Прямо по коридору

Кажется, впервые в жизни голова была абсолютно пуста. Мысли не разрывали полушария на части, а мозг не кипел в переживаниях и страхе по пустякам.  Больше нет.  Гермиона нарочно старалась думать.  Думать и думать. Как же долго она здесь пробыла. А как же мама с папой? Но ни одна мысль не превращалась в сосущее под ложечкой переживание и не задерживалась в голове дольше, чем на мгновение. Мама часто говорила, что в любой ситуации нужно сохранять достоинство и идти вперед с высоко поднятой головой.  Да, это утешило в свое время маленькую девочку с челкой и длинными кудрявыми волосами, когда Драко Малфой пренебрежительно бросил ей чертовски унизительное «грязнокровка».  Гермиона всегда уважала мамино высказывание, но сейчас ее тошнило от всего. С высоко поднятой головой она может только запустить непростительное в старуху Блэк. И то, она этого не сделает.  Совесть не позволит. Замучает, загрызет с потрохами и не заметишь, как сойдешь с ума. Черт!  Какая же она слабая! Гермиона злилась на себя и на свою бесхребетность. Будь она смелее или даже нахальнее, она бы преподала урок этому харьку и его мерзкой бабке!  Да всей чертовой семейке!  «Ты добрая» низкий, но такой уютный голос Хагрида раздался в голове.  Он всегда так говорил, а Гарри подбадривающе улыбался где-то в сторонке.  А дальше множество опасных, но и в то же время невероятных приключений ожидало на пути. А затем война. Гермиона думала, что со смертью Волан-де-Морта умрет и ее страх не дожить до следующего дня. Друэлла доказала, как сильно девчонка ошибалась.  Как же горько осознавать, что даже с наступлением мирного времени ей приходится держать ухо востро и быть на чеку каждый миг. Теперь Гермиона будет проверять каждый темный угол, подскакивать от каждого неожиданного шороха.  И не потому, что она трусиха. Мерлин, нет.  Грейнджер никогда не была трусихой.  Она та, кто всегда берет ответственность не только за себя, но и за других, пытаясь помочь или даже спасти жизнь. Вот оно, дамы и господа, честь и отвага, бескорыстие и вера в добро в самом что ни на есть чистом виде! Но сейчас она просто устала. Бессилие сжирает изнутри, а здравый смысл падает в бездонную яму, где никогда не встретит невидимое дно. Разум отказывался перерабатывать и осмысливать всю ту чушь, что рассказала Друэлла несколькими длинными днями ранее.  Черная магия во всей этой истории, конечно же, добавляла ненужного шарма и путаницы  светлому уму гриффиндорки.  Полотно из благих намерений и защиты единственного родного человека Друэллы было исполосовано и изуродовано темными проклятиями и чарами.  Гермиона, конечно, верила старухе. Той больше незачем было лгать.  Однако злость не спеша поглотила гниющая обида.  Как можно было так легко распоряжаться чужой жизнью? Гермиона Джин Грейнджер — умнейшая ведьма столетия, подруга Гарри Поттера, часть Золотого трио, порядочная девушка и добросовестный сотрудник Министерства Магии в Отделе Правопорядков. И пусть даже ее кровь не такая «чистая», как у Блэков, она знает, что чего-то все же стоит в этом душном магическом мире. «Хотя бы душа почище некоторых» — буркнула себе под нос Гермиона, явно не обращая внимания, что перечитывает абзац про чешую драконов уже в шестой раз. Плевать на грязную кровь.  Девушка знает, это не имеет значение и никогда не имело для нее.  Грейнджер чувствует, как эта несправедливая граница стирается и еще для одного волшебника с которым теперь приходится делить крышу. Друэлла настаивала на том, чтобы Гермиона еще какое-то время пожила здесь, в Блэк-мэноре. Якобы ей необходимо время на восстановление и прочее. «Неужели эта старая карга вздумала исправить нанесенный ею ущерб» — злобно усмехнулась  Грейнджер.  Горечь от мимолетной гнусной мысли так и осела на языке. Гермиона протестовала и сопротивлялась, так что Друэлле пришлось ее отпустить. Однако, стоило девушке покинуть ворота поместья, как она тут же почувствовала недомогание, а вслед за ним сильное головокружение.  