avoiding

      Пьяный мозг отказывался нормально видеть картинку, а потому в глазах двоится, всё мажется, но это так, блять, нравится им. Нравится чувствовать во рту горький привкус чего-то спиртного и всё ещё ощущать на губах этот волшебный смех. И чувствовать, как пальцы переплетаются, это тоже волшебно, тоже весело.       Вечером людей гораздо меньше, а главное преимущество — никто не узнает их. Знакомых, обычно, много только днём, да и те, наверняка, с работ уже приехали давным давно, и кроме того, чтобы залипать в тиктоке или ютубе все выходные ничего не делают. Не все такие, но те, кто живут рядом — и Даня, и Руслан уверены в этом, — именно так и поступают. А потому совсем не беспокоятся, что подумают о них те или иные обычные прохожие — какое им дело вообще?       Они смеются так громко, а с чего уже и не помнят. Им просто хорошо. Руслан оставляет мимолётные поцелуи на татуированной кисти Кашина, и продолжает идти, наступая в лужи, но даже не беспокоится об этом. Сейчас главное — добраться до дома. Желательно живыми и даже не избитыми. И пока что с задачей справляются они отлично, а то, что потом нужно будет стирать кеды или лечиться, уходит на второй план. И сейчас важен только Даня.       А Дане тоже хорошо. Он не может сосредоточиться ни на одной мысли, летающей в его голове, не может разобрать ничего, что происходит вокруг. Несколько раз запинается и чувствует только как ловкие руки Руслана его подхватывают, не давая упасть. А затем точно так же ловит и самого Руслана, когда понимает, что равновесие теряет уже он. Даня вообще рад, что выходные у них совпали, и провести они их смогут вместе. Пускай завтра будет плохо себя чувствовать, придётся себе и Руслану варить бульончики, да за минералкой в магазин ходить, искать таблетки в аптечке, чтобы просто не испытывать то, насколько же отвратительно может быть похмелье. Зато вместе.       Жалко только, что теперь это будет редкостью. Повышение Руслана удалось отметить просто отлично, но теперь, он сутками не будет вылезать из своей студии, чтобы просто быстрее заканчивать заказы к трекам, а сейчас это просто необходимость. Мотаться туда-сюда, чтобы сходить в душ и поспать пару часов смысла особого не будет, в целом так просто удобнее. Кашин, конечно, такому раскладу не сильно обрадовался — они и так из-за своих работ виделись только по утрам и вечерам, иногда специально не спали по ночам, чтобы просто провести время друг с другом, а потом наутро шли работать невероятно уставшими и невероятно счастливыми, не задумываясь о последствиях недосыпа.       Ну и, конечно же, выходные. Выходные были посвящены исключительно совместному провождению времени. Исключительно для того, чтобы Даня просыпался в двенадцать, не заметив того, что Тушенцов проснулся за ним. После этого он бы сказал «Дань, времени у нас вагон и маленькая тележка, чё тебе не спится?», прижался бы крепче и до вечера они валялись бы в кровати и обнимались.       Выходные всегда были прекрасным временем. А сейчас — еле идя по дорогое, шатаясь и напевая все глупые песни, которые только приходят в голову, — это ощущается в несколько раз сильнее. Потому что весело, и потому что любят.       — Да-аня, стой, — тянет Руслан, смеясь, и растягивая глупую улыбку на своём лице. Самую милую, на которую только способен сейчас. А Кашин так обожает его за это. Тушенцов останавливается прямо перед подъездом, где находится их общая квартира. Даня становится рядом, и его всё ещё немного пошатывает, но он пытается из своего мутного взгляда сделать самый серьёзный, что сейчас может, и это так сильно смешит Руслана.       — Что? — он искренне не понимает, почему тот расхохотался. Но он быстро успокаивается, вставая перед ним прямо.       — Люблю тебя, пиздец просто, — и улыбка Дани стоит просто всего мира. И Руслан готов подарить ему весь мир. И поцелуй. Очень смазанный, в уголок губ, но тот, который он может ему дать сейчас, зная, что Даня хочет этого не меньше.       — Пошли домой, — усмехается он, целуя Руслана в макушку. Телефон в кармане вибрирует, а Кашину до него дела нет совсем. Всё потом. Да и к тому же, пока Тушенцов открывает дверь, он даже не может нормально сфокусировать взгляд на слишком ярком экране телефона.       В квартире тихо и темно. Но всё нарушается, с приходом двух пьяных тел. В первую очередь, в поисках выключателя, Даня роняет торшер. И Руслан снова смеётся как дурачок, когда сам включает свет, и видит, как тот пытается вернуть всё на место. Слишком много смеха, но ему просто хочется смеяться до потери сознания, сам не знает почему.       Кашин всё-таки справляется, смеясь вместе с Русланом, а затем, давая ему лёгкий подзатыльник — а нечего с него так нагло угарать. Конечно, потом извиняется, когда тот прикладывает руку к голове, целует щёки, да и вообще везде, где может дотянуться, но его всё-таки убеждают в том, что всё в порядке.       Пока Руслан уходит на кухню, Даня так и не понял, по какой причине, сам он уходит в их спальню, даже не пытаясь включить свет или светодиодную ленту, протянутую под потолком. Горький опыт с торшером, к сожалению, показал, что ни к чему хорошему это не приведёт. Он просто заваливается на кровать, пытаясь всё же прочитать сообщение, пришедшее ему совсем недавно.       Тушенцов возвращается к нему, когда тот уже, кажется, лёг спать. И вот он всё-таки включает основной свет в комнате, что оказывается слишком ярким даже для него самого, и слышит недовольное мычание.       — Русь, выключи, — возмущённо говорит Кашин, и тот послушно выключает, а после залезает на свою часть кровати. Даня просто обнимает его, не говоря больше ни единого слова.       Утро встречает Руслана не самым приятным образом. Точнее и не утро уже даже, два часа дня как-никак. В постели рядом никого нет, а судя по тому, что сторона Дани уже достаточно холодная, ушёл он довольно давно. Записок рядом он никаких не обнаружил, а на телефон кроме сообщений по работе ничего не приходило. Но и сразу бить тревогу Тушенцов не стал, мало ли, в магазин ушёл. Значит, скоро вернётся и оставшиеся пару дней выходных они проваляются вместе, как и планировали.       В квартире невероятно холодно, и хоть Руслан понимает, что уже сентябрь в самом разгаре, но даже для сентября слишком холодно, а потому приходится спасаться только кучей одеял и одним обогревателем, что ситуацию не особо спасал.

16:40

Руслан Тушенцов

Ты где?

      Спустя почти три часа, после того как он проснулся, пишет Руслан. Потому что переживает невероятно, и от того, что сообщение не читают ещё часа два после этого, легче вообще не становится. Да даже от того, что сообщение прочитали толку особо не было, ответа всё равно не последовало.       Значит, занят, наверняка. Может, тоже что-то срочное с работой, от чего тот отвлечься не может ни на минуту. Да на секунд тридцать всего лишь, чтобы просто написать «Всё хорошо, скоро буду дома». Это же невероятно сложно. А тот места себе не находит, весь день ходит из их комнаты на кухню и обратно, круги нарезает, просто потому что не знает больше чем себя занять. Сериалы и фильмы не отвлекали, в игры играть не хотелось совсем, да и не до работы теперь. Как в таком стрессовом состоянии работать можно начать раньше?       Если честно, Тушенцов уже заглядывался на ключи собственной машины, чтобы поехать искать его самому, ибо никто из общих друзей, вроде как, не знает, где тот находится. Но так же быстро отбросил эту мысль, потому что… Никто не знает где он находится? Даже малейшего предположения нет. А также потому что к первому часу ночи слышит, как кто-то пытается открыть дверь ключом. И кому-то сейчас, кажется, ой как сильно влетит.       