Цветик

Мне нравится, что Вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не Вами, Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами. Мне нравится, что можно быть смешной — Распущенной — и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами. Мне нравится еще, что Вы при мне Спокойно обнимаете другую, Не прочите мне в адовом огне Гореть за то, что я не Вас целую...

***

— Ты куда опять лезешь, сука блохастая? — Лиза, опешив от такой реакции, быстро сориентироваться не может, говорит то, что первое на ум взбрело. — Сука здесь только ты и твоя Мила. Иди и дальше подсасывай ей. А к другим не лезь, шестёрка ебаная, — В глазах у Еськи читается нескрываемая ненависть к Макаровой. Девушки сталкиваются лбами, перекидываясь ещё парочкой гневливых комментарий по поводу друг друга. Между ними нарастает напряжение, в комнате воцаряется тишина, все взгляды и объективы направлены на них, чтобы в случае чего не упустить такой лакомый кусочек контента. Третья драка за десять минут и они идут на рекорд. Лиза не терпит унижения в свой адрес, первая сдаётся и замахивается. *** Началось все, как всегда. Сначала колкие высказывания, затем конфликт, перерастающий в очередную драку, после которой на теле остаются недельные синяки. Ничего в их доме не меняется. Сейчас девочки находились на испытании Татьяны Поляковой, которая благополучно ретировалась от них, оставив пацанок наедине. Ну, конечно же, у них нашлось много вопросов друг к другу, которые без камер, направленных на них, они решить не могли. До бедной Светы снова кто-то доёбывался, и на этот раз этим «кто-то» оказалась Айыллаана, вспомнившая ситуацию двухдневной давности, которую ей необходимо было обсудить прямо сейчас. — Ты мне скажи, кто водку в чай подлил?! — Наступала она на бедную Токарову. — Я же говорю, наливала конкретно Маша, я только перестав.. — Ты нахуя это сделала?! — Переключилась она на Романову. За всем этим скучно наблюдали другие девочки, среди которых была и Есения, потягивая из фужера то, что ей любезно налила Диана. Кажется, это было вино, но особой роли все равно не играло. Сейчас хотелось только напиться до потери сознания, а чем, было не так важно. С той вечеринки, они со Светой, как и ожидалось, общаться перестали. Ни одна, ни другая не проявляли инициативу в сторону друг друга. Их словно не существовало друг для друга. Растворились, вместе с тем вечером, который им обеим в глубине души так хотелось повторить. Который они поставили на полку самых ярких воспоминаний их жизни. Не было и намека на то, что они хоть что-то помнят. Не было переглядок, глупых касаний, нелепых улыбок и такого наивного, доброго взгляда. Будто они и не знакомились. Хотя, кажется, очень хотели.. Они действительно хотели пересечься взглядами, увидеть теплую улыбку, от которой по коже пробегут мурашки, глупо путая мысли в голове. Есения снова хотела зарыться руками в эти короткие волосы, которые так притягивали, а Света хотела ощутить на своих губах её, такие желанные и манящие к себе. Вместо этого их сжирала пустота страха, неловкости перед друг другом, а чувство неопределенности давило своим большим весом. Они боялись. Боялись быть отвергнутыми друг другом, боялись, что ни одна, ни другая этого вечера и не помнят. Что те мгновения, касания, взгляды брошенные в тот вечер оказались фальшивые, а слова были выгравированы из воздуха. И этот страх с каждым днём строил между ними невидимую стену, о которой они даже не догадывались, но базу для которой продолжали сами намешивать, так и продолжая путаться в своих же мыслях. Когда в начале недели Еся помогла ей избежать синяков от стычки с Поцелуевой, она не получила взамен ничего. Света будто проигнорировала «руку помощи», что так любезно ей подали. Но это было ожидаемо. Цветаева ничего в ответ и не ждала. Наверное. *** Девушки с нескрываемым интересом рассматривали костюмы, которые для них подготовила съемочная группа. Надувные, напоминающие чем-то наряды «Сумо». Только они были разных цветов: красного и синего. У каждого спереди была картинка тех или иных зависимостей, которыми пацанки в прошлом (да и сейчас тоже) заглушали свою моральную боль. Цветаевой достался голубой костюм с мрачным изображением шприца и баночки с таблетками, что хаотично были разбросаны по нарисованному столу и не предвещали ничего хорошего, после их употребления. — Это, типа, две команды? Красные и синие? — Задала свой вопрос Айыллаана, что уже натягивала на себя балахон, у Сени. — Типа