. Не её дело с кем она там и что делает. Выпивает весь стакан залпом, вроде как находит в этом утешение. Потихоньку начинает успокаиваться, так и не разобрав внезапный порыв волнения к этой персоне и разворачивается к Даше полным корпусом. — Нам с ней не о чем разговаривать, мы просто друзья. Самой уже от этих слов смешно и тошно становится. Она снова дёргает нервно рукой, нечто внутри неё начинает отгрызать от неё по кусочку. Что-то должно произойти. Навязчивые мысли становятся всё громче, на помощь она снова хочет призвать алкоголь, но к её огромнейшей горести бутылка оказывается пуста, а бокалы вылизаны досуха. Придётся идти к столу, чего сейчас очень не хочется. Кусая внутреннюю сторону щеки, чувствует, как паника снова начинает возрастать, ощущает, как сердце сейчас стучит ей наружу. Делает глубокий вдох, пытаясь разобраться в тисках этого лабиринта, чем загоняет в тупик себя ещё больше. Всё тщетно. Лицо становится бледным, а губы наоборот, будто свёкольные. — Иди, Цветаева. Я же вижу, как ты волнуешься, — Заставляет обратить на себя внимание собеседница и поднять свои испуганные очи, — Иди к ней уже. Ничего не случится от одного разговора. Ощущение беспокойства нашёптывает что-то на ухо, сжав её в своих тисках, обжигая своим огненным дыханием. Слова действуют на девушку словно красная тряпка на быка, она подскакивает с места, сама от себя не ожидая такого напора, будто ей нужно было благословение чьё-нибудь. И зачем она сейчас туда пойдёт? Что вообще происходит? — Я не пойду, — Садится обратно, словно маленький ребёнок, которому сказали надеть тапки. Внутри колошматит бушующее нечто, а услышав её протест, царапает когтями, заставляет передумать её. — Иди-и, Цветаева, — Читает её мысли Даша, сама уже не выдерживая такой детской упрямости, — Это нужно не мне, а тебе. Задумайся. На раздумья приходится немного времени. Секунды три, она снова вспрыгивает с места, словно сзади заведённая, но останавливается, как вкопанная. Страх сковывает, даёт дышать только через раз. Предвкушения разговора нет. Есть только одно. Что-то. Должно. Произойти. «Что-то», что заставляет её бросить последний раз на её собеседницу и развернуться в сторону дома, зашагав быстро. Она не собиралась не с кем разговаривать, ничего объяснять, высказываться. Ей необходимо было сейчас увидеть Свету живой и здоровой, убедится, что с ней всё в порядке. Просто понять, что она в безопасности. Вбегает в дом на ватных ногах, не обращая внимания на девочек, что кричат ей сейчас вслед. С ними она разберётся позже. Чуть ли не режется о разбитое стекло, что осталось после Дианы, которая на испытании с иностранцами разбила его в порыве алкогольной белки. — Какого хуя его ещё не убрали, блять, — Вслух возмущается, одёргивая кисть от опасного места и движется дальше, стараясь умерить свою нервозность хоть немного. Взгляд падает на пол, где и находит, цепляющую взгляд, одинокую алую каплю.. Крови..? Еся просто не успевает осмыслить происходящее. Чувствует, как грузная, сдавливающая сердце, тяжесть бьёт её по грудной клетке и словно цепями окольцовывает. Слышит еле заметный звук из кухни, будто по свистку, со всех ног мчится на него, не представляя себе, какую картину нам увидит. Что-то должно произойти? Что-то уже произошло. — Свет? — Окликает она дрожащим голосом, как только вбегает в комнату и замирает на месте. Токарова, оперевшись о шкаф, стоит сгорбившись над раковиной, пытаясь остановить хлещущую из руки фонтаном кровь. Кран, стол, ящики, одежда девушки окрашены страшным цветом. Глубокий порез украшает место чуть выше локтя, а девушка, кажется, совсем не беспокоясь об этом, промывает рану холодной водой. Дыхание от увиденного перехватывает, глаза становятся шире раза в три. Прошибает что-то внутри, Сеня не может сосредоточиться, пока внутри все органы будто дрожать начинают, ещё немного и лопнут. Что-то уже произошло. Она не успела. — Света! — Подлетает к пострадавшей за долю секунды, стараясь аккуратно перехватить чужую руку в свою, дрожащую. Она несколько раз моргает, чтобы сбить слёзную пелену, осевшую на глаза и не разреветься прямо здесь. Почему не послушала Дашу сразу? Почему не пошла домой, как только ей это сказали? Почему, блять?! — Цветик? — Словно не верит своим глазам, мягко спрашивает, не скрывая своего удивления. Видит, как одноклассница напугана, как у неё руки колотятся, — Всё нормально. Всё хорошо, я просто порезалась, — Старается и своего волнения не выдавать, чтобы не напугать девчушку ещё больше, аккуратно пытается отпрянуть от неё. — Где здесь, блять, нормально? Покажи мне! — Продолжает гнуть свою линию Еся, стараясь не выдавать