Влетело бы, если б не одно но.       — Дань? — а тот и вовсе как-будто не видит его. Просто пустой, стеклянный взгляд, и только тяжело выдыхает, когда облакачивается спиной на дверь. Руслан, кажется, вновь чувствует запах перегара. — Хорошо отдохнул? — язвительно интересуется он. Ну, конечно, его парень где то тусуется, бухает, а он должен сидеть и переживать. Даня начинает чаще дышать, да и в целом дыхание сбивчитым становится. Хочет посмотреть на свои руки, но те слишком сильно дрожат и трясутся. Руслана он и вовсе не слышит. Словно его и нет здесь совсем. Но в один момент он поднимает взгляд и у Тушенцова в лёгких заканчивается весь кислород. Нет, он правда дышать перестаёт, ему становится только страшно и не более.       — Ты под чем? — с каменным выражением лица спрашивает, с застывшей маской страха за его жизнь.       — Какая разница? — вопросом на вопрос отвечает тот, и становится так неприятно.       — Почему ты не сказал ничего?       — Отъебись, пожалуйста.       Грубо. Слишком грубо для человека, который ещё вчера клялся ему в любви. Кое-как Даня разувается, не без помощи Руслана доходит до спальни и сразу же заваливается на кровать.       Да и вообще, что, блять, значит «какая разница»? Она есть и она невероятно ощутимая. Либо Даня просто напился до такого состояния, на что Руслан надеется, либо он чем-то ебать как хорошо обдолбан, во что Руслан верить не хочет, но что проявляется слишком очевидно.       На кровати Кашин сворачивается калачиком, обхватывая голову руками, и если какое-то время назад хотелось дать ему по шее, то сейчас уже просто становится жалко. Да и тем более, о чём они в таком состоянии поговорить смогут?       — Ты как себя чувствуешь? — Руслан присаживается на корточки рядом с краем кровати, взяв того за руку.       — Я в порядке, — коротко отвечает тот и Тушенцов решает больше пока что не донимать его вопросами. Завтра поговорят про это.       Руслан же никогда не был против таких похождений Дани, просто всегда просил его предупреждать. Да и до наркотиков дело не доходило никогда. Сейчас же он не знал вообще ничего. Где был Даня, с кем, в каком количестве и что употреблял, вообще ничего. Всё же решив оставить это на завтра, Руслан целует его в висок, а затем уходит и ложится на свою часть кровати. Только вот проблема в том, что на следующее утро Кашина снова нет в постели рядом с ним.       Когда тот возвращается домой так же поздно, в ещё более худшем состоянии, чем правда пугает не на шутку, Руслан только спрашивает, как тот чувствует себя. И оставшиеся выходные проходят так же, в ответ на что он всегда получает «Я в порядке». И какой же неожиданностью было увидеть Даню наконец дома, но, к сожалению, когда Руслану нужно было уезжать. Однако, конечно, он понимал, что если не поговорит сейчас, то потом времени просто уже не будет.       Наспех надевая неглаженую чёрную футболку и джинсы с дырками на коленях, краем глаза замечает, что Даня проснулся. Конечно, чувствует себя по любому отвратительно. А как бы вы себя чувствовали, долбив непонятно что четыре дня подряд? И Руслан прекрасно понимает, что это ненормально, он не понимает, почему такие же мысли не приходят в голову Дани.       Конечно, были моменты, когда тот хотел вернуться на ту дорожку, из которой Руслан его, слава всевышнему, вытащил. Не то что бы Даня был совсем нариком отбитым, он называл это просто «Я пробую». А Руслану не хотелось, чтобы он пробовал, да и Кашин понимал, что ни к чему эта дорога не приведёт, только в глубокую, глубочайшую яму, из которой он не выберется уже совсем никак. Руслан был тогда рядом и он в первую очередь повлиял на него, но почему же он не может сделать этого сейчас тоже? Почему Данила его, блять, просто игнорирует?       — Проснулся? — и в ответ непонятное мычание. Но, в общем-то, да, значит проснулся. Руслан немного натянуто ему улыбнулся, и как же удобно, что он сейчас просто может забраться на Даню, усевшись ему на бёдра, пока тот ещё ничего не понимает, ибо только-только проснулся. Тушенцов наклоняется чуть вперёд, и губы друг друга находятся буквально в паре миллиметров друг от друга. Тот также продолжает улыбаться, одаривая улыбкой своего рыжего мальчика. Даня попытался положить руки на его ягодицы, и Руслану, быть может, даже приятно это, но точно не сейчас. Сейчас — разговор. А поставив его в такое положение, Даня просто не сможет отвертеться. Да, Тушенцов хитёр.       Руки Дани он перехватывает своими и опускает на уровень его головы, чуть вдавливая их в кровать, не так чтобы было больно, но и чтобы не сбежал просто. Сейчас он замечает, что Данила улыбается как-то не так. Не той своей искренней, радостной улыбкой, хоть и продолжает смотреть взглядом, полным любви и нежности. Скорее грустная улыбка, что тот настойчиво продолжает пытаться скрыть. Может, у него и получилось бы, если бы перед ним был не Руслан.       Закусывает нижнюю губу, морально готовясь и параллельно рассматривая лицо Дани.       — Ты любишь меня? — усмехается он, говоря шёпотом и чуть пошевелив бёдрами, чувствуя, как тяжело выдыхает Кашин. Целует его в щёку, затем спускаясь к подбородку, а после и к шее. Дане правда тяжело дышать, Руслан знает все его слабые места, успел выучить за довольно большой срок.       — Русь, что за вопросы дебильные? — на выдохе произносит тот, получая ещё одну усмешку от Тушенцова. Данила чувствует, как его дыхание греет кожу, и, кажется, сердце начинает тоже понемногу оттаивать. Агрессировать на самого родного человека естественно больно и больно видеть его разбитым каждый раз, приходя домой. Проблема в том, что Даня пока не знает, что ему делать с этим. Знает, что Руслан не виноват ни в чём, и знает, что не имеет никакого права срываться каждый раз на нём, но эти четыре дня… Боже, какое это было мучение. Да даже сейчас он чувствует себя вообще ни разу не лучше. Однако, перед Русланом, всё-таки, невозможно устоять. Весь такой, сука, красивый, волшебный, прекрасный, и так правильно сейчас сидит на нём сверху, исцеловывая до ужаса побледневшую за последнее время шею. — Люблю конечно.       И улыбка его становится ещё шире, а на шее он начинает оставлять засосы. Просто потому что может себе позволить это. И потому что нравится как вдохи и выдохи Данилы чуть ли в стоны тихие не переходят.       — Тогда почему торчать начал опять? — также шепчет он куда-то в шею, а затем больно кусает её, от чего парень под ним вздрагивает, пытается что то сделать, но понимает, что даже руками пошевелить не может.       — Блять, Руслан! — шипит он, на что в ответ наконец-то натянутая улыбочка с его лица сползает и в миг он становится серьёзным.       — Ответь на вопрос. Поверь, я тоже не хочу этим заниматься сейчас, у меня слишком дохера дел сегодня, чтобы ещё и вывозить этот разговор. Поэтому жду от тебя ответов. Зачем? — смотрит прямо в глаза, и впервые за выходные видит хотя бы какую-то ясность в них. Конечно, он не знает, был ли Даня чист или ему просто казалось так, ибо просто так это всё не проходит, но надежда же умирает последней?       — Да не торчу я, отпусти! — просит тот, даже не начиная особо пытаться сделать что-либо, чтобы освободиться.       — Дань, только слепой не заметит, что ты опять торчишь. Знаешь как мне надоело за это время выслушивать все твои истерики и обвинения в мою сторону, хотя я даже не понимаю зачастую, о чём ты вообще говоришь. Я просто хочу чтобы ты правда был в порядке, а не закидывался чем-нибудь до состояния ебучего овоща и продолжал твердить, что у тебя всё хорошо. Мы вместе можем решить это, тебе просто нужно попросить о помощи.       — Да не нужна мне ваша помощь ебучая. Ни твоя, Руслан, ни чья-либо ещё. Я в абсолютном, блять, порядке!       Руслан и правда задумывается, всматриваясь в то, как брови Дани ползут к переносице, а взгляд хмурится. Да и сам по себе он становится всё злее и злее. Нет, поговорить с ним точно нормально не получится. Чтобы с ним нормально поговорить, его надо на неделю дома запереть, оставив только еды да сигарет, чтобы отошёл от своей херни.       — Я не хочу чтобы мои проблемы касались тебя.       Тушенцов ослабляет хватку, а взгляд моментально пустеет. Ну всё, приехали. Он не знает, как не послал его нахер, хотя сам Даня за последнее время делал это бесчисленное количество раз, но ему удалось. Он просто слез с него, и, захватив рюкзак и телефон, уходит из комнаты. И случайно, честно случайно, получается так, что он хлопает дверью.       Данила возвращается вновь поздно, уверенный в том, что в их общей квартире никого не будет. Последнюю неделю так и происходит. Руслана он видел всё реже, сам на работу, честно говоря, подзабил немного, ну не до этого немного, да и к Руслану на студию ездить он тоже не собирался. Есть дела поважнее.       Терять разум от веществ оказалось приятным способом отвлекаться от всего, что происходит на данный момент. Иногда, правда, загоны ловил такие, что на трезвую голову он и думать о таком не мог, и вот это не очень приятно было. Также неприятно, как и блевать по ночам в туалете чужой хаты, или же прикосновения чужих рук в толпе, просто потому что во время танцев никто за руками не следит, или громкая музыка, долбящая по ушам, к тому же, вообще не жанр Дани. Ещё хуже — приходить домой в пустую квартиру и просто, блять, плакать. Сидеть и рыдать. Или лежать и рыдать — да какая разница?       В этом тоже есть свои плюсы — на людях-то Данила никогда не заплачет. Но такими ли способами стоит этого добиваться? Да и не решатся проблемы от этого всего. А от того, что ещё и Руслана рядом нет, становится в разы хуже. Как много панических атак и подобных штук он чисто по случайности словил хотя бы за последнюю неделю? А вы думаете он считал? Определённо гораздо больше, чем требуется.       Открывая дверь квартиры, он понимает, насколько же сильно устал от этой тишины. Не понимает, что находит на него, когда с психу толкает этот ебучий торшер и лампочка внутри разбивается. Он действительно старается дышать ровно, но легче этого добиться получается почему-то только после истерики. Потому разбивает в прихожей зеркало, на кухне сбивает со стола на пол всю посуду, от чего та с грохотом разбивается. Бьёт шкафы, стены, не задумываясь о том, в какое мясо могут превратиться его руки. Он осторожно дрожащими руками поправляет чёлку, а затем вытягивает сигарету из пачки, сразу же поджигая её и затягиваясь. Благодаря милым розовым тапочкам, которые сейчас невероятно Даню взбесили, ноги оставались целыми.       В общем-то, в шкаф прилетели эти самые розовые тапочки следом. Наконец, вновь стало тихо в квартире после его нервного срыва. После того, как он обпинал все стены и шкафы, после того, как сбил кулаки так, что страшно смотреть на них, а ещё, кажется, в ногу врезался кусок тарелки, который Даня сразу же достал, он спокоен. Он может пойти в спальню, вновь просто лечь и уснуть, чтобы наутро не помнить ничего. Чтобы наутро в очередной раз открыть диалог с Колей, и спросить как дела у Руслана, просто потому что Дане кажется, что Тушенцов обиделся на него, и написать ему просто стыдно. И Коля, как хороший друг, скажет, что всё хорошо и тот не обижается совсем. Будто от этого легче станет. Можно снова перевести телефон в авиарежим и просто уснуть, чтоб дозвониться не мог никто.       