того, — Сухо ответила ей собеседница. Из соседней комнаты доносится громкий смех остальных одноклассниц. Грац, стоящая рядом с Поцелуевой о чем-то шепчутся, как всегда. Не нравилось Есении её влияние на девочек. Вся комната, в которой жила эта боевая особа, прогнулась под ней со скрипом. Не хотелось получить в зубы, наверное. Еся была не из таких. Она не любила идти за кем-то, она любила быть тем, за кеми идут. Поэтому отношения с Милой и ее «свитой», которая беспрекословно ложилась у ее ног, Сеня не настраивала. С Грац и быть ничего не могло, а Поцелуева и Макарова шли только под её боком. Про последнюю можно было вообще промолчать. С Дианой у нее конфликта не было, эта девушка была крайне приятна Цветаевой, но их дружба не могла развиваться, опять же, из-за Дарьи, с которой Адаменко тесно общалась, тем самым выбив себе место в их «дружной» компании. Максимально близки ей стали комфортные люди, с которыми она запросто могла найти общий язык и темы. В число таких входили Сёмина, Долиашвили и Макарова вторая. Девушки образовали между собой теплую компанию, в которой никто никому ничего не был должен, никто не под кого не подстраивался, никто ни с кем не рыкался. Максимальный комфорт и одноклассницы, с которыми Сеня могла быть спокойна и завести непринуждённую беседу. — Я этой суке всю челюсть разобью, — Где-то рядом бурчит Мила и вместе с Поцелуевой резко вылетает из комнаты, ничего никому не объяснив, видимо, бить эту самую челюсть. Айыллаана переводит свой взгляд на Сеню, которая направляет свой на дверной проем, а затем на якутянку. — Ты тоже это слышала? Позже они услышат ещё кое-что. Например, как Маше Романовой приходится несколько ударов, сначала от одной, потом от другой. Как их оттаскивают от ничего не понимающей девушки, у которой от кулаков, которые пришлись ей по челюсти, потихоньку начинает заплывать глаз, и только тогда Еся с подругой бросятся посмотреть, что произошло, находя Марию в ужасном состоянии. — Ебнутая что-ли? — Кричит Еся Миле, которую держат охранники, а потом вместе с Макаровой выводит пострадавшую из комнаты, помогая той дойти до места, где ей окажут медицинскую помощь. Мила что-то кричит вслед, но это не важнее, чем расквашеное лицо Романовой, державшейся сейчас за одноклассниц, как за спасательный круг. — За что она так тебя? Вы вроде были везде вместе, — Начинает разговор Айыллаана, когда рассматривает синяки на лице жертвы. — За то, что больше не захотела быть в их ебучей коалиции, — Тихо произносит Маша, по которой видно, что каждое слово даётся ей с невыносимой болью. — А почему ушла? — Продолжает якутянка, желая выведать все подробности и ведёт блондинку дальше. — Да заебали они меня. Подстрекают, обсуждают всех, а все кроме них такие хуевые. Под Милу ложатся, не понимают этого сами. Из-за этого и ушла. Я вообще не хотела быть ни в каком коллективе, они просто решили за меня, кажется. Еся меняется в лице. Виднеется долька уважения к Романовой, что так смело заявила о своем желании уйти, не боясь получить по своему красивому личику. Но она не успевает выразить его словами. Теперь уже из соседней комнаты слышится несколько ударов, а затем крики. Крики, которые кажутся Есе до боли родными, пока до неё не доходит, кто кричит. В лице она резко меняется, внутри дёргается. Отпускает Романову, обещает поинтересоваться её самочувствием потом, оставляет ее вместе с Макаровой и бежит к месту, путаясь в ногах, несколько раз чуть не упав. Они перестали общаться с того самого вечера. Перестали пересекаться взглядами, когда происходили случайные касания, то резко отрывались друг от друга. Они сами понимали, что те слова, сказанные в тот вечер и те действия, что они совершили, были полностью под властью выпитого ими алкоголя. Они сами стали друг друга избегать, вместо того, чтобы проявить смелость и завести разговор на эту тему. И наконец, они сами подписали этот договор с дьяволом, когда их губы соприкоснулись. Но от одной только мысли о Токаровой, внутри будто воскресало все, что годами назад умерло под натиском пережитого. Эта девчонка запала ей с самого первого дня, когда нахально расположилась у нее на коленях, положив начало их истории. Истории, которая началась так же быстро, как и, кажется, закончилась. Но не может же она, блять, так просто бросить её, оставить её. Не может же она не подать руку помощи той, с кем она чувствовала себя живой, хотя бы на такой короткий промежуток времени, который отложился в её памяти, теперь