Тело начало ломить и пропускать боль от макушки до самых пят. Это длилось несколько мучительно долгих минут.  Тело горело огнем, однако не до такой степени, чтобы кричать и биться агонии, словно сам Волан-де-Морт направил на тебя древко своей уродливой палочки и тихо произнес холодными губами «Круцио». Вдруг боль внезапно отступила. Трава щекотала тело, глаза медленно закрывались от внезапного перевернувшегося пейзажа. Гермиона была еще способна  услышать звук чьих-то стремительно приближающихся шагов и почувствовать тонкую ладонь на своем плече.  Чужая тень нависла над ней, загораживая собой слепящее солнце. Гермиона узнала запах, узнала тепло дыхания на коже прежде чем закрыть глаза. Нежный шепот ускользал с каждой секундой пока девушка окончательно не потеряла сознание.    Грейнджер пришла в себя уже в поместье, находясь в отведенной ей комнате. Белые простыни окутывали живительной прохладой, пока взгляд пытался сфокусироваться на покрытом мелкими трещинами потолке. Пучок шалфея тлел на крохотном серебряном блюдце, стоящем на тумбочке совсем рядом с головой. Дым закручивался в тонкие спирали и растворялся в воздухе, не достигая потолка. Регулус стоял у окна, спиной к Гермионе. Он молча наблюдал за птицами, резвящимися в яблочном саду, который совсем скоро зацветает белыми красками. — Знаешь, — его голос неожиданно разрезал тишину, заставляя Гермиону моргнуть. — Друэлла настаивает на том, чтобы ты дала Непреложный Обет в качестве гарантии сохранения всего произошедшего здесь в строжайшей тайне. В том числе и обо мне. Однако просить тебя о подобном я считаю последней дикостью. — он хмурился, но не осмеливался отрывать взгляд от алеющего солнца, которое совсем скоро спрячется за горизонт.  У него тоже было много мыслей. — Можешь рассказать всем о том, что произошло. — холод его голоса пронизывал до костей.  Гермиона едва не съежилась под одеялом, но она заставила себя слушать и смотреть прямо на его, очерченную светом заката уже не такую мрачную, фигуру. — Можешь сдать меня Аврорам и обеспечить прямой путь в Азкабан, мне плевать. Но хотя бы на минуту переступи через свое безрассудное упрямство и просто… — он вздохнул и прикрыл глаза на мгновение — Дай своему телу восстановиться как положено, не мешай ему. Ты была под воздействием темной магии достаточно долго, находясь здесь, значит и налаживать твое состояние придется соответствующими заклинаниями и зельями. Даю слово, тебе ничего больше не угрожает, и Друэлла не тронет тебя впредь, слышишь? И если все-таки ты расскажешь кому-нибудь обо мне, прошу… не упоминай ничего про Друэллу.  Гермиона ничего ему не ответила, но мысли о том, что ее могли оглушить у ворот подлым броском какого-нибудь заклятия в спину тотчас же покинули кудрявую голову.  Конечно она думала о возможности рассказать в Министерстве о беспределе и несправедливости с которыми она столкнулась, познакомившись с Друэллой Блэк лично. Однако слова Регуласа, почему-то, сбавили этот порыв.  Неужели он был готов пожертвовать своей свободой ради его старой чокнутой тетки?  Гермиона, конечно, вряд ли бы рассказала о чем-то в Министерстве.  По крайней мере не о Регулусе.  Она четко это понимает. Он не заслуживал наказания. Не после всего что с ним случилось.  Двадцать лет сна после встречи с инферналвми уже являлось ужасающим наказанием.  Не жив и не мертв. И так двадцать лет… Нет, Гермиона бы не рассказала. Как бы сильно злость не глушила и обида не грызла внутренности, до сердца им никогда не добраться. Просто девушке было горько и очень обидно за то, как с ней поступили. Дни тянулись долго, а ночи еще дольше.  Гермиона думала о маме с папой, о Гарри и Роне, о своей работе и маленькой квартирке, которую она снимает в маггловской части Лондона.  Поначалу волшебница была в замешательстве, почему никто не беспокоился о ее пропаже и не пришел за ней.  Она задала этот вопрос Леди Блэк, а та ответила, что все было предусмотрено.  