Лезвие.

Минуло несколько месяцев с того момента, как Роуз и Леви отдалились достаточно для того, чтобы перейти на приказной тон в отношении друг друга. Неприятно, горько, обидно. Но оба, трезво оценивая ситуацию, понимали – эти окситоциновые всплески не доведут до добра. *** Ханджи с горем пополам уговорила провести праздник в честь коронации Хистории. Уж больно капитаны не хотели пить с мелюзгой, которые и без того были застуканы с флягами горячительного, однако добродушная Зоэ смогла растопить чёрствые сердца товарищей, уломав даже командора посидеть вместе с ними. Ближе к вечеру столы немного сдвинули, освободив место для тех, кто захочет танцев. Девушки весь день крутились на кухне, стараясь приготовить как можно больше. Это пиршество было не столь по случаю коронации, сколько для того, чтобы расслабиться, отдохнуть телом и душой, получше узнать друг друга и просто забыться в суете звенящих чашек. Такой гул давно не стоял в трапезной, ведь капитан Леви всегда был на страже порядка, готовый проломить хребет любому, кто нарушит тишину и спокойствие, но сегодня даже суровый капрал не так уж и суров. Брюнет сел в углу, облокотившись спиной о стену и вальяжно закинув ногу на ногу. Он взял целую бутылку горькой, отвратительно невкусной, но такой ароматной настойки и не спеша попивал её, даже не морщась, хотя любого вывернуло бы наизнанку от пары глотков этой браги, которую так умиротворённо глушил Аккерман. Он изучал затуманенным от алкоголя взглядом всех присутствующих, что так звонко смеялись и пели песни. Дальше – больше. Один из кадетов умудрился достать подобие гитары, а затем исполнил что-то звонкое, как ни к кстати подходящее под танцы. Под пьяные возгласы из-за стола поднялся Жан, слегка пошатываясь и расплываясь в довольной пьяной улыбке. Он позвал Микасу на танец, а та, как ни странно, сдалась без боя. К парочке подтянулись и остальные, задорно смеясь и ритмично пританцовывая в такт музыке. Железные чашки то и дело жалобно звякали, сталкиваясь друг с другом после очередного тоста или брудершафта. Сегодня пили все и за всё. Этот хаос не был по душе чёрствому капитану, он не любил эти шумные посиделки с морем выпивки и тонной грязи после всего празднества. Он любил пить в одиночестве, размеренно, едва потягивая горячительное в звенящей тишине четырёх стен. Но почему-то он все всё ещё сидел в этом душном помещении, среди запаха пота вперемешку с перегаром, громким бренчанием гитары и нескончаемым гулом, хуже чем на базаре. Леви чего-то ждал, он украдкой выискивал в толпе ту, ради кого, собственно, и пришёл сюда. Ему хотелось понаблюдать издалека, ловить её лёгкие движения и с замиранием сердца смотреть, как красиво она танцует. Но Роуз так же отчуждённо сидела за столом, подперев кулаком щёку и расплываясь в нетрезвой улыбке. Она не искала Аккермана, ей это было ни к чему, ведь он чётко и ясно всё объяснил – не лезь. Брюнет сверлил тяжёлым взглядом спину светловолосой девушки. Он не мог не заметить, как хорошо сочеталась её чёрная лёгкая юбка чуть ниже колена с такой же чёрной блузкой. Помимо всего, Леви отметил, как сильно отросли её белёсые волосы – почти до поясницы. Они водопадом струились по её плечам и спине, переливаясь от жемчужного к пшеничному под светом керосиновых ламп, что так тускло освещали столовую. «Да ты совсем в стельку» – подумал про себя Аккерман, пресекая эти постыдные пьяные мысли, которые так и норовили пробраться в здравый и беспристрастный ум капрала. Просидев ещё пару минут, Гарделис выпрямилась и пошла танцевать с остальными. Она не искала себе пару, ей нравилось кружиться в одиночестве, от чего-то так искренне улыбаясь. Угрюмый капитан приоткрыл рот