уже навсегда. Цветаева, перепуганная, вбегает в комнату, где Поцелуева уже буквально вбивает Свету в окно, желая, чтобы она в него и впечаталась. Тело словно окунают в ледяную воду, а после ударяет невыносимый жар, болят очень костяшки, словно предугадывая, что будет дальше. Еся прикусывает внутренний участок щеки до крови, сжимает зубы до скрипа, сдерживает свою агрессию, как может и бросается к Дарье, руками оттягивая ту от Светы. — Отпусти меня, блять! — Визжит, брыкается, выбраться хочет и у нее почти получается, ведь по массе явно превосходит нашу Есеню. — Скажи спасибо, что я тебе не ёбнула! Тут же подбегают другие пацанки, которые помогают и Дашу держать и Токарову, что вовсе и не сопротивлялась. Девушка, кажется, до сих пор не понимает за что она получила. Глаза растерянно бегают по полу, не желая сталкиваться с пронзительным взглядом Еси, которая тоже избегала с ней контакта. Она не понимала зачем. Зачем она сейчас поперлась в эту комнату, сломя голову. Зачем она вообще стала их разнимать. Это их конфликт. Это их дело. Какая ей, нахуй, разница должна быть до этого? Но болванчик, живущий внутри нее, твердит, что со Светой так поступать нельзя, что Света хорошая, что Света и правда ни в чем не виновна. И руки начинают трястись от неопределенности. А Света за нее вступилась бы? *** Когда на испытании с гостями разных национальностей пьяная Маша начала доёб до Сеньки, и Токарова отвлекла свою новую подружку, она услышала себе в благодарность лишь тишину. Хотя Еся очень хотела добавить на лицо Марии пару синяков, даже обрадовалась, когда та подошла к ней с предъявами. *** Её команда, которая состояла из Буслаевой, Сёминой, Макаровой, Долиашвили и самой Цветаевой, вполне устраивала последнюю. Максимально комфортные и наименее агрессивные девушки, со всеми из них она имела общий язык, поэтому присутствовала уверенность, что в случае чего, драки не произойдет. Компания активно готовилась к прибытию гостей из Индии, которых они выбрали в самом начале дня. Маша с Кариной решили написать частушки, Айыллаана им в этом помогала, Алина придумывала чем бы ещё удивить гостей, пыталась вспомнить их культуру и традиции. Воодушевлённые таким событием пацанки, ходили вне себя от счастья. Все, кроме неё. Испытание Цветаеву особо не волновало. С самого утра навязчивое желание влить в себя как можно больше алкоголя преследовало девушку, не давая той думать ни о чём, кроме спиртного. Она искренне надеялась на, хотя бы, пару бутылок, которые редакторы решили подложить ученицам в качестве провокации. И Еся с радостью бы на неё повелась. Инициатором стала недавно проведенная психология, на которой она окунулась в океан своих никчёмных воспоминаний из жизни, где в очередной раз начала тонуть, захлебываясь, как и в слезах. Любовь Розенберг умела расковырять раны. Умела выдавить гной и обработать. Но это было необходимо, ведь Сеня пришла сюда меняться. Её настроение было таким практически всю неделю, но она не хотела, чтобы её новоиспечённые одноклассницы знали об этом. Желания чем-то заниматься не было. Возможно, на это как-то повлияла ломка, практически не прекращающаяся уже пятый день подряд, Еся не знала. И знать особо не хотелось. Хотелось сдохнуть. Слева послышался звонкий смех не одного человека, который вывел брюнетку из своих рассуждений, и заставил обратить на него внимание. На диване расположилась Маша, которая облокотилась всем телом на Токарову, а та видимо была и не против, прикрыв лицо рукой. Девушки громко смеялись, заставив Есю, наблюдавшую за ними, ещё активнее начать угнетать себя. Внутри будто сирена завыла, оповещая о том, что надвигается что-то страшное. Вариант разбить второй глаз на этой смазливой моське уже не казался таким абсурдным. Кожу словно стянуло, а внутри неё кто-то посадил семя ненависти к Маше, что так активно начало прорастать с невыносимой скоростью. Уши заложило от ярости, а на глазах выступила яркая пелена гнева. Сеня шумно вздохнула, пытаясь прийти в себя после увиденного, словно на неё ядерный реактор с неба сбросили. Интересно, а Токарова вообще, блять, вспоминала о том, что произошло той ночью? Или для неё это уже обыденность, а на месте «Цветика» уже побывала «Ромашка»? А может у них эстафета такая была, и Есения передала палочку Марие? В мыслях она даже поблагодарила Милу за яркое украшение на глазу Романовой, что спустя несколько дней начало блестать ещё краше. — Сеньк, ты чего такая? — Взволнованная Долиашвили присела рядом