Рассветная звезда

Алане от Подгорода почти всегда не по себе. Темно, сыро и очень тоскливо. Слишком. Ей не по себе и от Арка наверху, но там беспокойство несколько другого толка. В Подгороде много печали и страданий, много обделенных и изуродованных. Алане, как неримской беженке, такое видеть не впервой, но каждый раз, как в первый. Она еще помнит, как холодно и голодно быть сиротой во время гражданской войны, как тяжело быть солдатом-новобранцем в отряде из таких же, как ты, но именно это понимание ее слабое место – ей хочется помочь всем. Вот и сейчас она идет мимо того самого Воющего дерева подле арены, видит стонущих мужчин и женщин, которые дерево чуть ли не обнимают, а внутри все скребёт и ноет от бессилия.

Всем не помочь.

Девушка прибавляет шагу, поднимаясь по ступеням наверх, чтобы тихонько понаблюдать за проходящими в ожидании Тараэля. - Ты вовремя, надо же, - слышит она тихий мужской голос из тени. Затем медленно и осторожно выглядывает фигура в капюшоне с маской на лице. Алана на мгновение мешкает, но потом узнает глаза Тараэля и успокаивается. У Тараэля глаза глубокого фиолетового цвета – очень необычные и запоминающиеся. Таких она еще не видела, а поскольку он был в маске – глаза, единственное окошко, которое можно было рассмотреть на сокрытом тканью или маской лице. Единственный открытый участок кожи непривычного серого цвета от маски до надвинутого на лицо капюшона - Алана прикидывает, что это из-за недостатка солнца и нормального питания. Возможно, Тараэль смуглый, но тени играют на коже, делая ее серой. Девушка ныряет рядом с ним в тень опоры массивного второго яруса-улицы. - Я опоздала на бои один лишь раз, - недовольно, но тихо тянет Алана, уперев руку в бедро. Голосить в обстановке секретности было верхом глупости, хотя в этом конкретном месте любые голоса утонут в плаче и причитаниях людей у дерева. - Надеюсь и впредь ты будешь приходить вовремя, - хмыкает Тараэль, приподнимая брови, затем опять становится серьезным. - Готова? Алана кивает, но все же бросает еще один взгляд на дерево. - Интересно, да? Дерево приковывает внимание всех новеньких или потерявших надежду, - вздыхает мужчина. В его голосе недовольство, но совсем немного, больше усталости. Алане кажется, что "устал" - лучшее слово для описания Тараэля, сколько она его знает… "Устал" и "раздражен". А знает она его все эти прекрасные... Пару часов. - Здесь много таких - потерявших надежду, - кивает девушка. Женщина внизу опадает на колени и громко плачет. Эхо каменных стен пещеры делает вой лишь громче и пронзительнее. - Это Подгород - здесь никому не сладко. Дерево… Местные бедолаги верят, что раз в год Черный Страж исполняет желание – всего одно – с записок, что к нему прикрепляют. Затем добавляет несколько пренебрежительно: - Суеверная чепуха. Алана лишь кивает, ее такие вещи тоже не привлекают. - Итак, что за план? – меняет тему она, и Тараэль этим явно удовлетворён, удостоив ответ кивком. Алана наконец замечает, что наниматель в другом обмундировании. В более простом кожаном доспехе поверх робы он смахивает на привычного приключенца с маской на лице и капюшоном. Таких людей в Подгороде - каждый второй. Настолько подозрительный, что не кажется подозрительным вовсе в этой чехарде из скрывающих лица людей. - Сначала нужен небольшой экскурс в историю. Ты слышала что-то о "Ночи Слепых Дочерей"? – уточняет он. У Аланы внутри снова завязывается ком дурного предчувствия, но хочется отмахнуться от неприятного ощущения. Слишком много трагедий. - Я угадаю, если скажу, что речь не о ночных посиделках трех слепых сестер-гадалок? – пытается отшутиться она, но Тараэль только цыкает, чуть закатив глаза. - К сожалению, нет. Это резня, что произошла лет двадцать назад, - поясняет ралаим. Алана лишь больше поникает, опустив плечи. Резня, конечно, еще больше смертей. Самой Алане в ту пору было года два-три и жила она себе спокойно с семьей в Нериме, никого не трогала. - Все случилось на Фермерском побережье в середине лета, - продолжает свой рассказ Тараэль, будто полностью проигнорировав настрой Аланы. - Фермеры только погасили свет после тяжелого дня в поле. Воображение у Аланы хорошее, даже слишком. Не так давно она самолично впервые побывала на Фермерском побережье. Живописные, золотые от спелой пшеницы поля, небольшие добротные каменные домики, сидящий у костра слепой старейшина, что травит байки детям всей деревни… Такое шаткое спокойствие, в котором хочется остаться. Укрыться им, как щитом и самым толстым одеялом, от всего плохого в этом мире. Тараэль продолжает говорить, его голос, тихий и чуть хриплый, выдирает Алану из сцен, что рисует воображение. Быть может, ралаим специально делал эти короткие паузы, чтобы Алана не застревала в собственном воображении надолго, давая крошечные передышки? Но откуда бы ему знать? Еще и так церемониться? Тараэль в глазах Аланы – книга закрытая, запертая на сотни замков. Единственное, что он явно скрывает плохо – свое раздражение и гнев. Не зря в Ралате он – брат Ярость. - Внезапно, неизвестно откуда появились фигуры в плащах с сокрытыми стальными масками лицами. Они врывались в каждый дом и убивали всех, кто им хоть как-то мешал. Тех, кому хватило духу сопротивляться. Все могло ограничиться лишь хаосом, но семьям, где были дочери… - голос Тараэля становился непроницаемо ровным, безэмоциональным и холодным, - особенно возрастом между двенадцатью и шестнадцатью зимами… Им везло меньше - таких дочерей похищали. В общей сложности похитили десять девочек. Узел внутри Аланы сжимается сильнее. В памяти всплывает полупрозрачный, истончившийся от времени образ девочки с ореховыми глазами. Ее кожа, такая же светлая, как у Аланы, но волосы цвета спелой пшеницы, а не черные, как смоль старшей сестры. Ей сейчас было бы шестнадцать, как некоторым бедняжкам на момент трагедии. Но и сама она бедняжка, не дожившая свой век в мире. Алана мотает головой, готовится к жуткому продолжению. - Их нашли неделю спустя. - Тараэль складывает руки на груди, быть может, закрывается от всего, что скажет. - Они лежали на Медяковом тракте, изуродованные, с зашитыми глазами. Одна девочка – одна миля. Алану передергивает от картин в голове. Она судорожно вздыхает, стараясь взять себя в руки, а потом и вовсе обнимает себя за плечи.