от удивления и широко распахнул глаза. Он не мог отвести взгляд от тонкой талии, что была так туго перетянута поясом юбки, а обнаружив, что девушка танцует в аккуратных босоножках, ловко, почти невесомо переступая с одной половицы на другую, его нутро пробило крупной дрожью. Аккерман чувствовал себя влюблённым дураком, стараясь сослаться на излишне крепкий алкоголь и изголодавшуюся мужскую сущность. Столь прекрасное чувство было так чуждо и тошно для непробиваемого капитана. За годы службы он утратил всякое влечение к женскому теплу, утратил способность испытывать что-то кроме долга и жажды убийства, но глядя на хрупкую и одновременно сильную Гарделис внутри что-то ломалось, его принципы рушились вместе с каменными стенами, выстроенными вокруг заледеневшего сердца – чтобы наверняка. Она всего лишь танцует, не для кого-то, а потому что ей хочется, а он всего лишь слетает со всех тормозов. Тихо, безмолвно, но так горячо. В восемнадцать лет Аккерман впервые оказался в постели с женщиной – бордельной распутницей, готовой на всё. На протяжении двух лет он частенько заглядывал туда, пробуя каждую обитательницу гадюшника. В двадцать один он остепенился, отказавшись от плотских утех ради миссий, ради посвящения себя защите Стен и народа. Вспомнив свои безумные годы, ему стало дико интересно – была ли когда-нибудь Роуз с мужчиной? Только вот ответ на этот вопрос он вряд ли узнает, даже если спросит прямо. Как минимум получит пощёчину, максимум – Гарделис собственноручно свернёт ему шею. Последний расклад событий вполне устроил бы Аккермана – почему бы не умереть от столь прекрасных женских рук? Глупости, пьяные бредни. В этой суете Леви не заметил, как Роуз пропала из виду. Она будто испарилась, растворилась в шумной толпе и пропала. Теперь ему тут делать нечего. Брюнет не спеша поднялся из-за стола, желая побыстрее оказаться в душе, а там и в мягкой чистой постели. Выйдя в коридор он услышал какой-то шум на втором этаже, как раз где располагались капитанские комнаты. Он ступал бесшумно, как кот, даже не скрепя кожаными сапогами. Минуя лестничный пролёт звуки стали отчётливее – кто-то ругается. Гарделис холодно и надменно, как и полагается капитану, отчитывала кадета, видимо, пытавшегося признаться ей в нежных чувствах. Однако увидев капрала, мальчишка чуть не выронил сердце в пятки и немедленно ретировался. Сразу после, Леви развернулся к Роуз и прижал к стене, уперевшись ладонями по обе стороны от её недовольного лица. — Ты совсем охренел, Аккерман? – мелкая дрожь негодования пробежалась по позвоночнику блондинки. — Хочу сказать тебе одно, ты сама хвостом перед ними крутишь, танцуешь так, словно это дети, а не солдаты, лишённые человеческих удовольствий, – рыкнул брюнет, глядя исподлобья на подругу. — Я тебя не понимаю, Аккерман, – она выказывала своё недовольство, называя капитана по фамилии, – сначала отшиваешь, потом сцены ревности в пьяном угаре закатываешь. Разберись в своей больной башке. Леви стиснул зубы, не зная что ответить. Уж слишком резала правда, которую озвучила Гарделис. Она попала в цель, зацепив капитана до невозможности. В ответ он лишь ухмыльнулся, делая шаг назад и язвительно указывая рукой на дверь её комнаты, мол «вали, тебя никто не держит». Но она не ушла, продолжила стоять у стены, хмуря брови и хищно щуря раскосые голубые глаза, наполненные обидой и непониманием. — О чём речь? Ты такая же как и я, в тебе нет и грамма тепла, а эти игры только будут мешать, – огрызнулся Леви, складывая руки на груди. — Мудак ты, капрал Леви. Чёрствый, как сапог и тупой как валенок, – Роуз совершенно не следила за языком, щедро одаривая оскорблениями охреневшего от такой дерзости