с Еськой на пол, который брюнетка сверлила уже пятую минуту. Бросив ещё один взгляд на парочку, которой, кажется, было всё равно на присутствие остальных, Сеня корпусом повернулась к Карине, чтобы те сегодня целыми остались. Она напоминала ей родную сестру, которая всегда и везде умудрялась находить позитив во всем, по сравнению с Цветаевой. Всегда выслушает, поможет, поддержит, даже если у самой в жизни творится полная пизда, не оставит. «Долька», как прозвали её пацанки, возвращала Есю домой, к бабушке, где всегда было всё хорошо. Где всегда пахло только что испечёнными пирогами, и слышен был скрип старых половиц, под шарканьем босых ног. Эти глаза, которые она всегда выпячивала, как оленёнок, предавали ей шарма, а её юмор, который она везде с собой носила, словно в чемоданчике, заставлял людей расположить к себе. — Хуёво, — Коротко поясняет младшая, девушке, которая уже успела стать ей хорошим товарищем. Понимающе кивает, а в глазах считается небольшая грустинка и волнение за самочувствие одноклассницы. Укладывает голову Сени к себе на колени, с вопросами больше не пристаёт, понимает всё. Продолжает строчить рифмы на листок одной рукой, пока другая зарылась в волосы пацанки, которая так просто поддалась ласкам. Она и не замечает на себе ревностный взгляд со стороны, принадлежавший той, кто успешно заставлял каждый день думать о себе. Принадлежавший Свете. Выпивая залпом уже третий бокал с шампанским, Есения то и дело кидает нервные взоры на Свету с Машей. Нашли они общий язык и практиковали его, кажется, успешно. Спелись. Горе сближает, что уж тут говорить. Цветаева усмехается своим же мыслям и делает ещё один глоток. Внутри что-то жрало её, не останавливаясь, уже несколько часов. Девушка готова была уже забыться, напиться, словить белку, получить по роже от кого нибудь, чтобы голова начала крутить шестерёнки внутри себя. Но вместо этого просто вливала в себя бокал за бокалом, губя свой организм опасной жидкостью. — Сеньк, тут помощь твоя нужна, — Подзывает ближе к себе Даша, с которой Есеня общалась ближе всего из компании Милы. Машет рукой своей, чтобы ближе подошла и Цветаева поддается. Какая помощь понадобилась им, догадывается. Она ведь одна из немногих здесь, кто английский в совершенстве знает, а у них как раз англичане за столом сидят. — Что за помощь? — Ради приличия спрашивает. — Ай донт ноу, что они тут пиздят, блять. Калякину у нас забрали, суки, переведи хоть что-то, пожалуйста, мы потом с тобой сочтёмся, — Активно жестикулирует, а после руку закидывает на плечо, ближе к себе притягивая. И она помогает. Делать все равно нечего, а её команда соглашается отдать своего человека на пару минут, пока она здесь вопросики решит. Умело переводит им несколько фраз, настраивает коннект между двумя половинками столов, даже успевает настроить свой. Улыбается, пока Мила что-то ей говорит, и под градусом они начинают общаться с ней, словно сестры родные. — Слушай, Сеньк, ты не такая ёбнутая, как я думала, — Вбрасывает «комплимент» Грац, на который Цветаева отвечает звонким смехом. Будь она трезвая, то был бы конфликт, но сейчас они обе выпившие, и стоит им проснуться завтра утром, как память будет аннулирована. — Да? Я тоже думала, что ты ёбнутая, — И радостно хлопает в ладошки, теперь очередь Милы смеяться. — Э-э, Сень, пошли уже. Мне кажется, что ты там уже долго, вы с Юной посменно у них работаете что-ли? — Кричит взволнованная её пропажей, Макарова, и Еся растерянно смотрит ей вслед. Она же не скажет, что впервые за неделю посмеялась, а этот смех у нее вызвала Грац. — Ща, ща. Пару минуточек, — Два пальца показывает и снова наклоняется ближе, закидывая руку на плечо собеседницы. — Do you like everything? — Спрашивает она у гостей, делая вид, что сильно занята. — Yes, yes, thank, — Отвечает ей миловидная девушка с сияющей улыбкой на лице. Словно не с бухущими пацанками сидит, а на концерте у звезды. — Oke-ey, — Тянет она и снова возвращается к Миле, не замечая на себе пристального взгляда, обладательница которого сидела за соседним столом. Токарова прожигает взглядом уже пять минут одну и ту же точку. Эта точка — Есения Цветаева. Её «Цветик», что стоит сейчас в обнимку с Грац и мило общается со всей её коалицией. Её «Цветик», которого она ещё час назад видела лежащей на коленях у Карины. Царапает ногтями колени свои же и до боли закусывает губу. Они умело играли в игры, придуманные ими же, и умело притворялись, будто между ними ничего не было. Будто