свою дрожь в голосе, больно прикусывая губу. — Цветик, это просто порез, нич.. — Просто порез?! — Голос срывается на полуслове, сдавая всё, что так трепещет сейчас внутри девушки, — Ты называешь это простым порезом? Пацанка снова берёт инициативу на себя. Перехватывает конечность, пока изнутри у неё всё на изнанку выворачивается, пока органы живут своей жизнью, меняются местами, переезжают по своей воле. Она быстро шастает глазами по комнате и первым делом цепляется за кухонное полотенце. Хватает его. Мозг совершенно не соображает, а все уроки ОБЖ вылетают из головы, словно их и не было. Девушка прижимает ткань, стараясь не смотреть в лицо одноклассницы, которая так пристально наблюдала за её беспокойными действиями. Она, кажется, и забыла, что сейчас происходит. Так близко они уже давно друг к другу не были. Скучала, блять. Как бы она её не ранила своими словами, своим предложением «оставаться друзьями». Каждую деталь, каждую эмоцию на лице брюнетки хотелось запечатлеть, оставить в памяти на всю жизнь. И сердце у Токаровой тоже сильно-сильно отбивало. Только по другой причине. — Я сейчас.. я.. кого-нибудь позову.. и..я.. блять, — Бегала из угла в угол, не понимала, что делать надо, — Свет, садись, — Помогает ей добраться до кровати, держит полотенце на ране. Из неё все ещё льёт жидкость, сумевшая уже окрасить руки Есении в алый цвет. Токарова садится на пол, дабы не пачкать постельное бельё, не сводит глаз с Цветаевой, голову которой снесло до конца. Нужно бежать за помощью. Точно. — Я сейчас! — Бросает она и вылетает из комнаты, не желая оставлять блондинку одну надолго. А дальше всё, словно в тумане. На ватных ногах бежит звать Айыллаану, как первого человека, которому она доверяет. Затем весь съёмочный состав и девочек, ни о чём не подозревающих до этого. С дрожью в теле и болью в голосе рассказывает ситуацию так, как сама её видела, пока на панике все бегут до дома. Пока в голове крутят пластинку с самыми ужасающими исходами событий. Времени нет. Или его катастрофически мало. Осмотр. Бесконечные расспросы. Звонок в скорую. Есения сидит на коленях перед растерянной блондинкой, зажимая порез рукой. Не обращает внимания на то, что уже вся в этой крови, словно человека убила, не обращает внимания на взгляды, что кидает ей Света, не обращает внимания на свой внешний вид, что оставляет желать лучшего. Осматривает рану ещё раз, снова ужасается, отводит взгляд, сглатывает севший в горле ком. Сердце, бьётся так, будто вот вот и не выдержит, упадет с высоты огромной, разобьётся на миллиарды колющих осколков. Она не успела. Она не смогла уберечь Свету. Вина начинает жрать изнутри, как змея, заползает внутрь, начинает питать своим ядом организм, отравляя его. Это она виновата. Она не уберегла. Стыдно, страшно, неправильно. Дыхание окончательно рвётся, становится проблематично даже вдохнуть полной грудью, мешает что-то. Словно это Еся сейчас должна быть на её месте, словно Еся должна чувствовать сейчас всю боль, что чувствует она. Света не заслужила. Света хорошая. Прокрадываются страшные мысли, окольцовывают, пьют из неё всё. — Не волнуйся ты так, всё хорошо будет. Вся не вытечет. А если вытечет, то продадите, — Шутит, глупо улыбаясь, совсем не обращая никакого внимания на водопад, что льётся у неё из руки. — Как это вообще получилось? — Шокированная Макарова выпытывает подробности, пока остальные в других комнатах суетятся. Некоторых эта ситуация даже отрезвила, частично выветрив алкоголь из организма. Пацанки на ушах пытались помочь, чем могли. — Просто проходила мимо входной двери, дёрнула рукой и всё. Я чуть в стекло не врезалась, — Поясняет, не вызывая ни у кого никаких подозрений. Говорит максимально честно, ей нет смысла скрывать. — Ка-ак? — Цветаева уже не выдерживает. Нервы на пределе, на глаза снова напрашиваются слёзы от картины, которую представляет её мозг. Старается смахнуть накопившуюся в них влагу, моргает несколько раз. Сейчас не время нюни распускать, но страх, волнение внутри неё топят своими волнами всё сильнее. — Нечаянно.. Прости, Цветик, — Извиняется, разглядывая черты лица, что находятся непозволительно близко к ней. Плывёт от такого контакта, которого так долго не ощущала, но держит дистанцию. Они ведь всё ещё подруги. Смотрит, совсем распластавшись по холодному полу, потащив за собой Есю. Наблюдает за тем, как губы свои потрескавшиеся ест, как взглядом своим беспокойным по блондинке бегает, как, пока руку держит, большим пальцем кожу поглаживает, от чего по ней мурашки идут. Приятно. Приятно от того, что за неё волнуются. Но отвратительно от того, что заставляет поволноваться Есю. Совсем