капитана. Но он знал, что обтекает за дело. Все её слова по поводу его тупости и бессердечности были чистой правдой. Все их взаимоотношения были острым краем лезвия; один неверный шаг – смерть. И даже сейчас, в напряжении, они горели безумной любовью друг к другу. Болезненной, но самой чистой и искренней. В их бездонных глазах сверкали искры, а губы нервно подрагивались в немом крике. Леви блуждал зверским взглядом по искажённому негодованием лицу Гарделис, цепляясь за её аккуратные черты. Скользнув вниз, он бестактно, утопив весь стыд в настойке, оценивающе посмотрел на плавно вздымающуюся женскую грудь, выделяющуюся сквозь блузку. Вновь заглянув в её голубые глаза, мужчина шумно выдохнул. Фантазия разыгралась донельзя, Аккерман уже мысленно имел её прямо тут, в общем коридоре. Почувствовав как внизу живота требовательно заныло, он не сдержался; грубо схватил острый подбородок Роуз и поцеловал так, что у неё подкосились ноги. Он ни одну девушку не целовал с таким удовольствием, как сейчас. — Чёрствый, говоришь? – самодовольно ухмыльнулся моментально протрезвевший капитан. — Бесчувственный, если быть точнее, – Роуз была довольна не меньше, однако подразнить капитана хотелось как никогда. Он молча взял её руку и, не отводя глаза, с силой прижал узкую ладонь к своему крепко стоящему члену. Такой твёрдый и горячий. Её глаза округлились, а шея нервно дёрнулась. Волна смущения вылилась румянцем на вечно бледных девичьих щеках. Леви готов был кончить от одной лишь реакции блондинки. — Да ты представить себе не можешь, как сильно я тебя хочу, – прошептал он ей в самые губы, слегка наклонив голову в бок. Теперь и она ощутила приятную тяжесть внизу живота. Роуз сдавленно охнула, почувствовав, как смазка начала обильно сочиться сквозь белье. Сдерживаться не хотел ни о он, ни она. Вновь припав к бледным девичьи губам, Леви открыл свою комнату наощупь, затащил туда Гарделис и звякнул защёлкой. Жестокое нутро брюнета проснулось слишком вовремя – он хотел ярких и острых ощущений. Хотел вновь почувствовать себя живым, почувствовать себя любимым и желанным, ощутить жар её тела и аромат шёлковых волос. Он упивался ею, теряясь в собственных ощущениях, захлёбываясь эмоциями, но всё ещё хмуро глядя на неё. Крепкие мужские руки до боли, но самой приятной боли, сжимали тонкую талию, скользя к груди и затем снова вниз. Он изучал её всю, будто завтра уже не наступит, будто ему нужно запомнить каждый сантиметр и без того изученного тела, которое он не раз видел обнажённым. Да, случалось и такое, особенно на миссиях, когда река одна, а солдат – целая стая. Леви на секунду оторвался от губ девушки, развернув её спиной к себе и толкнул в таком положении на стол. Роуз выгнулась как кошка, ожидая следующих действий капитана. Неизвестность и догорающий в крови спирт разжигали ещё большее желание, настоящую необузданную страсть, животную и грубую, под стать двум убийцам, что посмели поддаться искушению, влюбились вопреки всем и вся, добавив в монотонную жизнь немного смысла. Она предстала перед ним в самом желанном виде, такая беззащитная и покорная, приглушённо постанывающая от его умелых прикосновений. Леви рычал ей на ухо, периодически роняя скупые мужские стоны. Брюнет приподнял её юбку, стянул светлое белье, развёл стройные девичьи ноги шире и размашисто вошёл двумя пальцами. Сдавленный стон отдался эхом в голове, а возбуждённый до предела член начал пульсировать жгучим желанием. Гарделис обрывисто дышала и изнемогала от предвкушения, цепляясь ногтями за дубовый стол. Аккерману было мало – левой рукой он собрал светлые волосы и, намотав их на кулак, хорошенько потянул на себя. Правой рукой расстегнул пуговицу на