они друг другу не нужны. Света не скажет никому о том, что творится у нее сейчас внутри. Потому что сама не знает этого. Она боялась посмотреть на Сеню, боялась снова окунуться в это море, что бушевало внутри такой, казалось бы, хрупкой девушки. Токарова не понимала, нужна ли она вообще этой несносной девчонке. Может она давно забыла её и тот вечер, который Света до сих пор прокручивает у себя в голове каждый день. А может она и не вспоминала о нем. Может алкоголь всё стёр? Все воспоминания, которые Света бережно хранила у себя в голове, словно на диске жёстком. Но тогда какой смысл подходить к ней? Мыслей в голове было слишком много, как и вопросов. Но ответов ни на один из них не было. Страх быть отвергнутой застилал глаза Светы каждый раз, когда она боролась с мыслью оставить всё как есть. Ничего не предпринимать, забить, забыть. Но «забить, забыть» не получалось. Каждую ночь во сне к ней возвращалась её девочка, её любящий, красивый «Цветик». Ее недосягаемая, но такая желаемая девочка. В таких случаях у людей появляется мысль о том, что они хотели бы все вернуть назад, повернуть время вспять, остановить их в тот вечер, когда они познакомились с этим человеком, стереть память. У Светы таких мыслей не возникало. Напротив, она считала, что лучше будет страдать, чем забудет все моменты, что их связывали. Будет складывать каждый сон, каждое воспоминание с Есенией в отдельную коробочку, которую так часто открывает, пока её девочка смеётся с другими. — Ты чего на них так смотришь? Света приходит в себя и с трудом, но переводит свой взгляд на Романову, пристально наблюдавшую за ней уже пару минут. — На кого? — Недоумевает. — На Еську с Грац, — Поясняет Маша. Токарова гнётся на этом же стуле. Губы перестает кусать, начинает глазами метать туда сюда. Это было настолько заметно что-ли? — Я не смотрю на них, — Проводит ладонью по лицу и ёрзает на месте. У Марии, которая видит такую реакцию на обычный вопрос, словно проводник зарабатывает, лампочка в голове щелкает. — Ебать, Светка. Ты чё.. с Еськой вместе? — Глаза становятся по пять копеек, а уголки губ потихоньку поднимаются наверх. — Ты чё орёшь так, ёбнутая что-ли? Света нервно оглядывается на всех, вдруг кто-нибудь ещё услышал. Но все слишком заняты своими делами, чтобы на них свое внимание обращать, она поворачивается к Машке. — Вы вместе или как? — Уже шёпотом произносит, хлопая себе по губам, но не угоманивается. — Нет, блять, нет! — А хотелось бы. — А чё ты так на неё смотришь? — Хочу и смотрю. — Ты втюрилась! — Блять, нет! — Блять, да! — Нет! — Да! И ревнуешь её сейчас к Миле! К Миле, Светка, ты серьезно? Пиздец у тебя, а не самооценка. А Света как загнанный зверь в клетке, которого поймали сейчас и расстреливать будут. Щеки пунцовые становятся, ладошки потеют. Врать она конечно не умеет. Рот приоткрывается, дабы снова опровергнуть ее слова снова, но Маша ей не даёт ничего сделать. — Ладно, помогу тебе, по дружбе нашей, — Маша поворачивается к парочке, что общаются мило, и кричит уже Есе, — Слышь, звезда, ты реально там засиделась чёта! — Встаёт с места, явно осмелевшая от выпитого алкоголя, поправляет свою «вечносней» кепку и медленным шагом движется к ним. — Кто тявкнул? — Произносит Грац. Брови сводит к переносице и глазами ищет этого смельчака, кто их беседе помешал. — Ну я. Кажется, намечается новый контент для операторов. Маша быстро оказывается рядом с ними, пока Токарова только встаёт со стула, чтобы подбежать в случае чего. А это «в случае чего» должно произойти вот вот. Ну и нахуя она полезла? Ну нахуя? Света волнуется, как бы Маша лишнего не сказала. Ещё волнуется за драку. Сейчас если Мила вмешается, то потом не соберут Романову. Остановить её уже не получится. Закусывает губу, наблюдая за цирком этим. Лишь бы ничего не сказала.. Бля-я-ять... — Ты чё тут забыла? Второй глаз себе хочешь разукрасить? — Цветаеву не устраивает этот приказной тон. — А-а-а, дохуя смелая, я смотрю, — А Машу забавляет ситуация. Конечно, она не собиралась драться с Еськой. Как человек она заебись, да и поможет если что-то произойдет. Просто хотела Светке помочь. Свахой себя почувствовать. — А тебя это ебать не должно. С кем я нахожусь, сколько нахожусь, буду решать только я, блять, — Выходит слишком грубо, но это пока что всё, на что Сеня способна. — Меня это и не ебё-ёт, зай. Это ебёт одного моего очень хорошего человечка. Поэтому иди на свое место, будь хорошей девочкой. В трезвом уме она, конечно, такого