Друэлла уже тогда имела запасы оборотного зелья и всякий раз, когда сотрудники министерства приходили в Блэк-мэнор, где должна была работать Гермиона, Друэлла выдавала себя за нее.  На работу в министерство приходить не нужно было, ведь Друэлла и об этом смогла позаботиться.  Вдобавок, у нее есть связи, не зря же носит фамилию «Блэк». Гермиону захлестнула горькая обида очередной ледяной волной и раздражала глаза.  Друэлла притворялась ею время от времени, а Гарри с Роном даже ничего не поняли.  Не заподозрили.  Не узнали, что это была не она.  Не смогли отличить фальшивку. Гермиона горько посмеялась, когда Друэлла рассказала в чем был смысл наряжать девушку в одежду служанки или гувернантки в Междумирье. Леди Блэк боялась, что со старыми тряпками к девушке вернутся стертые Друэллой на время воспоминания о жизни.  О семье, о друзьях.  Остались лишь рутинные привычки, избавляться от которых у Друэллы не было времени. Гермиона откровенно купалась в холодной ярости. Обида поглощала ее сердце медленными погружениями.  «Ну и насколько же я лучше, чем старуха?» — вдруг подумалось Грейнджер. Она никогда не забудет выражение лица матери, уставившуюся на тонкое древко в руке единственной любимой и долгожданной дочери.  У Гермионы были благие намерения. Она защищала семью от Пожирателей Смерти.  Но и у Друэллы тоже были благие намерения. Она спасала племянника. Единственного оставшегося в живых из рода Блэк, не считая ее дочери Андромеды, которая уже давно Тонкс. Гермиона, которая подняла палочку на собственных родителей и стерла им память, а после отправила жить на другой континент.  Обида по краям начала таять и потихоньку отступать от стенок, но все же не исчезала бесследно.  Гермиона вздохнула.  Она не лучше.  Друэлла хотела лишь спасти Регулуса, и девушка тоже отчасти этого хотела. Гермиона вспоминала, как Гарри рассказал ей то, что поведал ему Сириус одним холодным зимним вечером в доме на Площади Гриммо.  Печально, что старший брат так и не узнал правды о поступке младшего Блэка.  Гермиона могла понять, Сириус презирал Регулуса за служение Волан-де-Морту, но теперь ей становилось невыносимо, что она была такой же несправедливой. Сухой воздух, пропитанный старыми страницами смешивался со свежим летним бризом, парящим из окна.  Солнце пробивалось внутрь, а ветерок играл с невесомыми шторами.  В памяти Гермионы библиотека еще никогда не была такой светлой.  Ноги свешивались через край подлокотника на кресле. Прохладный ветерок играл со шторами и ласкал голую кожу ступней. Карим глаза внимательно изучали выцветшие буквы. Пальцы нежно касались шершавых страниц старинного фолианта. Блэки разрешили девушке пользоваться семейной библиотекой. Это меньшее, что можно было сделать для нее после всех событий, произошедших в этих стенах.  Гермионе отчаянно нечем было заняться, и раз уж ей отказано в возвращении в привычную жизнь еще какое-то время, она потратит его с умом.  Как и всегда делала.  Но книги больше не приносили интереса, как это было раньше. Никакого трепета и предвкушения от старинных переплетов. Сплошное горькое безразличие.  Пустое и никчемное. Гермиона вздохнула, когда поняла, что не может сосредоточиться на описании свойств чешуи Хвосторога. Этот текст был перечитан не меньше пятнадцати раз, за последние сорок минут. Впервые со странной охотой девушка отложила книгу куда-то подальше на стол, даже не глядя.  Все в этом поместье напоминало о пережитых страданиях. Холодный сардонический смех Беллатрисы, вызванный новой порцией безнравственного поступка, и ее красные бесстыжие глаза. А вот и мамин милый звонкий смех, когда пятилетняя Гермиона надела свое прелестное желтое платье задом наперед и вышла в таком виде в гостиную.  В тот день они ходили в зоопарк. Злое мерцание красной искры в глазах Волан-де-Морта и его приспешников. Серая кожа и мрачная кривая улыбка. Папин теплый взгляд, когда семилетняя Гермиона наблюдала за крохотными ящерками, угодившими в детскую песочницу одним жарким летним днём.  