Одинокие души

Альфред не знал, сколько прошло время. Полчаса, час, может быть два. Все растворилось в эмоциях, и потеряло свои рамки. Он плавал в мыслях, ощущениях, воспоминаниях, и переодически захлёбывался ими, словно солёной водой. Буря внутри бушевала, внушая ненависть ко всему существующему. - Почему они так поступают? - с отчаянием прошептал он. В ответ, на спину легла рука. Тёплая, и грубая. И Джонсу не полегчало, нет, но картина в голове стала более ясной, а если вернее выразиться, понятной. И нечто в груди доломалось. Безнадёжно отпало, как жухлая листва зимой. Но Альфреду уже стало все ровно. Отпало и отпало, плевать. Мир не рухнул, солнце не раскололось на части. А сил на очередные переживания, уже не осталось. - Кто? - осторожно спросил Иван, очерчивая пальцами узоры на спине. Он долго молчал. Прислушивался к дождю, что постепенно стихал, и теперь не бил по рукам мощным потоком. Стихия успокоилась, оставив за собой только грязные лужи. И они остались лишь напоминанием, о прошедшем безумии природы, что взбушевалась словно дикое животное. Альфред продолжала молчать. Кто? Одноклассники, друзья, знакомые? Ответ не находился. Джонс прокручивался картинки, а видел только свои чувства и отдаленные голоса людей. Они эхом разносились по мозгу, но так и не запоминались, растворяясь в темноте, звенящей, пугающей, и до ужаса пустой. - Я... - Альфред судорожно вздохнул. - Я не знаю... Наверно никто. Глупо. Иван должен был рассмеяться, но нет, молчал, продолжая гладить спину. Джонс ощутил непомерную благодарность, и Брагинский расцвёл в его понимании ещё в большей степени. Он аккуратно бросил взгляд на Ивана. Глаза наткнулись на два янтаря, которые явно контрастировали, в общей серости окружения. В них что-то светилось. Что-то трепетное, и доселе незаметное. Такое, что Джонс побоялся бы сломать. В золотистых радужках разливалась медовая река. По концам они становились рыжими, как веснушки рассыпанные по носу. И всю эту красоту и великолепие покрывали длинные ресницы, слишком опущенные, и печальные до нельзя. Протянутые веером, они всегда оставались незамеченными. Незамеченные для людей. Незамеченные для Альфреда. Раньше. - Прости... - глухо выдыхает Альфред. - За что? - удивленно спрашивает Иван. Он молчит. Не в состоянии сказать. - За всё - расплывчато и фальшиво говорит он. - ,, За то что тебе придётся пройти весь этот кошмар со мной’’ - честно прибавляет он внутри. **** И он честно всё послал. Или почти, но сути это не меняет. В тот же день, когда он весь красный и потрёпанный шёл под руку с Иваном, к ним подбежала одна, не сказать что знакомая, девушка. Лица её он не увидел, а может не запомнил, но в памяти фигура отложилось как очертание, момент, но не определенная личность. Она быстро затараторила о своём далеком, вызывая тошные ощущения в горле. Его начинало морозить, только кто-то начинал вываливать на него толщи новой информации. Бросало в озноб, неприятным холодком пробегаясь по коже. Мурашки ледяной стужей пролетали от макушки до пят, вызывая один только страх и отторжение, что выросло в нём принципиальным ростком. - А потом он мне такой... - девушка рвано выдохнула, и с осуждением посмотрела на него. - Ты меня слушаешь, нет? - Нет - честно признался он, и скрылся дверью туалета. После этого по школе конечно поползли липкие слухе, те самые, что разлетаются между людьми уносимые ветром, и зацепляются за хозяином насмешливым табу. Но Альфреда там не было. И он туда не вернулся. ***** - Рейс Нью-Йорк - Москва успешно совершил посадку в третьем терминале, - механическим голом вещала женщина. Люди шумной гурьбой посыпались из стеклянных дверей, громко разговаривая и приветливо махая знакомым. Стучали колёса чемоданов, летал иностранный ропот среди толпы, и отчетливо слышался русский крик, застывающий под высоким потолком. Джонс как заворожённый оглядывался по сторонам. Огромные окна, куча шума, производили на мужчину должное впечатление. - Альфред! - окрикнул его знакомый голос. Сердце пропустила гулкий удар. Он живо обернулся. - Ваня, - выдохнул он, и побежал тому на встречу. Улыбка озарила лицо непроизвольно. Появилась сама собой, вызванная неосознанным порывом. Они врезались в друг друга резко, налетев с силой, и спугнув удивлённых прохожих. Прижались лбами, впитывая тепло. - Я скучал - немногословно улыбнулся Брагинский, заглядывая в лазурные глаза сквозь стеклышки очков. Он смотрел на него с плохо укрытым трепетом и заботой, обнимая как что-то ценное, в боязни это потерять. Но Брагинский сразу же смутился. На его манер, это прозвучало слишком открыто, и он, как суровый, или слишком застенчивый, молодой человек, поспешил все исправить. - Как тебе Москва через окна самолета? - неловко перевёл тему он. - Она огромная! - воодушевлённо воскликнул Джонс, счастливо улыбаясь. - Ты видел эти поля? Километры! - Это ты ещё сёла не видел- засмеялся Ваня. Он ещё раз взглянул в родные глаза, и обеспокоено сжав его руки, прижатые к своей груди, затронул сложную, затянувшуюся на несколько лет тему: - Что сказал твой терапевт? - Смена обстановки пойдёт мне на пользу. Плюс, разлука может срубить лечение на корню, - он устало потёр переносицу, словно пытаясь успокоить сново взбушевавшиеся нервы. - Ещё раз проходить всю эту муть с врачами я не хочу. Итак в прошлый раз ели вылечили, с этими экзаменами и ... ну ты знаешь. Они замолчали, наслаждаясь моментом. Вокруг шумела толпа, но двое молодых людей, накрытые собственным куполом, постарались их не замечать и не слушать. - Все будет по другому, - наконец сказал Альфред. - Конечно, любимый - улыбнулся Иван и повёл их в новую, счастливую жизнь.