не обращает внимания на постороннюю в комнате, проводит ладонью по щеке, бережно поглаживая мягкую кожу младшей.. не сводит взгляда. Всё, как в первый день. Всё, как в тот вечер. Айыллаана не может улыбку на лице остановить, расплывающуюся с каждой секундой всё больше. Она прыгает глазами от одной, к другой и тихо движется к выходу из комнаты, словно двух зверьков боится спугнуть. Легонько прикрывает за собой дверь, только после этого они понимают, что остались одни. Смотрит на Токарову своими раскрасневшимися глазами, не отводит их, как в прошлый раз, наблюдает. А Света и не против. Улыбается слегка, образуя на персиковых щеках ямочки. Тяжело и редко дышит, Еся видит это через футболку её, где грудь вздымается. Видит и то, как одноклассница сейчас сильно пьяна. Так и не научилась контролировать себя. Глупая. Проводит по макушке рукой, стараясь причесать мягкие волосы, целует в лоб, на что старшая только ойкает. Два часа назад всё было не так. Два часа назад обе дулись по необоснованным причинам. Что за хуйня происходит сейчас? — Это я виновата, — Шепчет Цветаева, аккуратно падая головой на чужую грудь. Тихий всхлип пронзает нерушимую тишину комнаты, тело младшей поддрагивает под напором слёз, которые всё таки прорвались наружу. Волнуется. Страшно волнуется и скрывать этого не хочет, как в прошлые разы. — Не говори так, — Становится серьёзной, брови сводит на переносице, голос приобретает грозный окрас. Ей совсем не нравится настрой девчушки. Кажется, совсем хрупкой, словно ваза хрустальная, что склонилась над ней, — Ты не виновата ни в чём, слышишь меня? Причём тут ты вообще? — Аккуратно приподнимает её подбородок рукой, находит глаза чужие.. но такие родные. Вытирает несколько слезинок трепетно, подушечками пальцев, пока Сеня пристально наблюдает за её действиями, не сводя взгляда. Не дыша. Заправляет несколько прядок песчаных за ухо. Струя алой жидкости ползёт по кисти вниз, скатываясь, падая на пол. — Что вообще за хуйня между нами происходит? — Блондинка нарушает желанный момент вопросом, который больше не могла в себе сдерживать, — Почему мы сначала бегаем друг от друга, а потом.. это? Есения шумно выдыхает, отводит печальный взгляд свой от девушки. Это хотелось услышать в последнюю очередь. Шмыгает носом, вытирает последние мокрые дорожки. — Хуй знает.. — Пожимает плечами растерянно, как маленький ребёнок выпячивает нижнюю губу вперёд, — Эта идея остаться друзьями была ужасно глупой.. — Последние слова чуть ли не шепчет, виновато глядя исподлобья. Не хотелось врать. Не хотелось снова окунаться в бесполезную паутину лжи, потом страданий от неё же. Опыт пройден и повторять его не было охота. Света сидит, довольная ответом, словно кот объевшийся сметаны. Или только приступивший к трапезе. Растягивает губы в сладостной улыбке, слегка привстаёт, опираясь на локти, и ложится на чужие колени, заставляя спиной опереться о шкаф, стоящий позади. Такая привычная для них уже поза. Ёрзает головой, призывая к действиям и смотрит пристально. Еся понимает без слов. Запускает свободную руку в непослушные волосы, коготками начинает вычёсывать разные узоры, поочередно с этим следит за раной открытой. Совершенно их не волнует, что сейчас может кто-то зайти, подумать не так и пустить слух по всему дому. Тем более их уже и так подозревают, а чего уж тут говорить. Света блаженно прикрывает глаза, уже благодаря вселенную за то, что она порезалась об этот несчастный косяк двери. Слегка прогибается в шее, пока внутри затягиваются тугие узлы удовольствия, которые, словно змеи, ползут по всему телу. Щёки становятся румяные, блондинка смущается от касаний приятных и вдыхает глубоко. — То есть, мы не подруги больше?.. — Произносит отрывисто, тяжело заканчивает предложение и льнёт ближе, проводя щекой о голое колено, — А кто тогда? Младшая смотрит на неё растерянно, бегает глазами, но останавливать не хочет. Наблюдает, что же будет дальше, пока сердце внутри уже кувалдой пробивает себе выход наружу. Бросает в жар, из-за чего две верхние пуговицы рубашки становятся расстёгнутыми, открывая взор на ключицы, по которым сразу же проводит чужая рука. Мурашки ползут по спине. Нет. Пробегают. А кто тогда?.. — Не знаю, — Отвечает на последнем дыхании. Света проводит языком по верхним зубам своим, скользит ноготком по цепочке, что висела на шее Цветика. Отрывается от глаз, заинтересованно рассматривая гравировку кулона, а затем ползёт ниже.. — А я зна.. Дверь комнаты резко открывается без стука, ударяясь с громким звуком о стену. На порог вбегает, запыхавшаяся от бега, Адаменко, что тут же опирается об косяк. — Девки, скорая подъезжает!