Его карие глаза всегда дарили утешение в дни невзгод и девушке всегда было интересно, приносит ли она кому-то хоть долю этого чувства, когда ее взгляд встречается с чужим?  С Гарри, Роном, Джинни, Виктором, Невиллом и Палумной.  Думают ли они о чем-то столь же добром и теплом, когда встречаются с ее карими глазами?  У Гарри зеленые глаза, наполненные братской любовью и заботой.  У Рона голубые, такие простые и добродушные.  Она помнит, как в этих родных омутах постоянно рождались дурацкие идеи и затеи. «Интересно, как они сейчас?» — Гермиона закусила губу, глядя на стопку книг на журнальном столике.  Холодные пальцы с былой бережностью касались переплетов и не спеша доставали по одному. У Рона и Гарри всегда теплые руки.  Помнится, Рон вечно ворчал, когда замечал Гермиону без перчаток в холодное время года, а Гарри даже научился применять согревающее заклинание.  И как давно это было? Лишь один человек разбавлял тяжелый гнет пережитого в этом проклятом поместье. «Кстати, у Регулуса…» — она осеклась на мгновение.  Недавно появившаяся несмелая улыбка вновь исчезла с ее лица. Что она помнит о его глазах? О его руках и прикосновениях?  Осколки снов были все еще свежи в ее памяти.  Руки такие же холодные, но по иному нежные и посылающие особое тепло по всему телу. Серебро его глаз задевает до глубин, но не жалит раскаленным холодом и не вселяет страх, как это делали другие Пожиратели Смерти. «Он больше не Пожиратель Смерти.» — укоризненно пробубнила Гермиона. Давно уже нет. Ступни коснулись нагретого от солнечных лучей деревянного пола. Гермиона прошлась туда-сюда и снова приблизилась к креслу.  Удивительно, что сегодня за последний час Грейнджер была погружена в мысли глубже, чем за последние пару недель ее пребывания в Блэк-мэноре. Девушка с силой прислонилась к креслу, стараясь передвинуть тяжелый старый предмет мебели ближе к раскрытому окну.  Вдруг, как по волшебству, кресло сдвинулось с места и Гермиона от неожиданности рухнула на него.  Он подняла голову к окну, совсем сбитая с толку. Щебетание птиц ласкало слух.  — Поразительно. Она обернулась быстрее, чем осознала, что пока еще не готова встречать омут серых глаз. Регулус убирал палочку в карман. — Что поразительно? — Гермиона ничего не могла поделать, но из принципа не разрешала себе быть дружелюбной рядом с ним. — Слушать великолепное пение синиц. У них очень много гнезд с той стороны холма. — Регулус слегка улыбнулся, когда жестом указывал на лесистый пригорок неподалеку. — Кажется, прошла вечность с последнего раза, когда я слышал птиц. И у тебя, наверное, тоже? Она угрюмо промолчала и снова уставилась в окно, не желая продолжать диалог. Однако что-то внутри неприятно щелкнуло. — Сириус тоже умер. — выпалила Гермиона быстрее, чем осознала.  Теперь ей стало стыдно и противно от себя, но обида и злость все еще стояли рядом, и словно подговаривали девушку сделать больно в ответ.  Не важно, что Регулус совсем не тот Блэк, который заслуживал ее гнева. Была ли это попытка самозащиты или мелкая низкая месть, Гермиона не знала. — Знаю. — с поразительным спокойствием ответил он.  Гермиона не могла определить тон его голоса, но когда она повернула голову, чтобы встретиться с ним взглядом, его глаза были печально опущены.  Его губы слегка приоткрыты, словно он собирается что-то сказать, но не мог подобрать нужных слов.  Регулус стоит недалеко от Гермионы, нелепо себя чувствуя и не зная, как к ней подступиться.  Разумеется, напоминание о старшем брате заставило с трудом успокоившуюся рану снова кровоточить.  И только теперь Гермиона разглядела боль скорби в светлом серебре его глаз.  Сейчас Регулус казался таким потерянным и одиноким, что у Грейнджер сжалось сердце.  — Прости. — только и смогла вымолвить она. Регулус закивал головой в тишине, и, как это не странно, напряжение начало постепенно таять в сухом воздухе читального зала. Ее пылкое заявление безусловно укололо его, но он не винил девушку.  Почему-то не смел. Гермиона хотела задеть Блэка, обидеть, услышать треск его души. Однако та уже была изранена и измучена.  