И в целом, план был бы гениален, если бы как только голова Дани не коснулась подушки, он не услышал бы скрип двери и хруст стекла. Понять не мог, всё-таки пришёл кто-то, или же это внутри всё-таки, всё хрустит из-за того, что он сделал с именно этой квартирой. Но судя по тому, что раздражённый Руслан открыл дверь в спальню, всё же первое.       — Ты совсем охренел? — ну Даня же слышит, что тот и сам устал, зачем сейчас разводить вот это всё?       — Я всё уберу.       — Уж будь добр, — произносит он, всё ещё стоя в дверях в куртке и активно жестикулируя руками, — Блять, Даня, ты уже не понимаешь, что делаешь, ты не видишь? Я не знаю, ну хочешь я возьму на какое-то время отпуск, мы вместе побудем, мы решим всё что угодно вместе.       — Всё не так просто, — только лишь коротко отвечает Кашин, что уже настолько сильно начинает выбешивать Руслана, что он вот-вот лопнет из-за этого.       — Ну а как? Объясни, я не телепат! — срывается на крик уже он. — Я заебался, понимаешь?! Буквально всё, что я делал и что ты делал, пошло по пизде просто потому что: «ой как прикольно быть торчком», да ты реально просто овощ уже!       — Ты сам себя слышишь-то? — тот всё также говорит спокойно, и Тушенцов не понимает, его это больше пугает или раздражает ещё больше. — Забавно получается, да? Ты не видишь, что творишь. Я не слышу, что говорю. Я же, блять, еблан конченый. Просто так названивал всё время всем: «А вы не видели моего Данечку?», а Данечка у нас марафонит оказывается, по хатам шляется и свои хаты разъёбывает!       — Блять, просто заткнись, — просит он, хоть и понимает, что Руслан этого делать не умеет вообще. Даня всегда говорил на языке фактов, стараясь сделать больно, а Руслан же делал больно в основном даже тогда, когда не хотел этого. Потому что Даня тщательно подбирал слова, а Руслан нёс то, что первое в голову приходит, и его слова всегда почему-то были острее кинжалов. Даня много раз объяснял ему где конкретно тот был неправ, за что Тушенцов всегда вымаливал прощение, а тот всегда прощал. Просто потому что это же Руслан, ну вот такой он, и он всё равно его любит.       — Нет, ты заткнись! Ты пиздец в каких проёбах, Дань, ты даже не представляешь. Тебе нужно прекратить, как ты не понимаешь?       — А давай я сам решу, как мне прожить мою жизнь.       — Да нельзя возвращаться в ебучее прошлое, мы кое-как вытащили тебя оттуда, и ты снова возвращаешься? Ты просто деградируешь от нехуй делать.       — Пошёл нахуй, — внезапно выдаёт Даня. Слишком чётко и громко, чтобы Руслану показалось, что это не на полном серьёзе. Он ещё выдерживает паузу, а затем продолжает. — Иди, развивайся дальше. Только пожалуйста, не трогай меня больше.       Тишина была просто невозможной, такую вывезти невероятно тяжело даже двум трезвым людям, а Даня с Русланом… Как будто Руслан пытается объяснить ему свою точку зрения на очень ломаном английском, даже не зная о том, что Даня говорит только на древнегреческом языке. Ну вот совсем не понимают.       Возможно Руслан и осознал, что перегнул, но когда уже третий день возвращается в квартиру, чтобы извиниться, Даню не обнаруживает там. Остался только весь бардак, да и в целом все его вещи. Люди когда съезжают, не делают так. Это больше похоже на то, что он вышел в магазин за хлебом, и сейчас вернётся и всё будет хорошо. В последнее время у Руслана постоянно присутствует это чувство дежавю. Только теперь он знает точно, что в этот раз Даня не вернётся.       Неужели нельзя было просто сказать, что Руслан ему надоел? Он бы понял в любом случае, но если хотел расставания, то почему выбрал именно этот болезненный способ? Неужели так приятно давить на больное, что ли. Лиза Неред Руслан, Даня если что у меня уже третий день ночует. Подумала, ты должен быть в курсе.