Отвратительно. Все это отвратительно.

- И стража, конечно же, не вмешалась? – спрашивает без какой-либо надежды она. - Там стражников было – по пальцам одной руки посчитать. Да горстка крестьянских сыновей, - мотает головой мужчина. - Убийцам-профессионалам они не чета… Напавшие в масках были смертоносны, как окаменевшие, и безжалостны, как заблудшие. - Зачем вообще такое зверство творить? – спрашивает девушка скорее в воздух, чем самого Тараэля. - Никто до сих пор не знает. Однако есть теория. Знаешь ли ты что-то о Чёрных Весах и Джаэле, сыне Кожевника? Алана почти машинально кивает. "Мясник из Арка" - серия книг-дневников Сына Кожевника, серийного убийцы. Чтиво своеобразное, но первая пара книг была вполне себе интересными - хотелось собрать всю коллекцию, прочитать и сжечь. - Серийный убийца, что покончил с собой, - тихо почти что выдавливает из себя девушка. Ей очень хочется убежать на поверхность, глотнуть свежего воздуха. Тараэль удовлетворенно кивает, будто Алана проходит еще одну проверку. - Верно. В книгах, что он писал, утверждается: он был частью Черных Весов. Даже в наши дни есть ученые, отрицающие их существование. Так далеко Алана еще не прочитала, да и едва ли станет. Она остановилась на том, как Сын Кожевника пришел в город и готовил "урок" для двух бедолаг-рыцарей, что чуть не задавили его на конях в спешке. - По словам Джаэля, они считали себя чем-то вроде… Уравновешивающей силы. Якобы они верят, что злоба и грех еще не одержали верх над этим миром. И что баланс добра и зла еще подлежит сохранению. - Но девочки… Они же ничего не сделали, - не понимает Алана. Всё это так неправильно, так сильно открывает старые раны. - В этой истории все очень и очень странно. Обычно Весы убивают лишь тех, кто уже "согрешил", - последнее слово Тараэль выделяет особенно сильно, еще большим количеством желчи в голосе. - Потому нападение на простых фермеров для них не должно иметь смысла. Но у Отца есть теория... - А он, я смотрю, эксперт по всему мерзкому, - язвительно подмечает Алана. Тараэль одобрительно хмыкает. - Можно сказать и так. Он откопал всю доступную информацию о них по крупицам, пусть ее и немного. Но мы еще не дошли до этого. - Что же это за теория? - Алане хочется быстрее закончить этот экскурс в историю и чужие представления о мире. - У Весов есть кто-то вроде провидца. "Святое дитя", он или она, видит вещие сны. Весы их трактуют так или иначе, узнают имена и лица, а затем действуют согласно предсказанному или тому наперекор. Алана хмурится. Ох уж эти вещие сны, ох уж эти видения. Кому, как не ей знать, как все это действует на нервы. Благо, что она видит только пирийцев, а там… Что у этого Дитя в голове творится – можно только предположить, если теория правдива. - Дитя также видит зло "в момент возникновения". Весы решают – убить ли мальчика, что еще не стал тираном. Или убить девочку… - Которая еще не родила убийц, - заканчивает фразу Алана, потирая пульсирующий от боли висок. - Но это бессмысленно. Так можно убить любого – повод найдется. - Звучит безумно… Это безумие и есть, на самом деле, но Весы полностью преданы этой идее, как Ралата предана Отцу и Вознесению. - А какая связь между всем этим и нашим планом? И что конкретно