Невозможно сломать что-то дважды, так ведь? — Я… — он вздохнул, прежде чем продолжить. — Я, правда, не знаю кто… — однако не смел произнести вслух конец предложения. — Твоя кузина. Гермиона мысленно дала себе пощечину.  Зачем она его так мучает? «Замолчи, идиотка! Замолчи! Замолчи!» — она поджала губы, кусая их внутреннюю сторону, и нервно хмурилась в ожидании его реакции. Регулус закрыл глаза на мгновение после осознания сказанных ею слов.  Разумеется, он знал о которой из троих сестер Блэк идет речь. По крайней мере теперь стало понятно почему Друэлла так и не раскрыла тайну смерти его брата во время личной беседы. — Ты много знаешь о нем? — Он был моим другом. Регулус снова кивнул.  Дружба между этой гриффиндоркой и его братом мало удивляла. Сириус всегда был в центре внимания, душой компании.  — Только не смей думать о чем-то непристойном! — сразу же забеспокоилась Гермиона. — На третьем курсе мне и моему лучшему другу удалось спасти Сириусу жизнь. — Я бы и не подумал, что между тобой и моим братом могла быть какая-то… связь. — он ухмыльнулся с легким, едва ощутимым намеком на озорство. — Ведь ты была еще школьницей. К тому же, двадцать лет… довольно большая разница, не так ли? — он улыбнулся, стараясь ослабить скопившееся между ними напряжение. — Ох, а ты-то ведь гораздо моложе. — съязвила Гермиона, но готова была второй раз мысленно отвесить себе пощечину.  Зачем она вообще это сказала?  — На пару лет, но что это меняет? — его светлую улыбку теперь заменила грустная. Грейнджер закусила внутреннюю сторону щеки. Его слова о том, что он так же слишком стар для нее почему-то не приносили радости, хотя и выглядит как восемнадцатилетний.  — Я готова дать Непреложный Обет. — с тихим выдохом заключила Гермиона. Регулус посмотрел на нее с неверием.  Неужели она может простить преступление Друэллы?  Неужели она правда готова простить его, Регулуса, за то, что он является главной причиной всего, что произошло?  «Почему?» — спрашивал он не произнося ни слова, глядя в ее карие омуты. Он хотел сказать, что это не обязательно, что это не нужно, но лишь ответил коротко: — Спасибо тебе, я очень ценю это. Гермиона кивнула, но больше ничего не сказала.  — Ты, наверное, презираешь меня. — его брови медленно поползли вверх, а глаза опустились еще ниже, когда из уст донеслось это заключение. — У тебя было достаточно причин плохо думать обо мне, а теперь все стало еще хуже. Я получил Черную Метку довольно рано, в шестнадцать если быть точным. Гермиона слегка поежилась от упоминания кошмарной татуировки Пожирателей смерти. — Злой и безжалостный, раз уж и у меня была серебряная маска. Я могу тебя понять. — Регулус тихо продолжал, не сводя взгляд с ее милого лица.  Всякий раз, когда он смотрит на нее, внутри что-то трепещет от радости.  «Какая же она чудесная, Мерлин…» — Регулус сглотнул несуществующий ком. — Что-то есть в тебе, и это мешает мне взглянуть на тебя так, как ты хочешь чтобы я на тебя смотрела. — несмело проговорила девушка. Этот неоднозначный комментарий застал Регулуса врасплох. Он нахмурился, силясь определить смысл сказанных ею слов. — Гермиона?… — тихо спросил он. — Ты ведь все помнишь, так ведь? Она промолчала, не смея отвечать.  Страх того, что они оба пережили был реальным, и эта связь отдавалась в груди болезненной истомой.  — Твое молчание красноречивее всяких слов. — он снова попытался улыбнуться.  — Я не хочу начинать этот разговор. — нахмурилась Гермиона.  — Напрасно, ведь он все равно случится рано или поздно. — осторожно подталкивал он.  Гнев снова закипел в венах и прошел прямо через все тело. Гермиона резко вскочила с кресла и быстрыми шагами приблизилась к Регулусу. Блэк не пошевелился, выдерживая прямой зрительный контакт.   — Тогда давай я начну сначала! Твоя тетка держала меня здесь месяцами и играла в мою жизнь за пределами этих стен! Она бы и бровью не повела, если бы пришлось убить грязнокровку вроде меня, чтобы спасти твою жизнь! — он хмурился с каждым сказанным ею словом, глядя прямо в ее карие глаза. — Ты хотя бы представляешь, что я чувствовала?! После всего того, что произошло в вашем чертовом родовом гнезде я засыпаю со страхом, что не открою глаза на следующее утро! А теперь мне отказано в такой малости, как просто вернуться домой, и ты смеешь…! — Гермиона задыхалась от злости. — Послушай меня уже наконец! — он крепко схватил ее за плечи, слегка встряхивая, но не причиняя боли. — Мне очень жаль, понятно?! Я знаю, что виноват перед тобой, виноват перед всеми во всем этом! Если бы я не полез в ту пещеру, всего этого не было бы. Мои родители были бы живы, и мой брат!… Но я не могу повернуть время вспять, как бы сильно я этого не хотел… Прошу, прости меня, Гермиона. — сглотнул он, сдерживая душащую дрожь в голосе. Гермиона не чувствовала, как собственные слезы бежали по щекам и склеивали густые ресницы.  Она смотрела на Регулуса, глаза которого тоже застилала прозрачная пелена.  Боль и раскаяние, сожаление и горечь.  Девушка несмело протянула ладонь к его лицу и коснулась бледной скулы, как вдруг слезы скатились вниз как по сигналу. Юные волшебники молчали и понятия не имели, как быть и что делать.  Гермиона осторожно притянула его ближе. Жест получался неловким и странным, но почему-то чувствовался очень правильным.  Ее руки нашли друг друга за его спиной, в тот момент как его переплелись за плечами девушки. Оказавшись в его объятиях, она вдруг закрыла глаза и с облегчением вздохнула.  Это он. Точно такой же как и во сне. Неизвестно сколько они так простояли, но тишина вокруг дарила безмятежное чувство тепла и безопасности.  Прямо как каждый раз, когда Регулус смотрит прямо в ее глаза. Грейнджер прислонила лоб к его груди. Блэк в свою очередь закопал свой острый подбородок в густые кудри на макушке. Гермиона хотела бы простоять так вечность.  Чтобы он держал именно так в своих объятиях и защищал от всего плохого, что когда-либо могло ей навредить. Но по ту сторону стен волшебницу ждала другая жизнь. Ее родители, друзья и маленькая пустая квартирка с должностью в Министерстве. Гермиона касалась носом его белоснежной рубашки, когда сделала глубокий вдох. Она зажмурилась, с тоской заставляя себя вернуться в реальность.  — Остановись, пожалуйста… Дай мне уйти… Просто дай мне уйти… — вздыхала Гермиона. — Как я могу?… — тихо прошептал Регулус, боясь отпустить ее. Блэк закопался носом в ее волосы и сделал глубокий вдох.  Он закрыл глаза.  Ее аромат такой родной, такой опьяняющий. Пронизанный воспоминаниями об их снах.  Регулус слегка отстранился, но все еще держал Гермиону крепко в своих объятиях.  Холодное серебро глаз больше не было таким холодным, когда оно встретилось с мягкостью и добротой ее карих омутов.  Блэк не стесняется рассматривать ее лицо. Напротив, волшебник старался запомнить каждую черту. «Ты такая красивая, ангел мой» — восхитился он в мыслях, заправляя непослушный локон за ее ухо. Волшебница смотрела на него совсем как во сне.  — Знаешь, Гермиона, — взгляд Регулуса снова переместился на ее теплые глаза. — Ты прекрасна, как… — Рождественское утро. — закончила она и слегка улыбнулась. Он улыбнулся слегка шире, а затем медленно притянул девушку ближе к себе настолько, насколько это было возможно, воскрешая в памяти вкус и мягкость ее губ. Гермиона сразу же почувствовала, но не до конца осознала поразительную легкость.  Когда Регулус ушел, он унес все тревоги девушки с собой, сам того не ведая. Мысли возвращались обратно в голову, словно мигрирующая стая красивых звонких птиц весной. Прошло еще несколько дней.  Гермиона почти полностью восстановилась, в отличае от Регулуса.  Еще каких-то два или три месяца и он будет в норме по словам Друэллы.  Блэк хотел спросить Гермиону, будет ли она навещать его хотя бы изредка. Однако втайне ему хотелось, чтобы волшебница всегда была рядом с ним.  Вот только Регулус знал, что не смеет просить волшебницу об этом.  Одним поздним вечером Гермиона сама явилась в кабинет Друэллы, чтобы наконец дать клятву. Однако девушка выдвинула свои условия, которые значительно отличались от тех, на которые  рассчитывала Леди Блэк.  