белых армейских брюках и спустил их вместе с бельём до колен, а затем этой же рукой помог себе войти в неё. Он толкнулся резко и глубоко, не думая о том, что может причинить боль, ведь ему этого и хотелось. К удивлению капитана, девушка застонала ещё громче, теперь казалось, что их слышит вся казарма – плевать, даже если это правда. Сейчас мир существует только для них, они не волнуются о призрачном завтра, которое обрушит на них лавину стыда, заставит здравый смысл бить в голову похмельной мигренью. Возможно, они пожалеют обо всём, что происходило в комнате капитана, но не сейчас. Роуз принадлежит Леви, а Леви принадлежит Роуз. Она вся его, целиком и полностью, каждый её вздох, мутный взгляд исподлобья и сладкий запах волос. Это их слабость, они беззащитны друг перед другом. Аккерман положил руку на острое плечо Гарделис и развернул к себе лицом, желая видеть, как ей хорошо с ним. Он усадил девушку на стол, откинул мешающийся подол юбки и снова начал фрикции, упираясь рукой в стол, а другой придерживая её ногу под коленом. Она вцепилась руками в его шею, сильнее прижав к себе. Леви чувствовал себя живым, чувствовал себя желанным мужчиной. Ему нравилось наблюдать за неритмичным дыханием Роуз, её скользящими тонкими пальцами и движениями тела, когда она выгибалась навстречу новым толчкам. Их тела покрылись испариной, а влажные шлепки ласкали слух. Роуз напряглась, но уже через пару секунд обмякла, доводя глубокие царапины на шее Леви до самого ворота рубашки. Аккерман охнул и прижался всем своим крепким торсом к женскому телу, самозабвенно кончая. Не успели капитаны опомниться, как в дверь настойчиво, с силой постучали. Леви быстро натянул брюки, на ходу застегивая ширинку, а Гарделис поспешила прижаться спиной к стене, чтобы её не было видно. Дверь скрипнула и с порога послышался голос Ханджи. — Слушай, я всё понимаю, но стены деревянные, мне вообще-то всё слышно, – она говорила непринуждённо, с насмешкой. — Твою мать, Зоэ, ты ради этого мне чуть не вынесла дверь? – голос Леви вновь приобрёл язвительную холодность и безразличие. — Я не знаю, кого ты там оприходуешь, но будь добр немного тише, – чуть более серьёзно попросила шатенка. — Ладно, – цокнул в ответ Аккерман, как бы делая напарнице великое одолжение. Дверь снова захлопнулась. Брюнет решительно подошёл к подруге, взял за затылок и грубо поцеловал. Он не умел показывать свою любовь, его этому не учили, однако Роуз всё было понятно без слов и красивых клятв в вечной верности. Девушка нежно отвечала на поцелуй, тая в его руках также быстро, как тлеет уголь в печи. — Спокойной ночи, – стыдливо шепнула блондинка, пытаясь как можно быстрее покинуть комнату капрала. — Не хочешь остаться? – ухмыльнулся Леви, хватая Гарделис за локоть. Он не спрашивал, а говорил с буквальным упрёком, будто она оскорбила его своим уходом. — Хочу, – смелее выпалила она, глядя в глаза капитану. — Так в чём проблема? – Аккерман неоднозначно вздёрнул бровь. — Что наши подумают, увидев нас утром? – ответила вопросом на вопрос Роуз. — Мне плевать, – огрызнулся капитан. Ему не нравилось, когда кто-то зависел от чужого мнения. Ему насрать, даже если бы весь 104-ый узнал о сегодняшней ночи. Именно эта дерзость, его грубость, стремление идти напролом, наперекор судьбе. За это Роуз и полюбила его. Гарделис забрала из своей комнаты ночнушку и поспешила вернуться к капралу. Переодевшись, она заплела волосы в тугую косу и легла на грудь капитана, внимательно слушая, как бьётся его сердце, а он, в свою очередь, обнял девушку и, со всей непривычной для него нежностью, поцеловал в светлую макушку. Роуз не сомневалась. Леви любит её горячо и искренне, а она чуточку больше.