мы собираемся делать? – пытается вырваться из этой колеи Алана, сменить тему, вздохнуть поглубже. - Все просто: Отец убежден, что Черные весы знают секрет Вознесения. Потому он так ими одержим. Ими и книгами Сына Кожевника. Особенно тем, как тот описал ритуал посвящения, во время которого он будто стал одним из убийц. Думаю, и храм в Морозных утесах связан с Весами. Однако, в руках Отца не вся рукопись. Часть страниц была вырвана и украдена. Сейчас он направил все свободные силы на их поиски… - И здесь на сцену выхожу я, да? - угадывает Алана, и Тараэль кивает в подтверждение. - Но как найти эти самые страницы… - Есть только один человек, который мог бы рассказать о судьбе страниц. Калиан. Глаза Аланы округляются от удивления. Тот самый? - Шутишь? Который учитель Мясника? Он что, жив? – выпаливает девушка. - Наставник Сына Кожевника и убийца из Весов, да, - Тараэль вновь злится, голос его становится тише, но резче, почти чеканя каждое слово. - Другими словами – бесчестный ублюдок, который десятилетиями только и занимался, что убивал виновных и невинных Ралаим затихает, переводит дыхание, успокаиваясь. - По словам Отца, Калиан так же был тем, кто организовал Ночь слепых дочерей. Но, похоже, такая бойня сломала что-то в нем, в его тщедушной душе. И он покинул Весы каким-то чудом. Принял новую личину и залег на самое дно. - Ты знаешь, где он? – лишь спрашивает Алана. Ее передергивает от отвращения, от раздражения и даже ненависти. Судя по осведомленности - неверная формулировка. Алана должна была выдать факт, а не вопрос. Раз Тараэль знает так много - он уже все подготовил. Как подготовил и тогда ее похищение с Арены. Тараэль, как минимум, смекалистый - такую оценку Алана дает ему авансом. Смекалистый, но раздражительный, вспыльчивый. - Да, я уже все приготовил. Он ждет нас в еще одном моем укрытии. Когда он напивается, не видит ничего вокруг. Схватить его было легче, чем монетку отобрать у слепого, - кивает Тараэль. - Ты его что, с улицы похитил? – удивляется Алана, резко переходя на шепот. - Отребья с улиц Подгорода исчезает пачками. Никто такого ничтожного червя и не заметил, а рисковать планом я не намерен. Пошли. - Ралаим пожимает плечами, словно в этом действительно нет никаких проблем. Отстраняется от опоры и стремительно уходит вглубь города. Девушка вздыхает, прикрыв глаза. Великолепно, теперь она еще и соучастница похищения. Хотя, если дела обстоят так, как говорит Тараэль, а ему, определенно, виднее - совесть у Аланы должна быть чиста. Алана следует за ралаимом, теша себя крошечной надеждой вскоре вынырнуть на поверхность к свежему воздуху и совершенно пустяковым проблемам. - Мы допрашиваем его, находим страницы и несем Отцу? – уточняет она, скользя в тенях опор до двери из этого сектора пещер. Ралаим удовлетворенно кивает, блеснув отсветом настенного факела в фиолетовых глазах. - Именно. Я доложу, что без твоей помощи никогда бы не смог найти страницы. А поскольку Отец уже заочно тебя выделил… - Участие в экспедиции – вопрос времени, - задумчиво добавляет Алана. - А если нет, будем импровизировать, - пожимает плечами Тараэль. Дверь за ними закрывается также тихо, как и открылась. Никто подле Дерева не заметил две ускользающие фигуры.