Грейнджер дала клятву, что после того, как Регулус вернется к жизни в обществе, а это было одно из главных условий девушки, та сделает все возможное, чтобы его и Друэллу не подвергли заключению в Азкабане.  В качестве гарантии успеха является жизнь Гермионы, ведь если у нее ничего не получится, то Магическая Британия потеряет героиню войны и «мозг Золотого Трио». Она знает, что ни Гарри, ни Рон, ни даже Кингсли этого не допустят. Внутри Грейнджер горела ошеломляющая уверенность в правильности своей затеи. Мерлин, она пережила Магическую войну, неужели не получиться убедить Кингсли? Смех смехом, конечно, но Грейнджер прекрасно понимала, как тяжело им будет. И она знала, что никогда не отступит от своего. Правда на ее стороне, а большего и не нужно. Гермиона и Регулус гуляли вместе по тропинкам цветущего яблочного сада, разговаривая о прошлом и жизни, ожидающей их в будущем. — И все же я никак не пойму, зачем ты это сделала. Я думал, ты устала рисковать, устала от меня и Друэллы. От Пожирателей и их семей в целом… Разве тебе не хочется вернуться к нормальной жизни? — Боюсь, мы оба были вынуждены взрослеть в такие времена, когда невозможно было не рисковать. Не уверена, что я вообще когда-нибудь знала, что такое «нормальная жизнь» — она посмотрела на него с робкой улыбкой. Регулус кивнул на ее ответ, погружаясь в молчание.  Не хотелось говорить о его служении Волан-де-Морту и о ее роли в войне.  Гермиона в общих чертах рассказала Блэку обо всем, что он пропустил.  О втором появлении Волан-де-Морта, о войне, о Пожирателях и их судьбе после окончания войны, о Сириусе… Регулус долго размышлял на эти темы вечерами у себя в комнате.  Мог он что-нибудь сделать, если бы был тогда…  «Прекрати! Бестолку теперь об этом думать.» — раздраженно подумал он. Гермиона не стала подробно рассказывать все и сразу о том, каков был вклад с ее стороны и  ее друзей в Магической войне, посчитав это не слишком разумным для первого времени.  — Я хотел спросить… — Регулус заговорил через минуту. — Да? — она наблюдала, как редкие белые лепестки цветущих яблонь кружат на ветру. — Этот Гарри, помнится, ты как-то упомянула его… — Это мой лучший друг. — ответила Гермиона. — Он тот, кто закончил твое дело и… он является крестником Сириуса. Дом на Площади Гриммо перешел к нему по наследству. — Гарри Поттер значит. — заключил Регулус, сразу догадавшись, чей это ребенок, как только Гермиона упомянула Сириуса. Блэк, погруженный в свои мысли прошел дальше на несколько шагов, а Гермиона на мгновение остановилась, изучая его силуэт в темной мантии. Вдруг до нее дошло осознание, что когда она была в Междумирье и ей снился сон с двумя смутно знакомыми мальчиками, она видела не иных, как маленьких Гарри и Рона.  Она улыбнулась этой мысли.  Неужели даже тогда она могла видеть их.  Регулус рассказывал Гермионе, что не видел Сириуса в Междумирье, хотя были другие волшебники и волшебницы, с которыми тот даже не был никогда знаком.  Он думал, почему там были Рэй и Чарли, но не было брата.  Неужели он не захотел видеть Регулуса, ведь они так и не помирились перед его исчезновением?  Получается, Сириус до самой смерти считал брата монстром.  А потом он погиб, растворяясь в арке от безжалостного заклинания Беллатрисы. Гермиона выбросила эти мысли прочь из головы. Она разбежалась и подпрыгнула настолько высоко, насколько у нее хватило сил и хлопнула ладонью по свисающей ветке.  Белые лепестки посыпались сверху, кружа в воздухе и оседая в волосах и на одежде.  Регулус сконфуженно посмотрел на улыбающуюся Гермиону.  Крошечные лепестки запутались в его темных волнистых волосах,  имитируя звездное небо.  Губы Регулуса тронула нежная улыбка.   Он протянул Гермионе руку, приглашая обратно в дом и давая тем самым негласное обещание, предназначающееся ей одной. Шаги их удалялись, а где-то высоко в небе, среди миллиардов звезд, у созвездия Большого пса раздался радостный лай.