бы не сказала, но сейчас она и не в нём, поэтому отдавать отчёт своим действиям было необязательно. — Маш, пойдем, а? Маш, пойдем, они сами разберутся! — Внезапно подбегает этот «очень хороший человечек» и обхватывает корпус Романовой, что пристально смотрела в глаза её любимой. Сама смотрит только на Марию, не желает сталкиваться с ней взглядом. Не нарушает правил их игры. Машка мнется несколько секунд, а потом поддается и отступает назад на несколько шагов. — Я тебе говорю, иди на место, — Последнее, что она произносит, прежде чем ретироваться от их веселого дуэта. Еся провожает их взглядом. Провожает взглядом то, как Света тянет одноклассницу. Провожает взглядом то, как пацанки друг другу что-то говорят. — Охуевшая блять. Напивается до белки, потом вести себя нормально не может, — Мила говорит ещё что-то, но Еся уже не слушает. О каком человеке шла речь? Что она говорила? «Это ебёт одного моего очень хорошего человечка».. Неужели.. Света? Или это очередная ересь и Маша действительно допилась? Мысли метались загружая ясный разум лишней информацией, которая сейчас только путала его обладательницу. Сеня стояла ещё несколько секунд тупо уставившись взглядом в одной точку, сверлив в ней дыру, а затем, все же перевела его обратно на Грац, возвращаясь к беседе, чтобы откинуть всё сказанное, как назойливую муху. *** И сейчас, когда Макарова с Романовой выясняли отношения, а конфликт потихоньку начинал перерастать в драку, она наслаждалась тем, что если не она, так кто-то другой начистит ей мордашку. Света металась вокруг девочек, глаза бегали по ним, пока Маше не прилетел наконец кулак в лицо от Айыллааны, и на лице Есении расплылась еле заметная улыбка. Она не собиралась разнимать их. Было интересно до чего дойдут эти разборки. — Девки, ну вы, блять, опять что-ли?! — Прикрикнула рядом сидящая Диана. — Тише ты, это их конфликт. Не лезь, — Лишь приостановила ее Еся. Адаменко в ответ нахмурила брови и убрала чужую руку со своей. — Цветаева, из-за твоей ревности не должны страдать другие люди, — Шикнула на нее блондинка, которая придвинулась ближе и Есения резко встала в ступор. — Да я уже заме-етила, как вы со Светкой друг на друга реагируете! Ты что думаешь, я глупенькая? Вы как бык на красную тряпку, — У одной появляется широкая улыбка на лице, пока другая приходит в себя от нахлынувшего шока. Что-то внутри, что сжирало ее все эти годы, отвлекается от своей трапезы, навостряя свои ушки. Все переворачивается. Этот самый «бык» сейчас желает харкнуть в эту «красную тряпку», которую представляет собой Диана, и желание растёт все больше. У нее будто отобрали самую большую конфету, раскрыли самый большой секрет, который она умело прятала в пыльных шкафчиках сознания. Света всё-таки реагирует на неё, получается? — Ты ебанутая что-ли?! Между нами нет ничего, блять! Она мне нахуй не сдалась, — Получается слишком резко и громко. Все взгляды, что были прикованы к стычке двух девушек, теперь перешли на них, что заставило Сеньку оглянуться по сторонам, пробежаться по всем глазами и пропустить удар в сердце. Она на неё посмотрела. Впервые за эту неделю Цветаева увидела направленный на себя нежный, такой родной взор. Они столкнулись взглядами, словно их свело лбами и обожгло, как огнем, оставив после себя неизлечимые раны. Взгляд Токаровой прошёлся по ней, словно даря тепло, что мгновенно разлилось по телу девушки. Два океана, которые сейчас невольно топили пацанку в своих волнах, два океана, в которых она готова была сама утопиться, сейчас были направлены на нее. Глаза в глаза. Не отрываясь. Как в тот вечер. Света будто бы знала, о чем они говорили, из-за чего в глазах её пробежал еле заметный огонек грусти. Светик скучала. Её «Цветик» это чувствует. Её «Цветик» видит это. — Нет ничего, говоришь? — Тихо произносит сидящая рядом Карина, которая нечаянно подслушала их разговор с Дианой. Рот у нее становятся шире, от новости, которую только что переварил ее мозг. «Света и Есеня?» «Просто ебать» И почему она раньше этого не замечала? Еська резко отрывается от глаз, что так манили ее с самого первого дня. Глаз, которые принадлежали ее Светику. Чувствует себя маленькой девочкой, которую застали за непристойными играми с куклами, и сейчас стоит, краснеет перед взрослыми. Переводит взгляд сначала на Долиашвили, которая в ахере не меньше находится чем она, а затем на Адаменко, которая выглядит так, словно пари на миллион выиграла. — Блять, да вы девочки, а? Я не из этих! — Резко