***

Наилаку-тени-Калиана, кажется, не страшно. Страшно бывает трезвым, страшно бывает живым, а он ходячий пьяный вусмерть труп, ждущий все никак не наступающего конца. Тень жалкая и отвратительная, и прекрасно это знает – он к этому стремился всем своим прогнившим существом. Как и знает то, что никому он такой не нужен. Однако вот он – в полной темноте и тишине, слышит только свое дыхание и почти не чувствует заведенных назад худых рук. Кожа его рук погрубела от выпивки и грязи, а может и от какой-то из сотен возможных болезней, но запястья саднит от не менее жесткой веревки или прута. Наилаку страшно лишь на поверхности - так зверь в капкане ждет охотника без какого-либо желания сопротивляться. Наверное, похититель просто перепутал Наилака с кем-то более важным, более весомым, более чистым. В гулкой тишине раздаются эхом чужие шаги. Раз-два, раз-два. Шаги мягкие, как шелест речки в Подгороде, и шаги тяжелые, как тумаки стражников. Кто-то весьма спешит, как Наилак спешит за новой порцией дешевого пойла в "Ложного Пса" в праздничный день. Спешит забыть, наесться и напиться, чтобы вновь быстрее настал новый день саморазрушения. Затем еще и еще, и еще. Следует гулкий щелчок, Наилак поводит затекшими плечами, чувствуя прилив боли в связанных руках, поворачивает голову в сторону звука, но ничего не видит. Что-то на его голове мешает видеть, но не дышать. Темнота удивительно его успокаивает, как птичку в клетке с накинутой поверх тканью. Вновь наступает тишина, Наилак дышит шумно и тяжело. Ежится от холода в пространстве, где сидит. Может его зарежут? Или утопят? Наилак мотает головой.

Нет, такая смерть для чистых и славных, а он ничтожество и жалкая тень.

Слух Наилака достаточно острый, даже после смены шкуры, остатков былой славы Калиана, славы убийцы и деспота. Он слышит чужие шепотки в эхе собственного дыхания. - Я дам тебе поговорить с ним. Чтобы все было честно и правдоподобно, если тебя спросят. А врать ты наверняка умеешь плохо, - говорит мужской голос строгим менторским тоном, тоном наставника и учителя. - Однако помни: никакого сострадания. С этой мразью мягким быть нельзя. Нельзя, соглашается с кем-то снаружи Наилак, кивая. - Хорошо, - отвечает женский мягкий голос. - Точно? Никакого сострадания, - мужской голос усиливается, становится еще холоднее и властнее. - Повтори. - Никакого сострадания к этой мрази. Но и убивать его просто так мы не будем, договорились? – женский голос становится более колючим, как кошачья лапка, выпускающая коготки. Следует раздраженный вздох. - Он убийца, - будто пытается достучаться до собеседницы мужчина. Наилак мотает головой. Он-Наилак, не убийца. Старая шкура-Калиан убийца тех маленьких цветков. У Наилака нет воли прекратить даже собственную жизнь, не то что чужую. - Мы, вроде как, тоже, - не гнется женщина. - Но степень греха у нас разная. Идем, наниматель, мы, кажется, спешим. После щелчка следует скрип, словно отворилась деревянная дверь. Шаги мягкие и тяжелые приближаются.

***

Наилак вел их к Смоляной Яме – огромной шахте, которая пахла не сильно лучше самого пьяницы. Алану вновь передергивает. Придется чистить доспех, и не раз, чтобы только эти запахи ушли. - Ты уверен, что нам сюда? – поднимает голову Тараэль, смотря на несколько ярусов над ними. - Если это ловушка… - Что вы! – мотает головой бедняк. - Наилак знает, когда нужно подчиняться, ведь он – паразит. Можете доверять ему. - Доверия не будет, но так и быть... Веди, - прижимает маску ближе к лицу Тараэль. У Аланы маски нет, а очень и очень жаль. Туда можно было положить толченых трав, чтобы вонь не так сильно била в нос. Они проходят мимо нескольких ралаимов, провожающих взглядами три их фигуры в пустые шахты. Их путь ведет сквозь темный заброшенный тоннель к водяному колесу, или чему-то подобному, и обрывающемуся краю спуска. Здесь такая же винтовая структура ярусов. Алана опасливо смотрит в сторону края и ниже. Ей отчасти интересно, из праздного любопытства, были ли своды пещер Подгорода естественными или сосланные с поверхности люди множество лет, нет, веков ранее, выдолбили себе жилища в скале? - Мы пришли… Наилак просит вас сделать несколько шагов самим. Наилак не в силах… Он не может, - стонет пьяница, останавливаясь у самого поворота на развилку вверх-вниз. Алана видит, как лоб его покрыт испариной, а руки дрожат уже явно не от опьянения или похмелья. - Это что, ловушка? – вновь вспыхивает Тараэль, доставая клинки. Глаза пьяницы округляются. Он теперь похож на кошку с круглыми, как блюдца, глазами. - Что? Нет! Нет-нет-нет! Как вы не понимаете… Найлак не может… Не после стольких лет и дел. Если не верите – убейте Наилака сейчас же, но он не сдвинется с места, - препирается бедняк. - Идем, он не убежит. - Алана делает шаг к Тараэлю, чуть дотрагивается до его руки. Ралаим не отпрянул, но всем видом показал, как ему неприятно. - Ищите скелет. И надо будет копать... - лишь говорит чуть громче пьяница. - Ладно, идем, - соглашается Тараэль, мотнув головой к проходу. - Иди первая. Затем доносится уже за ее спиной: - И не забывай, я слежу за тобой, паразит. Алана идет вперед, всматриваясь в ярусы заброшенной шахты. Делает пару пассов руками, вызывая Хати. Волк появляется из воздуха и тихо приветственно рыкает, делая вокруг призвавшей круг. Его острые уши услышат врагов раньше, чем ее человеческие глаза их заметят. Но в шахте пусто, и Алана движется дальше, иногда косясь на фигуру Тараэля чуть поодаль позади. Скелет и правда находится, придавленный камнями. Рядом растет совсем молодой папоротник, отличающийся от собратьев рядом. - Отойди, - командует ралим, беря лопату, что валяется неподалеку. Он копает какое-то время, пока не слышится стук лопаты обо что-то в земле. В свете факелов в яме виднеется деревянный… - Гроб? – удивляется Алана, затем заходится кашлем от запаха. Отвратительная вонь затхлости и... - Что? Он там кого-то похоронил? – настораживается Тараэль. Лопатой же пробивает крышку гроба, выпуская еще больше смрада наружу. Между досок виднеется край обугленной плоти и мешок. - Там тело, - неожиданно говорит она, отшатнувшись на шаг. Смрад сгоревшего человеческого тела, что заставляет Алану вспомнить слишком многое. Желудок ее сводит, благо что особо и выходить нечему. Девушка лишь отходит в сторону, чтобы не видеть, не будоражить воспоминания и мысли.

Ты их всех убила, именно ты. Убила и сожгла, не помнишь?! Бедная сестра и мамочка! Бедный я!