давится своими же словами, которые словно не хотела произносить вообще. Пытается отвести от себя подозрения, сама же на них поскальзывается и падает, больно ударяясь. Сама хочет поверить в то, что «Она не из этих», но тот роковой вечер всплывает в голове яркими картинками, и заставляет пробежаться по ее щекам алому румянцу, а девушку ужаться в несчастный стул, на котором она сейчас сидит. Ноготком царапает себе ладонь, закусывает губу. Больно. До крови. Хочет забыть, стереть, заблокировать все слова Дианы, что она говорила пару секунд назад. Счастье любит тишину. Никто не должен знать о том. Но какая же там должна быть тишина, если счастью не от куда взяться? Они игнорируют друг друга уже больше недели, не обращают внимания, словно их и нет. Хотя внутри, там, где живёт душа, они все ещё надеются на продолжение.. хотя бы общения. Они близко, но будто бы вдали. Живут в соседних комнатах, в одном доме, пересекаются каждый день, но словно находятся за пару тысяч километров друг от друга и так ждут встречи друг с другом. Живут и все ещё надеются на то, что увидят родной взгляд, в котором прочтут «Я скучала». И когда сталкиваются с ним, наконец, внутри, как канат обрывается, на котором долгое время висел тяжёлый груз. Внутри словно что-то оживает, пархает, заставляет почувствовать эйфорию, что разливается сладким мёдом изнутри. Кажется, это называют «бабочками в животе». Ну, или ленточными червями. Кровь начинает гнать с шумом, сильнее, сердце отбивает молоточком две тысячи ударов. Хочется подбежать, обнять, поцеловать, но все эти теплые мысли прерывает голос, который сидит рядом. «Нет ничего, говоришь?» Есть, блять. Но вам об этом знать не обязательно. Да и Цветаева готова страдать. Готова терпеть, пока в нее будут вбивать гвозди каждый день с шести до восьми вечера, если это будет единственное условие, чтобы остаться рядом с ней. С её «Светиком», который за такой короткий промежуток времени стал ей дальше освещать дорогу жизни. Есения переводит свой взгляд на то место, где только что дрались Айыллаана с Машей. Их уже нет. Сейчас, на том же самом месте стоят вторая Макарова и.. Света. Явно что-то не поделившие. Блять. — Из каких это «Из этих»? — Карина склоняет голову, обнажая белоснежные зубы, пока Диана подбадривающе улыбается. — А? — Забывает о чем они говорили и снова бросает несколько взглядов на развивающуюся потасовку. Переживает. Готова бросится к ним в любую секунду, чтобы закрыть собой. Чтобы защитить от разъяренной Лизы, которая явно действует сейчас под ботинком Грац. На этот раз разговор продолжает Адаменко: — Ты сказала «Я не из этих!» Мы тебя спрашиваем: Из каких «Из этих»? — Не из лесбиянок из этих. Я гетеро, — Отвечает Есеня наглым, лживым ответом и снова смотрит на Адаменко. Парни никогда ее не привлекали. — А что ж Вы так со Светкой друг на друга заглядываете тогда? — Блять. Прицепились, как две пиявки и кровь сосут с двух сторон. Еся вздыхает недовольно. — Да что ж вы заебали так?! Я не смотрю на неё, мне похуй. Если она на меня смотрит, то идите допрашивайте её. Нахуй ко мне лезть? — Опять кидает свой секундный взгляд в сторону Светы и Лизы, между которыми начинает разгораться нешуточная ссора, — Я не чувствую симпатию, мне никто не нравится, у меня нет ни к кому влюбленности, я никого не люблю. Все! И больше чтобы.. Со стороны послышался глухой удар, и когда Цветаева обернулась на его причину, глазам представилось нелицеприятное зрелище. Лиза схватила Свету за шею и внезапным движением руки ударила ту в районе носа. Жертва начала брыкаться, дабы выбраться, но у нее это уже не могло получиться, так как движения были заблокированы Макаровой, что чувствовала свое превосходство в моменте. Послышался громкий крик, а затем галдеж девочек, которые наблюдали за этой картиной с самого начала, пытаясь хоть как-то притормозить одноклассниц. Есения быстро вскакивает со стула, как ошпаренная, передавая кому-то из пацанок свой стакан. Ноги сами подбегают за долю секунды и Сеня отталкивает резким движением руки одну от другой. Сама не соображает зачем это сделала, и кто вообще просил ее, но внутри океан разных чувств бушует. — Ты куда опять лезешь, сука блохастая? — Лиза, опешив от такой реакции, быстро сориентироваться не может, говорит то, что первое на ум взбрело. — Сука здесь только ты и твоя Мила. Иди и дальше подсасывай ей. А к другим не лезь, шестёрка ебаная, — В глазах у Еськи читается нескрываемая ненависть к Макаровой. Девушки сталкиваются