- Ты чего? Мертвяка что ли впервые увидела? - непонимающе уточняет Тараэль, повернувшись от гроба к Алане. Она снова чувствует его взгляд спиной. - А ты не чувствуешь? Как горелой плотью воняет… Ох… - отвечает девушка после долгих пауз, пока желудок ее крутит узлом. На какое-то время повисает тишина. Неловкая, напряженная, полная звука стучащего в висках пульса. - У тебя что, нюх, как у крысы или жука на мертвечину? Я ничего не чувствую за вонью Смоляной Ямы, - не то ерничает, не то серьезно спрашивает ралаим. Затем возобновляется звук работы лопатой. Слышится треск дерева и ткани. Алана бросает взгляд за плечо – Тараэль достал мешок и отошел от гроба, рассматривая трофеи. На свет от факела ралаим вытаскивает кипу скрепленных страниц и стальную маску. Наконец-то. - Чье там тело? Не верю я, что "я похоронил Калиана" было настолько буквальным, - глубоко дышит Алана, но от смрада шахты ей лишь сильнее скручивает живот. - Наверняка какого-то бедолаги, что подвернулся под руку. Видел, как этот мерзавец идет делать своё черное дело, - хмыкает Тараэль, голос его вновь холодный и злой. - Запихал его в гроб и поджог, затем скрыл всю эту мерзость вместе с маской и страницами. Алана опять видит в его глазах что-то странное – отстранённость. Тараэль будто вновь говорит сам с собой. - Но хоронить тело… - Откуда нам знать, что тогда творилось в его голове? Мы говорим о человеке, что убил десять невинных детей, - давит Тараэль. - Логика здесь бесполезна. - Ладно-ладно, страницы у нас. Идем, меня сейчас стошнит от всего этого, - вздыхает девушка. Они поднимаются обратно к месту, откуда зашли сюда. Наилак сидит на земле и смотрит на воду, что бьется о водяное колесо. - Миледи, мессир! – голосит пьяница. - Вы нашли что искали? Нашли. Вижу по вашим глазам. Алана все гадает - как. Как у этого пропитого существа, иначе не назвать, случаются моменты истинного просветления и невероятные проблески интуиции. - Страницы и кое-что еще. Чье тело в ящике? – спрашивает ралаим.

А сам говорил – что не важно уже…

Алана закатила бы глаза, да так устала, что шевелиться лишний раз не хочется. - Но он же говорил вам, - вновь не понимает Наилак. - Это Калиан. Затем пьяница поворачивает голову к Алане. - Наилак похоронил его, - вновь будто прописную истину повторяет он. - То есть там лежит твое старое я? Буквально, - повторяет свой вывод девушка. В голове у нее это никак не укладывается. Наилак активно кивает. - Ладно, плевать, - обрывает диалог Тараэль. - У нас есть страницы. Мы получили, что хотели. Лицо пьяницы просветляется, он с надеждой смотрит и на Алану, получая ее согласный кивок. - Тогда Наилак пошел, мессир, миледи, - спохватился старик, но путь ему преграждает рука ралаима с обнажённым клинком. Алана напрягается, волк подле нее чувствует настрой и тоже готовится к бою, разгораясь синим цветом. - Тебе нужно ответить за свои преступления, Калиан. И давно пора. - Голос ралаима тихий и вкрадчивый, полон агрессии и нескрываемой злобы. - Тараэль, стой. Мы же обещали… - пытается вклиниться прорицательница, но получает лишь осуждающий взгляд и пренебрежение. - Тихо, - командует Тараэль. - Я передумал. Он заслуживает смерти за все, что сделал. В эту игру можно играть вдвоем. Алана делает шаг вперед ему наперерез. - Мы обещали, ралаим. Посмотри на него, - она показывает рукой на пьяницу. - Он сам наказал себя лучше любого судьи. Он сгниет заживо где-то в самых темных уголках Подгорода. Он ничтожен и презираем. Хватит. Тараэль смотрит на Наилака, на Алану и обратно. Затем опускает голову, делает глубокий вдох и опускает клинок. Видно, как он физически себя перебарывает, как дрожат фиолетовые глаза-окошки. - Этого недостаточно, но ладно. Держи свое жалкое слово, - бросает он девушке и поворачивается к пьянице. - Радуйся, паразит, сердце моей напарнице слишком мягкое. Но Наилак не двигается, внимательно всматривается в глаза Тараэля, в то крошечное окошко, открытое миру. - Лето… - шепчет он. Тараэля словно электричеством пронзило. Вновь напряжен, собран, клинок дрожит в его руке. Не кончится это все добром. Совсем нет. - Повтори, - почти что угроза звучит из уст ралаима. Алана чувствует, что добром все это не кончится. - Ты и твой друг Лето… В том приюте… Дядя Наилак! - сплошным потоком выдает бедняк. - Что ты знаешь о приюте? – внимательно слушает Тараэль. Клинок в его руке дрожит - совсем немного, еле заметно. Но Алана видит, как пошатнулось что-то внутри Тараэля, шевельнулось где-то за глазами, в душе. - Когда Наилак был еще сильным и большим, одна киранийка наняла его помогать. Ты помнишь? Носить ящики, подавать еду, убирать. - Глаза пьяницы сияют просветлением и слезами.