лбами, перекидываясь ещё парочкой гневливых комментарий по поводу друг друга. Между ними нарастает напряжение, в комнате воцаряется тишина, все взгляды и объективы направлены на них, чтобы в случае чего не упустить такой лакомый кусочек контента. Третья драка за десять минут и они идут на рекорд. Лиза не терпит унижения в свой адрес, первая сдаётся и замахивается. Тут же получает в ответ от брюнетки, которая уворачивается от неожиданного удара, и получает в зону солнечного сплетения. Слышится недовольный гул от Грац и её компашки. Поддерживают Макарову словесно, выжидая в стороне. А она тем временем наваливается на Есю и мордобитие они продолжают уже на полу. Кулак Макаровой, что оказалась сверху прилетает в нос, а затем хаотично, как художник бросает мазки по картине, бросает удары по лицу соперницы. Вторая рука зажимает шею, душит больно, а изо рта слышится сплошная брань. Это у неё фишка такая, людей во время драки душить? Сеня отправляет несколько ударов по голове, стараясь заполучить место сверху, но не выходит. Дыхание учащается, лицо кривится в разгневанную гримасу, в висках начинает пульсировать адреналин, который расползался по всему телу быстро, заставляя забыться в это мгновение. Злость выкипала уже через грань. Внезапный удар чего-то тяжёлого и сильный звон, который на несколько секунд оглушил Есению. В ушах зазвенело, а глаза Макаровой расширились, рот раскрылся в немом вопросе, после чего её оттащили от Сени за обе руки. — Съебись от неё нахуй, животное! — Слышит чей-то голос, который проблематично узнать, пока органы слуха у неё не функционируют. Стоило только Цветаевой обернутся на звон, который привел оппонентку в ступор, она увидела Токарову, в руке которой покоились осколки, а рядом валялось стекло от бутылки. — Ты ебанутая блять?! — Лизу держали Сёмина и Буслаева, пока Макарова вторая и Долиашвили помогали подняться Есе. — Что она сделала? — Спросила последняя у Айыллааны, все ещё приходя в себя после драки и оглядываясь по сторонам. — По спине её огрела бутылкой! — Отвечает взволнованно якутянка, придерживая Есению за руку, рассматривая многочисленные ссадины на лице подруги. В помещении все ещё ходит шум и разборки, но взгляд Цветаевой устремлён только на Свету. Она осматривает порез на руке, из которого алой полосой вытекает кровь. Волосы взъерошены, как у птенчика, на щеках румянец неприметный, грудь тяжело поднимается от учащённого дыхания. Внутри разливается неприятное волнение, но ей не дают возможности что-либо сделать. — Ебать, Сеньк, пошли я обработаю тебе, тут вообще кошмар, — Предлагает свою помощь Карина, которая все прекрасно теперь понимает. Все взгляды, все мысли, которые преследовали навязчиво её одноклассницу целую неделю. Получается, те предположения Дианы оказались верны. Волнуется за одноклассницу, осматривая струйку красной жидкости, что стекает от виска к подбородку. Еся от помощи отказывается, но девушки все же провожают её до ванной комнаты, чтобы она сама, но стёрла все улики кровавой потасовки, и оставляют они её там одну. Наедине со своими мыслями. Цветаева уже там приходит потихоньку в себя, когда водой холодной умывается и ей удается рассмотреть всю себя, красотку, в зеркале. Крупная ссадина на лбу, из которой фонтаном кровь течет, небольшой, но уже появившийся синяк на скуле и царапина на щеке. Все не так плачевно, как казалось бы. За помощью медиков она не хочет обращаться. И сама справится, как считает нужным. Привести себя в порядок девушке удается меньше чем за пол часа. Сейчас она просто расчёсывала, запутавшиеся во время потасовки, волосы. Мысли витали в голове, не успокаиваясь ни на минуту. Есения была рада сейчас отключить голову полностью, лишь бы не слышать этот рой вопросов. И почему Лиза не добралась до мозга её? Может у неё тогда вообще думать не получилось бы. Волнение по поводу Светы, которая сейчас была там одна, нарастало с каждой секундой все больше. Оставалось надеяться только на Машу, с которой они вроде как стали подружками. Хоть какой-то от Романовой будет плюс. И почему она вообще так волнуется за неё? Она сама за себя постоять может, не маленькая. Тогда почему она уже несколько раз ей помогала? А нужно было ли ей это вообще? Кто просил? Лезет вечно, куда не попросят, ну что за пиздец. Распутывая волосы, витая в своих непослушных мыслях, она совсем не замечает, как дверь ванной комнаты беззвучно открывается, а затем тихий голос сзади произносит что-то родное до боли. — Цветик..