Ему будто изнутри больно.

- Дядя Наилак… - Глаза Тараэля расширяются от какого-то внутреннего осознания. - Да, да. Вы звали его дядя Наилак! - пьяница ликует, поднимает руки к небу. - Столько лет прошло, но он вспомнил! Ты и твой друг – вы были неразлучны, пока… Алана наблюдает за всем происходящим в непонимании, но на мысли сейчас нет времени. Тараэль либо взорвется и наворотит дел, либо успокоится, и они уйдут. - Я помню. Да, помню! – его фигура будто сжимается еще чуть сильнее, словно дрожит готовая выстрелить пружина, а голос становился выше, агрессивнее, холоднее. - И ты помогал им тогда, когда нас выкупили! Сколько эта сука платила тебе? Тащить ящики, продавать детей Ралате… Все вы одинаковые, ублюдки! Алана смотрит, как вскипает Тараэль. Как самозабвенно вонзает клинки в тело жалкого старика, некогда бывшего Калианом – учителем Сына Кожевника, Мясника из Арка. Смотрит и просто не успевает даже дернуться в его сторону. Все заканчивает столь же быстро, как свет покидает испуганные глаза этого… низшего существа – другого слова Алана не подобрала. Голос смотрит на труп бедолаги еще какое-то время, затем смахивает с клинков кровь, убирая их. - Мы же договорились! - устало выдыхает девушка, потирая лоб. У нее нет силы на злость, да и пустое это. Сейчас хотелось скрыться на поверхность, помыться и забыть всю эту отвратительную историю. - Он все равно не заслуживал жизни, - уперто говорит Тараэль, скрестив руки на груди. Конечно, снова этот его жест, защитный механизм. Стена, заслон, непроницаемая пелена между ним и миром. Бейся как хочешь - не пробьешь. - Да, но мы все равно договорились, - машет она рукой на безжизненное тело. - Давай впредь чтить наши договоренности. - Если что-то не нравится – вали, - огрызается ралаим. - Ты меня нанял, а я добросовестно выполняю работу, ралаим, - резко отвечает и она. - Принципиальная беженка, посмотрите на нее, - язвит он. Привычный закрытый жест, захлопнулся от мира и стоит недовольный. Эта перепалка действует на нервы Алане даже больше вонючих сводов Смоляной Ямы. - Да, принципиальная. И мой принцип в том, что каждый, кто раскаивается в своих действиях, достоин нового шанса, - отбивается она. Напряжение в воздухе витает такое, будто словесная перепалка вскоре перейдет в самый настоящий поединок. И не факт, что у Аланы есть много шансов против своего нанимателя. - Он никак не исправит того, что натворил! – продолжает наседать Тараэль, всплескивает руками, тычет в сторону трупа. - Смерть – вот его грандиозный финал. - Да, но он жил, прекрасно все понимая, - делает шаг вперед и Алана, смотря голосу в глаза. - Можно жить, зная, что не искупишь вины! Но с пониманием, что еще можно исправиться, сделать что-то хорошее. Хотя бы не творить больше зла. Тараэль хмыкает, фыркает себе под нос, будто не в силах смириться с такой идеей. - Что у тебя вообще за принципы? А то вдруг нам не по пути, и я зря трачу с тобой время, - уточняет он язвительно, злобно. Пытается оскорбить каждым своим новым словом, взглядом и вздохом. Алана подняла руку, загибая пальцы, полностью игнорируя яд в его голосе. - Их всего три: Во-первых, я четко и добросовестно выполняю работу, на которую меня наняли. Как держу и данное кому-то слово. Во-вторых, если враг передо мной раскаивается, действительно раскаивается – я прощаю его. Каждый имеет право на исправление. В-третьих, не бросать близких людей и друзей. - Какая принципиальная идеалистка, - почти что брезгливо бросает Тараэль. Отворачивается от нее, скрывая лицо за капюшоном. Как сейчас выглядит его лицо? Его выразительные глаза, единственное окошко в мир из-под маски ралаима. - Зато способная идеалистка. Не будь у меня моих способностей, ты бы меня не нанял, - она будто зеркалит его и скрещивает руки на груди. - И уже жалею об этом, - вновь повторяет голос Отца. - Пошли, нужно отнести Первому провидцу потерянные страницы. И рассказать тебе о правилах, чтобы все крысе в гузно не полетело.